Войди в чужое горе, возьми его на себя

22 июня — день памяти святого праведного Алексия Московского

К лику праведных Церковь причисляет тех подвижников, которые жили в миру, как говорится, обычной человеческой жизнью: состояли в браке, несли то служение, в котором были призваны (см.: 1 Кор. 7, 20) — и при этом смогли исполнить заповеди Божии, достигли святости. Святой Алексий Московский, один из таких праведников ХХ века, на первый взгляд — обычный приходской священник. Что сделало его «правилом веры» для мирян и образцом служения для пастырей? Сегодня, когда так не хватает опытных духовников и так мало людей, воспитанных в церковной традиции, святой московский батюшка может многому нас научить и сам обязательно поможет, если мы обратимся к нему в молитве.

Старец в миру

Святой праведный Алексий родился в Москве 17 марта 1859 года в семье регента Чудовского хора. Чудовский монастырь был кафедрой митрополита Московского — святителя Филарета, и святитель проявлял искреннее участие и любовь к своему регенту и его семье. Святитель Филарет умер, когда Алексею было семь лет, но он всю жизнь помнил его, относился к нему с благоговением и теплотой. Один из духовных чад праведного московского старца так сформулировал суть их внутренней близости: «Как тот, так и другой были необыкновенно, до безжалостности требовательны к себе и исполнительны во всем, что казалось их служения и долга».

Первые уроки веры, любви и самоотвержения отец Алексий получил от своих родных. Семья регента (у Мечевых было трое детей) помещалась в небольшой двухкомнатной квартире. Тем не менее, когда сестра матери овдовела, ее, тоже с тремя детьми, радушно приняли к себе и зажили одной дружной семьей. Батюшка говорил, что у него до старости не было своей комнаты, но о поступке родителей он всегда вспоминал с самым теплым чувством.

Алексей Мечев окончил семинарию, женился, принял священный сан, в 1893 г. был рукоположен во священника к небольшой церкви Николая Чудотворца в Кленниках. В то время это был бедный пустующий приход, ничем не примечательный по сравнению с соседними богатыми храмами Сретенского сорока. Первое, что сделал новый священник — ввел в своем храме ежедневное богослужение: в то время, когда говеть принято было в лучшем случае один-два раза в год, богослужение в большинстве храмов совершалось лишь два-три раза в седмицу. «Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме, — рассказывал впоследствии ба­тюшка. — Один протоиерей говорил мне: „Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. За­ходил в церковь — пусто. Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь“». Через несколько лет, когда в храме яблоку негде было упасть, люди говорили, что «прикипели» к храму на Маросейке, потому что ощутили здесь ни с чем не сравнимое напряжение молитвы. «Я помолюсь», — неизменно отвечал батюшка на все просьбы о помощи, на любой рассказ о бедах и скорбях, и помощь, утешение приходили обязательно.

«Мой неоцененный ангел. Жизнь моя, принимай лекарство, пей побольше молока, забудь обо всем в мире, думай только, чтоб тебе поправиться скорее», — это строки из письма отца Алексия к горячо любимой жене, страдавшей наследственной болезнью сердца. У супругов было пятеро детей, один из которых умер во младенчестве. В 1902 году Анна Петровна скончалась, оставив батюшку неутешным. В это время близкая по духу семья устроила его встречу с праведным Иоанном Кронштадтским. «Вы пришли разделить со мной мое горе?» — спросил, увидев его, отец Алексий.— «Не горе твое я пришел разделить, а радость, — ответил отец Иоанн, — тебя посещает Господь. Оставь свою ке­лью и выйди к людям; только отныне и начнешь ты жить. Ты жалуешься на свои скорби и думаешь — нет на свете горя больше твоего, а ты будь с наро­дом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет».

С этого момента у батюшки действительно началась новая жизнь. Он послушался, принял наставление отца Иоанна и всю жизнь исполнял его от сердца: «Пастырь должен разгружать чужую скорбь и горе». С утра и до поздней ночи, в храме и на дому его ждал беспрерывный поток посетителей — скорбящих, болящих, заблудших душ. Пока были силы, и сам он посещал свою паству — обычно семьи, где все погибало и где за него ухватились как за последнюю соломинку. Духовное чадо батюшки, священник Сергий Дурылин вспоминал: «Где батюшка? — спросишь бывало. — „Увезли в Марьину Рощу“. Увезли еле дышащего, больного, слабого. Дождешься его. Машет рукой, как бы сам над собой посмеиваясь. „Чай пил у такого-то в Марьиной Роще“. Выпитый им „чай“ приносил мир в семью, ибо он приносил с собой только любовь, только всепрощающее понимание каждого и всех: для него не было виноватых, и оттого виновные начинали чувствовать свою вину. Он рассеивал тучи, низко ходившие над семьей, тучи злобы, будничного, мелкого, самого могучего вседневного зла».

«Есть два подхода к людям: преподобного Серафима и Иоанна Предтечи. Мне ближе подход преподобного Серафима, я и стараюсь так подходить. К каждому надо подходить очень осторожно и нежно», — говорил батюшка.

