Под прессом продовольственной диктатуры

Крымская деревня в 1920—1923 гг..

Трагедия красного террора в Крыму после эвакуации Русской армии генерала П.Н. Врангеля получила широкое отражение в воспоминаниях и свидетельствах современников. Однако массовые расправы над пленными белогвардейцами, беженцами и имеющими непролетарское происхождение местными жителями являют собой лишь часть апокалипсической драмы, которая разыгрывалась под солнцем Тавриды, начиная с осени 1920 г. и на протяжении последующих нескольких лет. Так, несмотря на большое количество публикаций, освещающих различные аспекты социально-политической обстановки на полуострове в 1920—1923 гг., по-прежнему мало изученными остаются процессы, происходившие в то же самое время в крымской деревне.

После окончания Гражданской войны экономика Крыма пребывала в состоянии глубочайшего кризиса. В ноябре 1920 г. объёмы промышленной продукции в сравнении с 1913 г. сократились в 4,6 раза [1]. Не лучше обстояли дела в сельском хозяйстве.«В хозяйственном отношении , — писал в ноябре 1920 г. командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе, — Крым сейчас представляет собой довольно печальную картину. В значительной мере вырублены леса, сильно пострадало садоводство и виноградарство. Плохо обстоит дело с земледелием вообще..»[2]

Продразвёрстка, упразднённая Х съездом РКП (б) в марте 1921 г., продолжалась в Крыму до июня. При этом изъятие у населения продовольствия производилось в фантастических цифрах: постановлением Крымревкома были утверждены следующие объёмы продразвёрстки на 1921 г.: 2 млн. пудов продовольственного хлеба, 2,4 млн. пудов кормовых культур, 80 тыс. голов крупного и мелкого скота, 400 тыс. пудов фуража. Весной 1921 г. в качестве «излишков» изымали даже посевной фонд. [3]

Значительным фактором, усугубившим разруху в аграрном секторе Крыма, стала попытка создания совхозов на базе конфискованных помещичьих хозяйств, занявших до 1 млн. десятин земли, в то время как примерно 40% крестьян в Крыму оставались безземельными. Данное мероприятие власти носило откровенно авантюрный характер, поскольку практика совхозного строительства в других регионах РСФСР к тому времени показала свою низкую эффективность. Как следствие, большая часть совхозной земли весной 1921 года оказалась необработанной. [4]

Исполненную страха и безысходности, жестокую атмосферу тех лет красноречиво передал в своём рассказе «Линия убийцы» признанный классик русской и советской литературы, Сергей Николаевич Сергеев-Ценский:

«Настали апокалипсические времена. Есть такая фраза в апокалипсисе: «И нельзя будет ни купить, ни продать"… Признаюсь, я совершенно не понимал её раньше. Главное, я не представлял ясно; почему именно нельзя будет ни купить, ни продать? И в пламенной книге патмосца это казалось мне каким-то бессмысленным местом.

И однако жизнь оправдала и это бессмысленное как будто место: ни купить, ни продать ничего нельзя было просто потому что-то и другое воспрещалось. Открытым оставался вопрос: как же должно было существовать население? Подсказывался прямой и ясный ответ: оно должно было умереть, — но в такой ответ всё-таки не хотелось верить. Можно было оставить голого человека на голой земле, но совершенно оголить от человека землю — из цветущего края делать пустыню во имя скорейшего счастья того же человека — это уж казалось непостижимой абракадаброй.

<…>

Становилось непонятным, как можно было в подобной обстановке вести хозяйство, и объяснялось, что хозяйство — преступление, и всякий хозяин — буржуй, явный враг советского строя. Хозяева начали самоуправляться: усиленно резать скот и домашнюю птицу. Дошло до того, что петухи уж перестали петь, а коровы мычать, по той простой причине, что их уже не было. Все лошади были перечислены в трамот, и их безжалостно гоняли, забывая, что их надо кормить. Скоро в трамоте остались одни только экипажи без лошадей. Голодные тощие собаки, покинувшие голодных хозяев, стаями бродили по городу, потом перекочёвывали в окрестности, где могли питаться падалью. Отары татарских коз и овец чабаны угнали далеко в леса, но там охотились за ними зелёные, число которых сильно увеличилось, так как от голода многие позеленели.

