 |
| Православие в Украине | Александр Ломыкин | 19.06.2012 |
Наша беседа с Александром Петровичем Ломыкиным, 
заведующим отделением патологии беременных Киевского роддома № 6, состоялась в дни жарких «абортных» дискуссий вокруг нашумевшего законопроекта, поданного на рассмотрение в Верховную Раду. Мы не пытались обсуждать сам документ — в юридических формулировках трудно разобраться. Мы говорили о возможности в принципе запрещать аборты на общегосударственном уровне — будет ли толк от директив, если весь уклад жизни нашего государства и общества «заточен» под «право женщины самостоятельно распоряжаться своим телом».
У Александра Петровича, как человека верующего, прихожанина Православной Церкви, практикующего врача-гинеколога, мнение об абортах сложилось давно и аргументировано. Если запретить — толк будет, однозначно. И опыт стран, которые таким путем пошли, это доказывает.
В то же время, не будет ли в наших реалиях закон-запрет просто очередным законодательным экспериментом?
Какие вообще могут быть пути борьбы с абортами? Насколько общество готово назвать вещи своими именами и говорить об абортах как об убийстве нерожденных младенцев, а не «восстановлении менструального цикла»? Прекратит ли государство развращать детей и подростков, разрешая плодиться навязчивой пропаганде в СМИ «свободного образа жизни»? Согласны ли отказаться от абортов сами врачи-гинекологи в своём большинстве?
Об этом и многом другом читайте в интервью с Александром ЛОМЫКИНЫМ — кандидатом медицинских наук, врачом высшей категории, возглавляющим Общество православных врачей Киева, а в субботние и воскресные дни исполняющим послушание чтеца в одном из киевских монастырей.
«Раньше я не представлял, как можно работать в сфере акушерства и гинекологии, минуя абортарий»
— Александр Петрович, известно, что Вы активно выступаете в защиту нерожденных детей и против абортов. Насколько остро эта тема стоит в Вашей жизни, прежде всего, в силу профессиональной деятельности?
— Тема, в любом случае, острая. А вопрос совершения абортов — это вопрос абсолютно личный, и мне кажется, сейчас в мире практически нет ни одного человека, который хоть какую-то точку зрения не имел бы по этому поводу.
Бесспорно, навязать свое мнение нельзя. Но в моей жизни аборты стали настоящим камнем преткновения.
Я неплохо учился в институте, и, возможно, по-другому сложилась бы моя карьера, чем сейчас, хотя я кандидат медицинских наук, заведующий отделением и прочее. Рвение к медицине у меня было очень большое, пока в 1992 году Бог не посетил меня, и я не воцерковился. И воцерковился так, знаете, как говорят: в неизвестные воды с головой бросился. И когда я узнал, исповедуясь и причащаясь, что аборт — это грех, и грех смертный, то, конечно, возникло горячее желание бросить свою профессию. Длилось оно несколько лет. Питер, Соловки, Греция — я ездил по многим святым местам и везде просил благословения, чтобы больше не заниматься этой профессией. Но я его не получил, что для меня на тот период было очень прискорбно.
Я не знал, чем себя занять, где себя применить. Работать на полную грудь мне казалось невозможным: я не представлял, как можно трудиться в сфере акушерства и гинекологии и пройти мимо абортария. Но сейчас я осознаю, что, может, и нужно было через это пройти. И теперь уже могу твердо сказать, что Господь помогает. Помогает в том смысле, что складывается так, что я успел позаведывать в нескольких отделениях роддома, но нигде непосредственно с абортами не соприкасался.
Более того, на каком-то этапе мне пришлось все рассказать руководству, сказать, что я верующий человек и по своим убеждениям ни при каких обстоятельствах этого делать не буду. И, как оказалось, можно абсолютно спокойно работать в лечебном учреждении, не делая аборты.
В этом отношении мне помог опыт зарубежных клиник. В Швеции я встретил коллег, врачей-католиков, которые по свои убеждениям не делают аборты. Они работают в Литве, Польше, где действуют «христианские роддома», при которых есть христианские женские консультации.