«Дух Маросейки»

В первые десятилетия ХХ века, когда неверие стало чуть ли не признаком «просвещенного» человека и общественная атмосфера накалилась до предела, в Москве, других крупных городах на приходах сложился ряд крепких общин. Это были настоящие островки жизни во Христе. Одной из самых известных, оставивших глубокий след в церковной жизни, была община храма на Маросейке, где служил отец Алексий Мечев. Она объединила представителей самых разных слоев общества. Среди духовных чад святого праведного Алексия были известные, образованные люди — врачи, профессора, художники, и вместе с тем самый простой народ. Чем привлекал их храм святителя Николая?

Безусловно, притягивала сама личность батюшки. Но он ведь не только сочувствовал, утешал — он учил своих чад напряженной духовной жизни. Особое значение он придавал исповеди: «Недостаточно того — перечислил все грехи и конец, и ничего не получилось; а нужно, чтобы грехи опротивели, чтобы все это перегорело внутри, в сердце, когда начнешь вспоминать. и вот тогда-то уж грех будет противен, и мы уже не вернемся к нему».

В голодные, холодные, полные горя послереволюционные годы в храме на Маросейке ежедневно после вечернего богослужения священники (к тому времени несколько духовных чад батюшки приняли по его благословению священный сан) беседуют с прихожанами, читают с ними Евангелие, жития святых, разбирают богослужение. В это же время служба в храме становится особенно продолжительной, уставной. На первых порах это вызывало недовольство прихожан, но батюшка Алексий ободрял духовенство и клирос: «Ничего, не смущайтесь, потом все будут утешаться и вас благодарить». И действительно: «Редкие храмы в Москве давали такое успокоение человеку, — вспоминал диакон Владимир Сысоев.— Этим и объясняется то, что живущие духом Маросейки, даже в суровые дни 1919−1920 гг., когда зачастую не было и хлеба, чтобы прокормить себя, не чувствовали этого отчаяния, этих мук голода, какие испытывали в то время другие люди, маловерные и ропщущие на Бога, — и примером своим достаточно подтверждали истинность слов Спасителя: Не хлебом единым жив будет человек (Мф. 4, 4)».

Со временем члены общины взяли на себя всю заботу о храме, его богослужебной и хозяйственной жизни. Среди них были алтарники, регенты, певчие; они сами пекли просфоры, читали Псалтирь, убирали и украшали храм — наемных, «платных» сотрудников не было. По благословению батюшки Мария Николаевна Соколова (монахиня Иулиания) обучала желающих иконописи. Сестры общины занимались с детьми, учили их основам веры, устраивали для них праздники и летний отдых за городом. В этом, кстати, урок непреходящей ценности для современных отцов-настоятелей: все то, что сейчас называет активной приходской жизнью, катехизацией, социальным служением — «вызревает» естественным путем там, где люди объединены внимательным духовным руководством, молитвой, участием в богослужении. Все члены общины вспоминали, что чувствовали себя большой дружной семьей. «Ходите в церковь чаще, причащайтесь чаще! — призывал праведный московский батюшка своих чад.— Здесь вы почувствуете себя воистину дома — братьями, сестрами, детьми Отца Небесного».

Общину на Маросейке называли также монастырем в миру — в том смысле, что ее прихожане, ничем не отличаясь от других людей по своему виду и по своим занятиям, в миру «пожили привременно и премирно». Сын батюшки Алексия, который принял руководство общиной после его кончины — будущий священномученик Сергий Мечев — называл ее покаяльно-богослужебной семьей.

Маросейская община принесла обильный мученический «плод спасительного сеяния». Протоиерей Сергий Мечев в 1942 году был расстрелян в тюрьме Ярославского НКВД. Еще трое из сослуживших ему и праведному Алексию священников были казнены в Бутово: священномученик Петр (Петриков), священник Михаил Шик, иеромонах Савва (Борисов). Многие братья и сестры общины были арестованы, высланы, отправлены в лагеря и тюрьмы. Однако были и те, кто дождался возрождения храма святителя Николая (он был закрыт, разорен и использовался как подсобное помещение с 1932 по 1990 г.) и встретил в нем дорогого батюшку: мощи святого праведного Алексия были обретены и перенесены в храм на Маросейке в 2001, спустя год после его прославления.

Сегодня каждый, кто находится в Москве, может зайти в этот уютный храм — он расположен буквально в трех шагах от метро Китай-город — и попросить у батюшки помощи. Если же попасть в Москву пока невозможно, можно перечитать его проповеди и наставления: «Будьте теплом и светом для окружающих; старайтесь сперва согревать собою семью, трудитесь над этим, а потом эти труды вас так завлекут, что для вас уже узок будет круг семьи, и эти теплые лучи со временем будут захватывать все новых и новых людей и круг, освещаемый вами, будет постепенно все увеличиваться и увеличиваться; так; старайтесь, чтобы ваш светильник ярко горел».

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=60 683&Itemid=3