<…>Рабочие были сбиты в советские мастерские, где работали за фунт хлеба, перекоряясь с теми, кто наблюдал за работой. Рыбаков винтовками загоняли на баркасах в море ловить камсу, — причём и баркасы и сети были отняты у владельцев, — и рыбаки, прежде привозившие полные уловы, пудов по шестидесяти на баркас, теперь привозили пуда по два, по три и ещё до прихода морской милиции спешили раздать половину голодным, а милиция забирала остальное. И так во всём.

Людей, которые никогда не копали землю, посылали на ответственную работу — перекапывать виноградники, отнятые у владельцев и теперь ставшие совхозами. Людей, не имевших понятия об обрезке, посылали в целях искоренения буржуазного наследства обрезать грушевые и яблоневые сады. Отбирали остаток дойных коров, собирали на советскую ферму и там их портили и сводили на нет их молочность.

У татар, как земледельцев, не отнимали садов и табачных плантаций, но ни один татарин не вышел в свой сад зимою и не вышел весной на плантации. — «Зачем будим рапотать, скажи? — говорили они недоуменно. — Чтобы он пришёл, себе забрал? Нехай сам работай!»..И сады запустели, виноградники стали рубить на топливо".[5]

Официальные документы тех лет характеризовали обстановку в Крыму как нестабильную и взрывоопасную.

В докладе представителя наркомата по делам национальностей Зайнуллы Булушева от 12 мая 1921 г. на имя Сталина говорилось:«..Вся крымская власть — назначенцы, ничего общего не имеющие с местным населением. <…> Сотни заложников, батраков и беднейших крестьян заставляют работать в совхозах. Совхозы, являясь государственными формами, имеют больше прав для притеснения местного населения, чем бывшие частные владельцы. Совхозы захватывают лучшие земли. Крестьяне видят в советской власти ещё большего эксплуататора, чем царизм».[6] (Выделено мной — Д.С.)

Повсеместно творимые беззакония, насилия и террор вызвали ответное противодействие в виде повстанческого движения.

«Мобилизация всех, каких только можно было, партийных и продовольственных сил, — отмечалось в годовом отчёте Крымской ЧК за 1921 г., — вооружённые силы и решительность действий со стороны власти и бесчисленные злоупотребления должностных лиц, хищения и аферы продагентов, — сразу везде восстановили против Советской власти крестьянство, в котором страдали острее всех бедняки».[7] (Выделено мной — Д.С.)

Поддерживаемые местным населением, повстанцы (в отчётах ЧК их формирования будут неизменно фигурировать как «банды бело-зелёных») нападали на советские учреждения, убивали советских работников, по мере сил срывали планы продразвёрстки, налаживали связь с антибольшевистским подпольем. Активную помощь участникам «зелёных» формирований стали оказывать даже те села, жители которых поначалу с надеждой смотрели на новую власть. Характерный пример перемены настроений сельского населения приводит в своих воспоминаниях генерал Иродион Данилов:

«По Ялтинскому шоссе, в 20 верстах от Симферополя находилось большое село, населённое преимущественно выходцами из Великороссии — кацапами. Жители его при белой власти пользовались репутацией самых отъявленных большевиков. Как говорили в Симферополе, они доставляли массу хлопот белым, давая убежище подпольникам и выделяя из своей среды коммунистов, высказывали явно, не скрываясь, свои симпатии к большевикам и радостно ожидали их прибытия в Крым. Через две недели после прихода советской власти, это село первое подверглось продразвёрстке и тотчас оно начало служить убежищем для всех скрывавшихся офицеров-врангелевцев, которых оттуда препровождали в горы и которым доставляли безвозмездно туда же провиант».[8]