Католики к этому относятся очень скрупулезно. У них, например, ксёндз никогда не возьмется повенчать пару, которая не окончила почти 4-месячные курсы по натуральному планированию: их папские буллы очень строго запрещают контрацептивы. Для них «аборт» — не просто слово. Все, что касается прерывания жизни младенца в утробе — величайший грех. Даже мысль о том, что ее кто-то может прервать каким-то образом, невозможна. Если, к примеру, беременная женщина на раннем сроке делает рентген — это грех. Если она делает какие-то процедуры, которые могут повредить ребенку — тоже грех. Использование презервативов и все остальное в этом смысле у них очень скрупулезно прописано как большие грехи. Не говоря уже об абортах.
Борьба за жизнь нерождённых младенцев ведётся по всему миру и во всех религиозных конфесиях. Антун Лисец, активный член организации Pro life, неоднократно приезжал ко мне в Киев. Это хорват, врач, настоящий боец, который ведет борьбу конкретно с абортами, ездит по всему миру с лекциями, был также в России и Украине. То есть, есть люди, для которых это вопросы всей жизни, они посвящают этому всё время.
И вот, к примеру, с каким положительным опытом удалось познакомиться. Какой-то период в Польше аборты были запрещены. Конечно, женщины оттуда ездили в Швецию, к нам, на Западную Украину… — бесспорно, светское, полностью деморализованное общество не может так вот сразу от этого отказаться. Но были и положительные моменты, которые заключались в том, что сами по себе врачи акушеры-гинекологи для себя поняли и осознали, что-то, что они делали в абортарии — это похоже на работу палачей, делающих своё дело по заказу. У поляков как бы открылись глаза, в том числе, и у гинекологов. И если после принятого закона кто-то из врачей-поляков делал аборты, то встречал к себе откровенное неуважительное отношение.
Конечно, законодательное запрещение абортов дало свои плоды. Может, рождаемость автоматически и не повысилась, но мера ответственности супружеских пар, общества и государства возросла на несколько порядков.
Другое дело, наши реалии…
«Если закон будет принят, первое, что ужаснет всех окружающих — это уровень развития здравоохранения. Второе — мы сами…»
Как врач, практикующий, работающий в роддоме, заведующий отделением, я имею представление о реальном положении дел и могу констатировать такой факт, что не все, что будет прописано в законе, сможет быть реально осуществимо.
К примеру, в законе прописано, что наша медицина бесплатная. Но я сам иногда болею и несмотря на то, что врач, всегда готовлюсь к денежным затратам. Болеть — дело дорогое, хотя по закону, опять же повторюсь, медицина у нас бесплатная.
Если говорить о законодательном запрете абортов в нашей стране, то придется признать, что наша современная отечественная медицина с большой натяжкой готова к таким законам. Во-первых, женщину все равно надо будет лечить, а зачастую спасать. Известно, что после криминальных абортов за медицинской помощью обращаются не сразу. Часто женщин госпитализируют в критическом состоянии, когда стоит вопрос выживания или смерти. А стоимость такого экстремального лечения — это десятки тысяч гривен. При нашей бедности, кто оплатит лечение и спасение жизни такой женщины?
Во-вторых. Даже в период сталинских запретов на искусственное прерывание беременности, когда женщин привозили в больницы в критическом состоянии (после криминальных абортов), их хотя бы привозили — потому что в том обществе, если кто-то лежал — никто мимо не проходил, поднимал тревогу либо вызывал скорую.
Сейчас пройдут мимо. Даже мимо окровавленной женщины. И это действительно страшно.
— Если продолжить Вашу мысль. У нас сейчас очень многие, скажем так, живут ниже среднего уровня доходов, и на врачей и лечение средств как раз и не хватает. Допустим, женщина совершает криминальный аборт, а подобная процедура, как правило, стоит недешево. И вот она попадает в ситуацию, когда из-за неудачной операции у нее ухудшается самочувствие, так она может вообще в больницу не пойти и дома умереть. Потому что понимает, если пойдет в больницу, ей там не помогут, потому что денег нет.
— Трудно сказать, как все будет на самом деле, но женщины мало-мальски обеспеченные, конечно же, найдут себе возможность уехать в другую страну — в Белоруссию, Россию или туда, где это можно сделать. Такая придумает повод, и как это правильно организовать, потому что все равно лечебное учреждение дает определенные гарантии, что операция выполнится более надежно в плане снижения риска медицинских осложнений.
