Борьба на два фронта

Адмирал А.В. Колчак и революционные события на Черноморском флоте в марте-июне 1917 г. 1917 г.

1917 г. стал годом крушения российской монархии. 2 марта 1917 г. император Николай II подписал отречение от престола в пользу своего брата — великого князя Михаила Александровича, но тот отказался встать во главе государства. Веками существовавший в России политический строй прекратил свое существование.

Власть перешла к Временному правительству, сформированному Временным комитетом Государственной думы с согласия исполкома Петроградского совета рабочих депутатов.

«Великая бескровная» — так в начале марта 1917 г. охарактеризовал Февральскую революцию министр юстиции (а впоследствии глава) Временного правительства, Александр Керенский. Подхваченное и много раз повторенное другими российскими либеральными деятелями, данное утверждение стало едва ли не аксиомой.

В действительности кровь была пролита в первые же дни революции. Начавшиеся 23 февраля 1917 г. забастовки рабочих привели к столкновению с полицией, казаками и солдатами, что стало причиной появления к 26 февраля первых жертв с обеих сторон. Вскоре стараниями побеждавшей в революции стороны в Петрограде начались обыски, грабежи и убийства, перекинувшиеся затем и на другие города Российской империи.

С первых же дней Февральской революции волна насилия захлестнула военно-морские базы Балтийского флота Гельсингфорс (ныне — Хельсинки) и Кронштадт. С 3 по 15 марта 1917 г. жертвами матросских самосудов на Балтике стали 120 офицеров, из которых 76 было убито (в Гельсингфорсе — 45, в Кронштадте — 24, в Ревеле — 5 и Петрограде — 2). По воспоминаниям очевидцев, «зверское избиение офицеров в Кронштадте сопровождалось тем, что людей обкладывали сеном и, облив керосином, сжигали; клали в гробы вместе с расстрелянными ранее людьми еще живого, убивали отцов на глазах у сыновей"(1). В числе погибших были командующий Балтийским флотом Адриан Непенин и главный командир Кронштадтского порта, герой Порт-Артура адмирал Роберт фон Вирен. Никогда, ни в одном из морских сражений Первой мировой войны, командный состав Балтийского флота не понёс таких серьезных потерь, как в эти страшные дни.

С бурными событиями в Петрограде и на Балтике разительно контрастировала обстановка в Крыму. Известие о революции жители полуострова приняли с воодушевлением, но в целом спокойно. Занятые повседневными заботами, люди не понимали и не хотели понимать глубинный смысл случившегося.

То же можно сказать и о личном составе Черноморского флота. В недавнем прошлом сыгравшие заметную роль в антиправительственных выступлениях 1905−1907 и 1912 гг., моряки-черноморцы хотя и отнеслись с одобрением к известию об отречении императора Николая II, однако не восприняли это событие как повод для пересмотра поставленных перед ними текущих задач. Напротив, в первые месяцы после Февральской революции широкое распространение среди экипажей судов и Севастопольского гарнизона получило т.н. «революционное оборончество» — идея продолжения войны «до победного конца» во имя защиты демократии и свободы.

Сохранение спокойствия в городе и среди моряков во многом явилось несомненной заслугой тогдашнего командующего ЧФ, вице-адмирала Александра Колчака.

Пытаясь освоиться в новой для себя ситуации и не выпустить бразды правления флотом из своих рук, Александр Васильевич проявил себя как гибкий и дальновидный политик, умеющий идти на компромиссы во имя достижения поставленной цели. Не пресмыкаясь перед матросами, но и не злоупотребляя при этом своей властью, адмирал твёрдо вёл свою линию, последовательно борясь за сохранение боеспособности флота, всемерно противодействуя анархическим элементам, тем самым выполняя долг гражданина и патриота своей Родины.

5 марта 1917 г. командующий выступил инициатором проведения в Севастополе совместного парада войск гарнизона, морских частей и учащихся. Перед парадом епископ Сильвестр отслужил молебен во здравие Российской державы, Временного правительства, верховного главнокомандующего и всего российского воинства.

Также Колчак признал сформированный явочным порядком 4 марта 1917 г. в казармах Севастопольского флотского полуэкипажа временный военный исполнительный комитет, и образованный 7 марта на собрании офицеров флота и гарнизона Офицерский временный исполнительный комитет.

По распоряжению адмирала были выпущены из тюрьмы политические заключенные (по состоянию на март 1917 г. их было двое), распущена полиция и начала формироваться городская милиция, расформировано Севастопольское жандармское управление. (Произведено это было самым мирным порядком, под предлогом, что полицейские и жандармы будут впоследствии отправлены на фронт).

Был опубликован приказ Петроградского Совета N1 и приказ военного и морского министра, отменявший звание «нижние чины», титулование офицеров, а также ограничения гражданских прав солдат и матросов.

Следуя веяньям времени, 16 апреля Колчак издал приказ о переименовании кораблей Черноморского флота, названных в честь российских царей. Так, линкор «Екатерина II» был переименован в «Свободную Россию», стоящиеся линейные корабли «Император Александр III» — в «Волю», «Император Николай I» — в «Демократию»; авиатранспорты «Император Александр I» и «Император Николай I» получили соответственно названия «Республиканец» и «Авиатор» (2).

В период с 5 по 20 марта 1917 г. в городе были созданы городской исполнительный комитет, Совет рабочих депутатов Севастопольского порта и Совет матросских и солдатских депутатов, переименованный в июне в Севастопольский Совет военных и рабочих депутатов. На предприятиях, кораблях и в частях возникли заводские, судовые, полковые, батальонные и ротные комитеты. Были созданы профсоюзы и союз молодежи. Поддержав новые выборные демократические организации, Колчак пополнил их представителями офицерского состава.