В ответ на это чекисты брали в заложники и производили расстрелы родственников повстанцев и членов их семей. К июлю 1921 г. по тюрьмам Крыма за связь с «зелёными» сидели свыше 500 заложников. Многие из них впоследствии были расстреляны. Среди казнённых было немало женщин и детей. В своих показаниях на судебном процессе в Лозанне по делу об убийстве советского полпреда Вацлава Воровского, очевидец А.В. Осокин сообщал о расстреле в апреле 1921 г. 12−13 женщин,«главная вина которых состояла в том, что они имели родственников в горах или подали хлеба проходившим в лес, не подозревая, что они имеют дело с беглецами, принимая их за красноармейцев». [9] Примерно в это же время в Феодосии по подозрению в связи с «зелёными» были расстреляны 3 гимназиста и 4 гимназистки в возрасте 15 — 16 лет [10].

В сёла, чьи жители оказывали поддержку повстанцам, направлялись «отряды по борьбе с бандитизмом», осуществлявшие обыски, аресты и показательные расправы над лицами, заподозренными в оказании помощи «бело-зелёным». Нередко под видом «борьбы с бандитизмом» работники советских карательных органов сами занимались разбоями и грабежами. Как отмечает феодосийский историк Андрей Бобков,«в некоторых районах в течение полутора-двух лет местная администрация практически выродилась в уголовные банды, связанные круговой порукой» [11]. Так, осенью 1921 — весной 1922 гг. жители села Отузы (ныне — п. Щебетовка — Д.С.) терроризировались и систематически подвергались насилию со стороны бойцов местного отряда по борьбе с бандитизмом, во главе с председателем совета взаимопомощи и членам комиссии помощи голодающим Умером Аблалимовым. В организованную им преступную группу входили член Феодосийского ОК РКП (б) Баран Гази Исмаил, председатель Отузского сельсовета Мембет Керимов, он же глава Отузской сельской комиссии по борьбе с бандитизмом, и ряд других лиц [12]. В Бахчисарае работники местного Политбюро под видом конфискации имущества отбирали у местного населения ценные вещи. Пытавшихся возражать арестовывали и истязали на допросах [13]. В Ялте уполномоченный ЧК Петерсон вместе с другими чекистами организовал банду, участники которой грабили мирное население, выезжая на «акции» в красноармейской форме, вооружённые винтовками и гранатами [14].

Однако развёрнутые репрессии не привели к сокращению повстанческого движения, а даже напротив, способствовали его активному росту.

«Умиротворение» крымской деревни не наступило и в результате объявленной в конце апреля-мае 1921 г. широкой политической амнистии. Только за май 1921 г. повстанцы совершили 60 нападений, в т. ч. на Ялтинскую тюрьму [15] В мае — июне 1921 г. активность формирований «бело-зелёных» достигла таких размеров, что почти полностью прекратилось авто-гуже сообщение между уездами [16].

Лишь после проведения властями комплекса военных и социально-политических мер (замена продразвёрстки продовольственным налогом, разрешение свободной торговли, начало процесса наделения крестьянства землёй), антисоветские выступления пошли на убыль.

В июле 1921 г. по инициативе Полномочной Комиссии ВЦИК и СНК, прибывшей на полуостров в мае 1921 г., был подписан ряд мирных соглашений с командирами повстанческих групп, в связи с чем, уже в августе 1921 г. «бандитизм, имевший ранее политическую окраску сошёл на нет, остались лишь незначительные шайки, деятельность которых приобрела уголовный характер»[17].

Но осенью 1921 г. антибольшевистские выступления на территории Крыма приняли прежний размах. Причиной возобновления конфронтации стал приближающийся массовый голод.