Вопрос в другом. Криминальные аборты, которые делались раньше, — их делали профессионалы, знающие свою работу. Кто будет делать сейчас — большой вопрос.
«Количество абортов за годы значительно сократилось. Но, прежде чем порадоваться, давайте проанализируем, почему?»
— Мы с Вами так много говорим о проблемах и угрозах. А есть какая-то позитивная динамика? Меняется ли ситуация в лучшую сторону, или только ухудшается?
— За эти 15 лет, если сравнить времена 1992−1993 годов, когда я попал в эту среду, и сейчас, 20 лет спустя, я могу вполне серьезно констатировать следующие изменения.
Первое. В городе Киеве на сегодняшний день нет ни одной больницы, где не было бы своего храма или молитвенной комнаты.
В 1997 году я впервые попал в общество православных врачей Киева, так с этого времени очень многие из наших врачей стали священниками и служат в этих храмах. Это очень серьезное дело, можно сказать, судьбоносное.
Сейчас нет больницы, где пациент не мог бы пригласить в палату священника. Доступ священника к пациентам сейчас свободный. Во все праздники можно без проблем прийти, помолиться самому, заказать молебен в больничном храме. Часто священника приглашают в отделение — освятить палаты. Мой главврач меня иногда просит, чтобы я приглашал из Ионинского монастыря священников, и мы идем с кропилом по корпусам, освящаем наше лечебное учреждение.
Всё это — серьезная проповедь христианства как такового.
Второй очень важный этап: пациенты стали много читать и узнавать о православии. Я уже примерно 20 лет крещу новорожденных деток. Они очень тяжелые — на грани смерти, и, имея благословение священника, я совершаю над ними Таинство Крещения «страха ради смертного». Многие из них выживают — и люди, родители, это знают, поэтому приходят и просят покрестить. Так что могу говорить о том, что церковная грамотность невообразимо выросла за эти 20 лет.
Далее. Я не видел ни одной женщины — а с ними, как с пациентками, я в основном и общаюсь, — которая бы не знала, что аборт — это грех.
Все врачи здесь, в нашем роддоме, даже те, которые делают аборты, знают, что это грех. Думаю, большинство наших врачей не хотят делать аборты, в том числе и по моральным принципам.
Таким образом, проповедь в больницах уже проведена, семена дают свои всходы.
Другое дело, общество. Обществу о недопустимости абортов надо не просто говорить, надо постоянно напоминать.
Вот возьмем Евангелие: если со стороны посмотреть — на богослужении постоянно читается одно и то же Евангелие, — ну, казалось бы, зачем? Все просто: repetiсium est mater studiorum (повторение — мать учения). Человек так устроен, что все время забывает.
Наша задача — постоянно напоминать людям, что действительно льется кровь невинных младенцев. Да, если раньше это было 4−5 миллионов по всему Советскому Союзу, если в 1990-х это был приблизительно 1 миллион младенцев, то сейчас это приблизительно 200 — 180 тысяч — и цифра постоянно уменьшается.
Но прежде чем порадоваться позитивной динамике, давайте задумаемся, почему цифра уменьшается? Если «копнем» глубже, то обнаружим, что, прежде всего, женщины стали информированнее — они не хотят идти на аборт, а если идут, то очень переживают. В данных случаях они больше заложницы — и как раз больше всех и страдают.
Почему-то часто получается, что нежелательная беременность — женская проблема, и она должна сама ее решать. И чаще всего, зная бестолковость многих мужчин, женщина решает проблему приемом гормональных контрацептивов, или прибегает к помощи спиралей, или тех контрацептивов, которые гарантируют ей, что она не пойдет на аборт. Правда, в большинстве своем женщины не знают, что почти все контрацептивные средства имеют абортивный эффект. При той же спирали до нескольких раз в течение года происходит самостоятельное прерывание беременности на ранних сроках.
Таким образом, количество женщин, которые занимаются контрацепцией, увеличилось в несколько раз. Это первая причина сокращения количества абортов.
