 |
| Известия | Владимир Легойда | 29.06.2012 |
Такое ощущение, будто мы живём в эпоху писем. История с тремя женщинами, сплясавшими на амвоне в храме Христа Спасителя, словно дала новый импульс развитию в нашем обществе эпистолярного жанра. Пишут за и против, с призывами покарать и помиловать, пишут властям светским и церковным — эмоциональным художественным стилем и сухим юридическим языком. Пишут в том числе и в качестве попытки внести ясность и определённость в ситуацию, кажущуюся многим запутанной и малопонятной.С одной стороны, появление всех этих разнокалиберных писем вполне естественно — идёт общественная дискуссия, люди высказывают разные точки зрения на развитие ситуации. При этом важно, что практически все подписанты всех писем, придерживающиеся порой противоположных взглядов на развитие событий вокруг скандальной группы, вместе с тем не оправдывают обсуждаемого поступка. «Панк-молебна» на амвоне не оправдывает никто, кроме — увы, до сих пор! — самих его участниц. (И, видимо, организаторов, о которых так никто и не узнал. Разве, может быть, следствие?) Именно с их стороны пока не раздалось однозначных слов сожаления о содеянном и о той боли, которую они причинили сотням тысяч верующих, — лишь полунамёки («кто обиделся — пусть простит»). И то хорошо.
С другой стороны, удивительно обнаруживать невнимание большого количества людей, подписывающих разные воззвания, к позиции Церкви, невольно вовлечённой в эту неприятную и неудобную для неё ситуацию. Церковь порой не просто упрекают в молчании и равнодушии — но даже чуть ли не напрямую обвиняют в аресте и задержании участниц «панк-молебна». Степень абсурда растёт на глазах: почему, ну почему вы считаете, что Церковь должна принимать обвинения такого рода?! Как можно так бездумно смешивать понятия и вешать на Церковь прокурорские ярлыки?
Позиция Церкви по этому делу озвучивалась многократно, в том числе и её Предстоятелем. Да, грех должен открыто именоваться грехом — грехом, а не перформансом или невинной художественной шалостью. Да, имело место нарушение сакрального пространства храма, причём в демонстративной, публичной, вызывающей форме. Наша Церковь не переживала ничего подобного за последние 20 лет.
В то же время мы говорили и будем говорить о необходимости отделять грех от грешника. Церковь всегда готова принять раскаявшегося преступника, нарушителя, кощунника и хулигана. И всегда молится о вразумлении тех, кто к этому покаянию ещё не готов.
Идёт следствие. И на данном этапе вмешательство в ситуацию будет воспринято как нарушение норм права, квалифицировано как давление на следствие. Что касается печалования об осуждённых — так осуждённых ещё нет. Напомню, что преступником или невиновным человека может признать лишь суд. Суда ещё не было. В зависимости от приговора будет озвучено и слово Церкви.
Невмешательство в ситуацию ни в коем случае не означает безучастности. Многие священники говорили о готовности встретиться с членами панк-группы. Могу это ещё раз подтвердить. Такая готовность есть. Так что если подобная встреча до сих пор не произошла, то не по нашему нежеланию.
Пастырский долг остаётся пастырским долгом. Мы будем стучать в эти запертые двери и заявлять о своей готовности к встрече, беседе, исповеди — в зависимости от того, к чему будут расположены задержанные. Да, к сожалению — именно к сожалению — время на это у них ещё есть. Лично мне представляется, что их нахождение под стражей на период следствия тянется действительно слишком долго. Почему — пусть ответят юристы. Со своей стороны могу лишь сказать, что Церковь в любой момент выйдет навстречу и с любовью примет сожаление и раскаяние любого, кто окажется к нему готов.