Несмотря на издание 31 мая 1921 г. приказа Крымревкома N373 «О замене продразвёрстки продналогом», предоставившего крестьянству «реальные возможности восстановления сельского хозяйства», и в частности, «право свободно распоряжаться оставшимися у него излишками» [18], экономическое положение на полуострове было по-прежнему чрезвычайно тяжёлым. Летом 1921 г. в Крыму случилась страшная засуха, погубившая«почти весь хлеб.., засеянный с такими нечеловеческими мучениями» [19] и приведшая к упадку не только аграрного, но и промышленного сектора экономики региона [20]. В результате засухи погибло 42% посевов, 2/3 крупного рогатого скота, а уцелевшие посевы давали лишь несколько пудов с десятины [21].

Особенно критическая обстановка сложилась в Севастопольском и Керченском районах, где на почве продовольственного кризиса и невыплаты жалованья ожидались забастовки рабочих. Не лучше обстояли дела в сельской местности. Как сообщалось в сводке ВЧК от 20 августа 1921 г., в Крыму крестьяне хотя и относились к продналогу сочувственно, но ввиду неурожая считали его «слишком обременительным» [22].

В результате нехватки посевного материала и засухи, хлеба на полуострове было собрано в 17 раз меньше в сравнении с 1916 г. — 1400 тыс. пудов. При этом заранее установленный для полуострова план продналога пересматривать никто не собирался, и его взимание сопровождалось широким использованием карательных мер [23]. Так, в сентябре 1921 г.,«продсовещание признало необходимым применить вооружённую силу, сформировать продотряды и запретить торговлю на рынках в местах, не уплативших продналога» [24]. В Севастопольском уезде с 19 сентября по 10 октября 1921 г., проводился «боевой продовольственный трёхнедельник», в ходе которого 17 человек были преданы суду Революционного трибунала, 28 — арестованы властью уездного комиссара на 7 суток. Большинство арестованных внесли зерно под залог своего освобождения [25].

В селе Новоцарицынское Карасубазарского района по обвинению в злостной неуплате продовольственного налога на скамье подсудимых оказались главы 14 семей. В ходе судебного заседания обвинения в отношении 11 человек были доказаны. Приговором Трибунала 1 человек был присуждён к высшей мере наказания, 4 — к тюремному заключению от одного до трёх лет, остальным предложено в срок до двух недель внести оставшуюся часть налога. В случае неуплаты имущество осуждённых подлежало конфискации [26].

По-прежнему оставался проблематичным выезд из Крыма. Несмотря на то, что в п. 2 приказа Крымревкома N373 от 31 мая 1921 г. содержалось предписание «снять все заградительные отряды и воспретить под страхом строгой ответственность кому бы то ни было задерживать и конфисковывать провозимые сельскохозяйственные продукты как у крестьян, та и у потребителей, приобретших их для личного потребления» [27] - по меньшей мере, в первые месяцы после своего обнародования, данное указание во многом продолжало оставаться декларативным.

И даже выбираясь за продовольствием в соседние районы, жители полуострова рисковали на обратном пути быть ограбленными. Так, в телеграмме председателя СНК Крымской ССР С. Саида-Галиева, направленной 30 ноября 1921 г. в адрес ВУЦИК, сообщалось о том, что «крестьяне Джанкойского округа Крымской республики, ввиду острого продовольственного кризиса, обменивают своё живое и мёртвое имущество на хлеб у крестьян Александрийской губернии, но при возвращении на границе у них хлеб отбирается комнезамами и Особыми пунктами ВЧК, и крестьяне Джанкоя остаются без имущества и без хлеба» [28].

Начавшийся в августе 1921 г., голод продолжался до лета 1923 г. и унёс более 100 тыс. человеческих жизней, что составляло примерно 15% населения полуострова на 1921 г. [29]. При этом первые признаки надвигающейся катастрофы проявились значительно раньше.