Вторая причина — бесплодие. Господь, видя это наше безумие, просто не дает детей. Вообще бесплодие в настоящее время распространено в огромном количестве. Если я буду называть цифры, то иногда в них просто невозможно поверить. Более того, бесплодны не только женщины. В некоторых регионах цифра мужского бесплодия достигает 40%. Это тоже причина, почему уменьшилось количество абортов.
И хотя проповедь ведется, население уже не в состоянии получить этот дар деторождения. Что такое контрацепция? Человек, по сути, бежит от Божьего благословения. Бежит, бежит и когда-то убегает. Страшно, когда Господь оставляет семью бездетной. В 1960-х годах, когда случилась так называемая «сексуальная революция», женщина увидела первую контрацептивную таблетку и сразу расслабилась. Но уже сменилось с тех пор третье поколение, вот и имеем последствия сексуальной свободы.
И третью причину можно указать. Сокращается число женщин репродуктивного возраста. Мы сейчас входим в тот период, когда рожают женщины девяностых годов рождения. А тогда, в кризис, время распада Союза, рождаемость была очень низкая, и вот то поколение входит в детородный возраст. Их мало, кто сейчас будет рожать? Поэтому ближайшие 10 лет мы практически обречены на серьезный обвал рождаемости. Этот вопрос только сейчас поднят и он не сойдет с повестки дня.
«Давайте думать, как бороться с абортами паралельно с разработкой законопроектов»
— Что делать со всем этим?
— Я не революционного характера человек, и потому считаю, что все эти вопросы надо не просто обсуждать, а обсуждать с девизом — «это наша общая национальная беда».
Вот приходит ко мне женщина. Я у нее роды принимал, знаю ее много лет. Плачет, что ей делать, снова беременна. Она действительно не понесет этого: забулдыга муж, ушел к какой-то молодой. Вот она сидит передо мной, что я должен ей сказать?
В Москве, к примеру, есть священники — отец Максим Обухов, отец Димитрий Смирнов, которые занимаются борьбой с абортами больше 15 лет. Что они придумали? Говорят женщинам: если вы этого ребенка выносите, то мы гарантируем, что устроим его в детский дом, обеспечим питанием, образованием и в дальнейшем — работой. Только не убивайте, оставьте его в живых. И они реально выполняют то, что обещают. Когда-то, паломничая по святым местам, я спросил об абортах игумена Соловецкого монастыря. Ответ был короток: «Так пусть родит, покрестит, а потом убьет…»
Действительно, количество умерших некрещеных младенцев страшно велико. Мы же не знаем загробную участь младенца. Но вот это обречение, умереть некрещеным — это страшно. Как это донести до основной массы людей?
— Вам не кажется, что ситуация изначально поставлена с ног на голову? Государство своих граждан развращает, вводя в школы секс-просвет и обучая «правильной» контрацепции, позволяя навязчиво рекламировать разгульный образ жизни с экранов телевизоров. А Церковь должна придумать, как ей уговорить этих развращенных людей не сделать аборт, и еще придумать, как устроить этих деток, которых собираются или убить, или бросить их собственные родители.
Почему одни живут, как хотят, а другие должны придумывать, как бороться с последствиями? К примеру, сиротство. Государство одной женщине разрешает отказаться от ее ребенка, просто написав заявление, а другой, показывая с экранов телевизоров несчастные глаза брошенного малыша, предлагает взять этот крест на себя. По-моему, это такое глобальное лицемерие.
Что такое запрещение аборта для людей, живущих вне контекста сохранения жизни как таковой? Они и свои жизни гробят, и маленькую жизнь им не страшно погубить.
Возможно, Церковь все-таки должна отвечать за свое — окрестить младенца, вразумить, укрепить морально и духовно женщину, которая собирается оставить ребенка? А государство должно выполнять свои функции — обеспечивать жизнь граждан законодательно.
— Первый мой комментарий заключается в том, что наше общество очень стремительно развивается. Развитие бывает прогрессивное и регрессивное, какое идет в нашем случае, вы сами, наверное, догадываетесь.