«Продовольственное положение , — сообщал в своём докладе «О положении в Крыму» побывавший на полуострове в начале 1921 г. представитель Народного комиссариата по делам национальностей Мирсаид Султан-Галиев, — ухудшается изо дня в день. Весь Южный район (потребляющий), населённый преимущественно татарским населением, в настоящее время буквально голодает. Хлеб дают лишь советским служащим, а остальное население как в городах, так и в деревнях абсолютно ничего не получает. В татарских деревнях наблюдаются уже случаи голодной смерти. Особенно усиливается детская смертность. На областной конференции женщин Востока делегатки-татарки указывали, что татарские дети «мрут как мухи»[30].

И это весной 1921 г. Осенью того же года гуманитарная катастрофа стала свершившимся фактом.

Голод явился одной из главных причин возросшей враждебности крестьян мероприятиям власти по взиманию продналога. Ещё 6 сентября 1921 г. газета «Красный Крым» отмечала, что«в областной продовольственный комитет за последнее время стали прибывать ходоки от разных деревень и сёл Крыма с ходатайствами о снятии или уменьшении продналога». А уже 18 сентября 1921 г. Крымская ЧК рапортовала в Москву: «Дабы предупредить развитие бандитизма на почве сбора продналога, в районы отправлены летотряды (летучие отряды — Д.С.), даны соответствующие распоряжения»[31].

Наибольшая активность повстанцев проявилась с сентября 1921 г. в Бахчисарайском и Ялтинском округах, а позднее — в Феодосийском [32]. В этих условиях власти пошли на прямое нарушение соглашений о сдаче, подписанных в июле 1921 г. с руководителями формирований «бело-зелёных».

Однако антибольшевистские выступления в крымской деревне не прекращались. 8 ноября 1921 года восстали крестьяне Симеиза. Вступив в вооружённое противоборство с чекистами и отрядами ЧОН, восставшие вынуждены были отступить в горы [33]. Случаи активных выступлений крестьян были зафиксированы и в Керченском уезде [34].

Высокая активность «бело-зелёных» наблюдалась весь следующий год. Только за первое полугодие 1922 г. на территории полуострова ликвидировали 19 повстанческих групп [35]. Несмотря на то, что к концу 1922 г. с организованным повстанческим движением было покончено, отдельные его рецидивы были отмечены и в дальнейшем…

В ноябре 1921 г. в Крыму были официально зарегистрированы первые случаи смерти от истощения. За период с ноября по декабрь 1921 г. от голода погибло около 1,5 тыс. человек [36]. Опираясь на явно завышенные данные крымских властей (в Москву доложили, что получен урожай в 9 млн. пудов зерна, в то время как фактически было собрано лишь 2 млн. пудов), центр долгое время отказывался признавать полуостров голодающим районом [37]. Обращения крымчан в столичные инстанции оставались безрезультатными: их страстные мольбы и призывы о помощи тонули в бюрократической волоките.

Пик голода пришёлся на март 1922 г., когда основная масса голодающих была предоставлена сама себе. «Стадия эта,— отмечалось в отчёте Крымского экономического совещания Совету Труда и Обороны по состоянию на 1 апреля 1922 г., — отличается полным расстройством всех моральных начал и установленных законов человеческого общежития: идут повсеместно грабежи, кражи, убийства и мошенничества. Бандитизм, как один из спутников голода, дошёл до высшей точки своего развития» [38].

Больницы полуострова были переполнены голодающими, которые умирали от истощения. В 1921 — 1922 гг. в одном только Феодосийском уезде, по официальной статистике, голодало 49 тыс. человек [39].

В течение всей весны 1922 г. количество голодающих неуклонно продолжало расти. Так, если в апреле 1922 г. их численность составляла от 347 (174 тыс. взрослых и 173 тыс. детей) [40] до 377[42] тыс. человек, то в мае в Крыму голодало уже более 400 тыс. человек (т.е. 60% населения Крыма [42]), из них 75 тыс. умерли голодной смертью [43]. Летом 1922 г. общее число голодающих снизилось, однако с осени того же года вновь начало неуклонно расти. В ноябре 1922 г. голодало 90 тыс. человек, в декабре — до 150 тысяч, 40% взрослого населения [44]. В последующие месяцы положение в Крыму оставалось столь же тяжёлым. Так, в марте 1923 г. в Евпаторийском округе голодало 35% населения. Громадные размеры голод также принял в Керченском округе: в одном только Ленинском районе, насчитывающем 13 тыс. жителей, голодало 10 тыс. человек [45].