Возьмем время ровно сто лет назад — 1912 год. Еще не было Пироговского съезда, когда собрались акушеры-гинекологи, хирурги, и вели дискуссии, стоит ли наказывать врача за то, что он сделал аборт женщине, когда ей это было необходимо по медицинским показаниям. Наказание за аборт тогда было уголовное: врач лишался всех своих привилегий, и ему грозило несколько лет каторги.
Вот собрались врачи и стали думать: о пациентке разговора нет, она и так несчастная, с ней все понятно; вопрос стоял о «чести мундира» врача. Государство тогда было церковное. И в том церковном государстве закон о запрете абортов — это было нормой и обычным явлением.
И уже в 1920 году Ленин подписал декрет о разрешении абортов. Это была не просто революция, это сотрясло весь мир. В единственной точке земного шара разрешили такое. С тех пор началась стремительная деградация.
И если говорить сейчас о том, кому и за что отвечать, то весь вопрос в том, что мы живем далеко не в церковном государстве. Церковь у этого государства — далеко не на первом месте. А самое главное, что все воцерковленные люди для себя этот закон уже приняли. Для них запрещающий аборты закон не надо писать. Церковный человек, верующая женщина борется до последнего, и пока сердечко ребенка бьется, она не разрешит к себе прикасаться. Она будет писать заявления, отказы от медицинской помощи, но никогда не даст себя абортировать, если там еще что-то живет. Это все видят, все уже поняли, что это те «чокнутые» верующие, и у них свой закон написан у них на сердцах. И таких — может, процентов 10%, не больше.
А оставшимся 90% — массе — предлагают законодательно запрещать аборты. Можно только себе представить, какое огромное количество грязи, пошлости, никому не нужных комментариев мы услышим. Самих женщин вынудим говорить нехорошие вещи, превращаться в феминисток, хотя по натуре, по большому счету, каждая в глубине души — против абортов.
«Раннее половое воспитание — это как одна ложка цианистого калия в бочке с медом»
— А можем ли мы говорить еще и о такой стороне абортов, как коммерческая, а не только нравственная? Что существование абортов — это экономически выгодно: и самим врачам, которые на этом зарабатывают, и фармацевтическим компаниям, производящим контрацептивы или работающим с абортивным материалом, и государству, которое то ли по недосмотру, то ли целенаправленно работает над разрушением у своих граждан моральных ориентиров.
— Финансовую сторону тоже нужно обсуждать, со всем множеством подводных камней.
Но немаловажным является также и тот факт, что на фоне абсолютного секспросвета у нас люди реально развращены. С утра и до вечера — на экранах, на страницах, на рекламных щитах на улицах — все призывает только к одному: расслабься и получи удовольствие.
Как быть, как ограничить этот поток? Не знаю.
И какие последствия мы в результате имеем? Смещены и нарушены два очень важных показателя — мужчина и женщина. Они одинаково равны и взаимно необходимы. Но такой момент: для женщины важна благоговейность, для мужчины — чувство ответственности.
А у нас мужская ответственность начинает ликвидироваться еще со школы. Мальчика воспитывают в основном женщины, система наказания отсутствует. Он не понимает, что происходит, просто плывет по течению, ни за что не отвечает, не приучается к ответственности. Доходит до армейского возраста и всеми силами пытается «откосить» от армии. А если и попадает в армию, то это уже совсем не те Вооруженные Силы.
А чувство благоговения, которое есть у девушки?.. Она сейчас стесняется быть девственницей, вот в чем дело! У нас в роддоме есть отделение детской гинекологии. Приходит девочка, до 17 лет. Первый вопрос, который мы задаем: ты живешь половой жизнью или нет. И многие живут. А с кем? С таким же абсолютно безответственным подростком!
Раннее половое воспитание — это как одна ложка цианистого калия в бочке с медом: мамы носили деток в храм, причащали, говорили о вере и Боге, а потом в них, в эти бочки, бросили яд. И вот они, будучи уже отравленными, физиологически нуждаются в том, чтобы продолжать это. А государство, развратив эти два мозга, теперь бросилось решать другую проблему — как сделать так, чтобы эти двое не забеременели.
Еще один результат — уходят чувства. Должен быть период романтики. Мужчина, будучи ответственным, должен научиться влюбляться. Он должен совершать какие-то рыцарские поступки. Должен видеть перед собой какого-то героя, стремиться ему подражать, но знать, что героем стать непросто. А когда героем можно стать за полчаса, сидя за компьютером и не выходя из дома, и хоть каждый день.
Девочка, соответственно, имея свои потребности, приучается к цинизму через пресыщение. У нее отсутствует чувство благоговения, оно просто насилуется, извращается. Скромность, то качество, которое вызывало уважение у любого мужчины, исчезает. Все хотят быть кем? — Моделью.
Безответственность и отсутствие благоговения рождает огромное количество ранних сексуальных контактов. Им хочется. Пока еще хочется! А потом, будучи пресыщенным, нарушив чувственное восприятие, нарушив благоговение, потом им этого вообще не хочется. И в период, когда они уже готовы иметь детей, им это неинтересно.
Да, они понимают, может быть, что семья — это здорово, это «как бы надо», но они уже истощены. Вот такая болезнь поразила наше общество, и пока она прогрессирует, мы должны констатировать, что имеем нацию малоперспективную.
Но это лечится. Лечится глубоким покаянием в Церкви. Молитвой. Чтением Великого покаянного канона — уединенно, где-то в монастыре на послушании. И исправлением жизни, стремлением всеми силами к тому, чтобы вернуть себе чувство благоговения.
«Закон о запрете абортов должен стать делом всей нашей жизни. И он должен созреть»
— Понятно, что верующие ведут борьбу на своем участке. И Церковь может сколько угодно призывать своих чад создавать православные детдома, но все равно это будет не массово. Что, на Ваш взгляд, помогло бы реально переломить ситуацию?
— Для начала, я думаю, от закона я бы не отказывался, закон нужен. Другое дело, что каждый плод должен быть созревшим.
Чтобы это не был мертворожденный закон, он должен созреть. Чтобы он созрел, люди должны поверить, что он вообще может осуществиться. Лично я убежден, что при всех референдумах, при всех лоббированиях, этот закон вряд ли будет принят с первой попытки. Но будет поднята тема, и, как всегда в нашей стране, на этой теме очень хорошо проявится общественное мнение по отношению к абортам: кто «против», кто «за», и какие аргументы являются поводом для раздора.
Далее. Если уж принимается законопроект, то чтобы не возникло по отношению к нему ситуации, когда встает вопрос — а судьи кто? С моей точки зрения, люди, которые занимаются этим законопроектом, должны приближаться к чистоте по своему поведению, по своим моральным устоям, хотя бы по стремлению. Чтобы было видно, что человек готов за это положить душу, а не использует «горячую тему», лишь бы наступить обществу на «больной мозоль». Потому что этот законопроект может быть вообще — целью всей жизни. Но чтобы он «сработал», необходимо принять очень много других законопроектов. Общество должно быть, как минимум, богатым, медицина — обеспеченной, социальная служба — развитой, государство — некоррумпированным.
И ещё. Если мы примем пусть даже образцовый закон, и он не сработает, то это будет катастрофа: больше этот вопрос на таком уровне мы поднять не сможем. Поэтому в этом вопросе нельзя экспериментировать.
Поэтому считаю, что нужно подробно обсуждать этот закон: разумно подойти к нему, разобрать по пунктам, посмотреть по порядку, одно за другим. Возможно, как первый этап, этап полного запрета абортов — только для тех женщин, которые здоровы и дети их здоровы, а они просто не хотят иметь детей. Далее для других категорий и по четким показаниям.
Но само по себе хотя бы изучение законопроекта уже будет очень большим делом. Мы посмотрим, чего люди хотят. Определим, что-то, то и это — моменты полезные, а то — лишнее, а это — преждевременное, а то точно еще не созреет. Территория Украины — канонически православная, и аборты — это проблема и боль именно православных людей, боль, что больше всего славянского населения гибнет в утробе матери.
Я бы хотел жить вообще в православном государстве, в государстве, где православный человек — это человек мирный, добрый, ищущий благодать и раздающий эту благодать. Для него однозначно невозможным является убивать нерожденных младенцев.
Как бы хотелось, чтобы над Украиной не висел этот ужасный груз греха легализованных абортов, вопиющих к небу об отмщении! Поэтому, это — действительно, наша общая цель, если хотите — национальная.