Вызванная в значительной мере природными факторами (невиданной за последние 50 лет засухой лета 1921 г., нашествием саранчи и проливными дождями 1922 г.), гуманитарная катастрофа усугублялась преступной политикой власти.

В декабре 1920 г. Крым получил наряды на отправку хлеба, причём, не только в центральные районы страны, но и в Одессу (156 тыс. пудов), Геническ и Скадовск (по 100 тыс. пудов) [46]. К середине января 1921 г. большая часть хлеба по этим нарядам была уже вывезена.

Продовольствие с территории полуострова вывозили и осенью 1921 г. — в рамках кампании помощи голодающим Поволжья.

Только 16 февраля 1922 г., на заседании президиума ВЦИК Крымскую ССР признали районом, охваченным голодом. Но даже после этого Наркомат продовольствия РСФСР установил для крымской деревни продналог на 1,2 млн. тонн зерна. При этом крестьянам запрещали засевать поля для его внесения [47].

В то же время, нельзя сказать, что власти совсем ничего не предпринимали для преодоления последствий трагедии. Ещё 1 декабря 1921 г. Президиум КрымЦИКа по собственной инициативе создал Центральную республиканскую комиссию помощи голодающим — КрымПомгол, которая ввела ряд налогов, осуществила сбор добровольных пожертвований, организовала пункты питания. В деревнях функционировали комитеты взаимопомощи, вынесшие на себе всю тяжесть первых месяцев голода [48].

К началу 1922 г. КрымПомголом для голодавших было закуплено 30 тыс. пудов хлеба внутри страны и 60 тыс. пудов за её пределами, 20 тысяч пудов зернофуража. В мае 1922 г. на содержании КрымПомгола находились 200 тыс. голодавших. За весь 1922 г. комиссией было выдано 1 481 127 пайков [49].

Помощь голодавшим оказывали и заграничные организации, прежде всего Американская администрация помощи (АРА). АРА открыла 700 столовых по всему Крыму. Как дар народа США голодающему населению было пожертвовано 1 млн. 200 тыс. пудов продуктов. По состоянию на 1 сентября 1922 г. АРА кормила 117 276 тысяч взрослых, 42 293 ребёнка, 3100 больных [50].

Помимо АРА, голодающим также помогали Международный комитет рабочей помощи голодающим в Советской России при Коминтерне (Межрабпомгол), международное общество «Верельф», еврейский «Джойнт», миссии Фритьофа Нансена, Папы Римского, американские квакеры, немецкие меннониты, зарубежные крымскотатарские, мусульманские благотворительные общества. Вместе с тем реальные результаты деятельность всех перечисленных выше организаций стала приносить лишь с апреля 1922 г., когда на территории полуострова голодной смертью уже умерли многие тысячи жителей.

Голод 1921 — 1923 гг. имел для Крыма поистине катастрофические последствия. В результате этого страшного бедствия население полуострова уменьшилось с 719 531 до 569 580 человек [51]. Свыше 50 тыс. человек в 1923 г. покинули Крым, перебравшись в более благоприятные районы [52]. Голод нанёс сильнейший удар по крымскотатарскому населению, потерявшему 25% всей своей численности [53].

В запустении оказались многие населённые пункты. В Карасубазаре население сократилось на 48%, в Старом Крыму — на 40,8%, Феодосии — на 35,7%, в Судакском районе — на 36%, многие деревни горного Крыма вымерли полностью [54].

Бедствие нанесло колоссальный урон экономике полуострова, в особенности — сельскому хозяйству, состояние которого и без того было чрезвычайно плачевным. Количество садов и виноградников сократилось к 1923 г. с 17,4 до 15,9 тыс. га, поголовье скота уменьшилось более чем вдвое: с 317,7 до 145,6 тыс. голов. Посевные площади, в 1922 г. составлявшие 625,3 — в 1923 г. насчитывали лишь 224,4 тыс. га [55].

В июне 1923 г. на иждивении государства оставалось более 150 тыс. детей и до 12 тыс. взрослых. Количество сирот и беспризорных составило 25 тыс., инвалидов и нуждающихся — 17 тыс., безработных — до 15 тыс. [56]

Окончательно преодолеть последствия голода удалось лишь к середине 1920-х гг.

Таким образом, политика советской власти в Крыму, проводимая в первые месяцы после занятия полуострова осенью 1920 г. войсками Южного фронта, не привела к восстановлению гражданского мира, а напротив, способствовала дальнейшей эскалации ненависти, росту социальной напряжённости. Рассматриваемый период во многом стал временем крушения надежд большинства населения полуострова, и в особенности, крестьянства, на то, что победители сумеют им обеспечить достойную жизнь. Вместо решения земельного вопроса, «строители нового общества» сделали крымскую деревню ареной проведения жестоких экспериментов. Осуществлявшаяся в ущерб интересов трудящихся политика продовольственной диктатуры способствовала росту народного недовольства, одним из проявлений которого стала организация повстанческих групп. Период наивысшей активности повстанцев пришёлся на май — июнь и осень 1921 г., в дальнейшем в динамике вооружённых выступлений против режима наметился спад. Вместе с тем, обстановка на полуострове продолжала оставаться весьма нестабильной на протяжении последующих нескольких лет.

Игнорирующая интересы местного населения, нацеленная на преодоление создавшегося тяжёлого положения посредством принятия губительных волюнтаристских решений (к ним можно отнести предпринятую в конце 1920 г. попытку создания совхозов, когда наряду с помещичьими угодьями в государственный фонд были переданы земельные участки, находившиеся в аренде у малоземельных и безземельных крестьян [57]) расстрелов, конфискаций и угроз, политика крымских властей также являлась одной из причин усугубления последствий обрушившейся на полуостров чудовищной катастрофы — голода 1921−1923 гг.

При этом важно отметить, что решающую роль в процессе «умиротворения» крымской деревни в начале 1920-х гг. сыграли отнюдь не репрессивные мероприятия, а позитивные изменения в экономической и политической сферах, связанные с отказом от военно-коммунистических методов управления экономикой и массового террора, который проводился в Крыму в первые месяцы после завершения Гражданской войны.

Опубликовано: «Посев», N4 (1615), апрель 2012. — с.9−14

---

Примечания:

1. Ишин А.В. Политико-экономическое положение Крымского полуострова в конце 1920-первой половине 1921 г. // Культура народов Причерноморья. — 1999. — N8.-с.45
2. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов. — Симферополь, 1968. — с.5
3. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Политические репрессии в Крыму (1920−1940 годы). — Симферополь, 2003. — с.22
4. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.): Монография. — Симферополь, 2008. — с.155
5. Сергеев-Ценский С.Н. Линия убийцы // Крымский архив, N 2. — Симферо¬поль, 1996. — с.115−116
6. История Крыма с древнейших времён до наших дней — Симферополь: Атлас-компакт, 2007. — c.321
7. Обзорная справка по голодомору в Крыму 1921−1922 гг. // http://www.ppu.gov.ua/images/Golodomor2.rtf
8. Данилов И. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков // Архив русской революции, т. XVI, Берлин, 1925. — с.170
9. Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918−1923 гг. М.: Айрис-Пресс, 2006. — с.117
10. Указ. соч. — с.118
11. Бобков А.А. Разворот солнца над Аквилоном вручную. Феодосия и Феодосийцы в Русской смуте. Год 1918. — Феодосия-Симферополь, 2008. — с.318
12. Там же.
13. Пащеня В.Н. Крымская милиция в XX веке (1900 — 1991 гг.) — Симферополь: ДИАЙПИ, 2009. — с.63
14. Ишин А.В. В Крыму после Врангеля (По архивным материалам Крымской ЧК за 1921 год) // Революция и гражданская война 1917−1920 гг.: новое осмысление: Тезисы докладов международной научной конференции. Ялта 10−18 ноября 1995 г. — Симферополь, 1995. — с.48; Кретович В.Л. Воспоминания о детстве и юности // http://www.inbi.ras.ru/history/kretovich/kretovich-memoirs.html
15. Из годового отчёта КрымЧК за 1921 г. // Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая. — Симферополь: ИПЦ «Магистр», 2004. — с.57
16. Ишин А.В. Красный террор в Крыму в 1920—1921 годах и его последствия // Культура народов Причерноморья, 1997., N1 — с.113
17. Из годового отчёта КрымЧК за 1921 г. — с.58
18. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов — с.107
19. Обзорная справка по голодомору в Крыму 1921−1922 гг.
20. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.) — с.155
21. Ишин А.В. Политико-экономическое положение Крымского полуострова в конце 1920-первой половине 1921 г. — с.45
22. Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. В 4-х т. / Т. 1. 1918—1922 гг. / Под ред. А. Береловича, В.Данилова. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. — с.484
23. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Указ. соч. — с.23
24. Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т.1. — с.500
25. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Указ. соч. — с.23−24
26. Указ. соч. — с.24
27. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов — с.108
28. Брошеван В.М. Симферополь: белые и тёмные страницы истории (1918−1945 гг.) Историко-документальный хронологический справочник. — Симферополь: ЧП ГУК, 2009. — с.84
29. Ишин А.В. К вопросу об особенностях политического развития Крыма в первой половине 1920-х годов // Историческое наследие Крыма, 2004., N5 // http://www.commonuments.crimea-portal.gov.ua/rus/index.php?v=1&tek=82&par=74&l=&art=246
30. Султан-Галиев М.Х. О положении в Крыму // Крымский архив, N 2. — Симферо¬поль, 1996. — с.87
31. История Крыма с древнейших времён до наших дней — с.330
32. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. — 2-е изд., испр. и доп. — Симферополь: АнтиквА, 2008. — с.693
33. История Крыма с древнейших времён до наших дней — с.330
34. Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т.1. — с.533
35. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая — с.15
36. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — с.697
37. Указ. соч. — с.696
38. Указ. соч. — с.698
39. Доненко Н. Новомученики Феодосии: Священномученик Андрей Косовский, Преподобномученик Варфоломей (Ратных), Священномученик Иоанн Блюмович; Феодосия, Судак, Старый Крым в годы воинствующего атеизма, 1920−1938. — Феодосия; М.: Издат. Дом. Коктебель, 2005. — с.30, 32
40. Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. Т.1. — с.633
41. Зарубин В.Г., Зарубин А.Г. Голод в Крыму (1921−1923) // Клио — Симферополь, 1995. N1−4. — с.35
42. Алтабаева Е.Б. Марш энтузиастов: Севастополь в 20−30 годы. — Севастополь: «Телескоп», 2008. — с.30
43. Гарчев П.И. С.М. Киров — организатор Крымской Республики // Культура народов Причерноморья. — 1998., N4. — с.60
44. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму — с.704
45. Советская деревня глазами ВЧК—ОГПУ—НКВД. 1918—1939. Документы и материалы. В 4-х т. / Т. 2. 1923—1929 гг. / Под ред. А. Береловича, В.Данилова. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. — с.79
46. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая — с.13
47. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ.соч. — с.696
48. Указ. соч. — с.697−698
49. Указ.соч. — с. 703
50. Указ. соч. — с.704
51. Там же.
52. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая — с.14
53. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.) — с.155
54. Зарубин В.Г., Зарубин А.Г. Голод в Крыму (1921−1923) — с.38
55. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму — с.704−705
56. Указ. соч. — с.705
57. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов — с.10