По воспоминаниям комиссара Временного правительства на Черномор­ском флоте Николая Борисова, «в первый период революции Колчак являлся во­ждем Севастополя. В дальнейшем влияние имело молодое, талантливое офи­церство, группировавшееся вокруг него. <…> Колчак сам вникал в дела Совета и непосредственно влиял на его деятель­ность» (3).

8 марта 1917 г. был образован Центральный военно-исполнительный комитет (ЦВИК) в составе 54 членов (15 офицеров, 4 кондукторов, 25 матросов и солдат, 10 рабочих). Как и в других новообразованных органах власти, здесь преобладали умеренные социалисты, занимающие оборонческие позиции.

Поставив своей задачей сохранение боеспособности и безопасности флота и крепости, ЦВИК и в дальнейшем играл весомую роль в предупреждении конфликтов нижних чинов с офицерами. Свои решения этот орган проводил в жизнь после согласования с командующим флотом; неприемлемые для адмирала решения пересматривал вторично, из-за чего судовые команды называли ЦВИК «колчаковской канцелярией» (4).

Проведение собраний и митингов также осуществлялось с разрешения командующего и его штаба. Аналогичные отношения в то время были и между командирами судов и судовыми комитетами.

Перечисленные меры в общем стабилизировали обстановку в зоне дислокации флота и сухопутных частей, подчиненных командующему Черноморским флотом (побережье от Сулина до Трапезунда), что дало Колчаку право послать начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего, генералу Михаилу Алексееву, телеграмму следующего содержания:

«На кораблях и в сухопутных войсках, находящихся в Севастополе, пока не было никаких внешних проявлений, только на некоторых кораблях существует движение против офицеров, носящих немецкую фамилию. Команды и население просили меня послать от лица Черноморского флота приветствие новому правительству, что мною и исполнено» (5).

Выступая перед матросами, Колчак силой своего авторитета внушал им необходимость не только сохранения боеспособности, но и ещ` большей активности флота, поскольку, в противном случае, германское командование вместе с турецким могут активизировать свои действия не только на море, но и на суше, бросив на север крупные сухопутные силы и сокрушив Румынию и русские войска на её территории, что, несомненно, привело бы к крайнему ухудшению всей обстановки на фронте.

В середине марта адмирал под личным командованием вывел часть флота в море, к турецким берегам. В течение последующих нескольких месяцев Черноморский флот продолжал вести боевые действия, срывая морские перевозки противника, осуществляя блокаду Босфора и побережья Турции. На коммуникации обычно выходили эсминцы, реже — крупные надводные корабли. Блокада пролива осуществлялась в основном подводными лодками; принимались также меры по постановке и усилению минных заграждений (6).

Наряду с этим, корабли Черноморского флота оказывали активную огневую поддержку сухопутным войскам на кавказском и румынском участках фронта. Большое внимание также уделялось защите морских перевозок, которым угрожали эпизодические выходы в Черное море германских крейсеров.

Даже советские историографы признавали, что в ходе Первой мировой войны«Черноморский флот внёс существенный вклад в дальнейшее развитие военно-морского искусства как в области самостоятельных операций, так и в области взаимодействия с армией» (7).

По указанию Ставки командование флота развернуло интенсивную подготовку крупной десантной операции в районе Босфора.

Начиная с марта 1917 г., эскадренные миноносцы и гидроавиация стали проводить систематическую разведку побережья в районе намеченной высадки десанта. Однако нараставшее революционное движение среди матросов заставило Ставку отказаться от проведения десантной операции, намечавшейся на май 1917 г., и перенести её на неопределенное время.

Тем не менее, активное участие флота в боевых действиях в первые месяцы после крушения российской монархии препятствовало его разложению, так как отрывало матросские массы от участия в общественно-политической жизни. Однако демократические нововведения в армии и на флоте имели не только положительные, но и отрицательные моменты, вылившиеся уже в марте 1917 г. в обвинения некоторых офицеров в грубости и оскорблении власти.

Так, уже 4 марта 1917 г. на линкоре «Императрица Екатерина II» началось брожение, которое к вечеру того же дня вылилось в требование убрать офицеров с немецкими фамилиями. Поздно ночью мичман Фок хотел пройти с башенного помещения в погреба, но не был допущен часовым, который под впечатлением событий дня принял попытку проверить погреба за желание произвести взрыв с целью отвлечь команду от революционных событий. В эту ночь мичман Фок застрелился (8). По свидетельству начальника штаба ЧФ, капитана 1-го ранга Михаила Смирнова, узнав о случившемся, адмирал Колчак «отправился на этот корабль, разъяснил команде глупость и преступность подобных слухов, в результате которых погиб молодой офицер, храбро сражавшийся в течение всей войны. Команда просила прощения» (9).

Сутки спустя, 5 марта 1917 г. команда линкора «Ростислав» обвинила в контрреволюционных высказываниях мичмана С.Мертваго. Только 22 января 1918 г. революционный трибунал рассмотрел обвинение и признал мичмана невиновным (10).

Важно отметить, что командующий ЧФ не испытывал ни малейших иллюзий по поводу дальнейшего развития событий на флоте, в Севастополе и Крыму.

«Положение мое здесь очень сложное и трудное , — писал адмирал 1 апреля своей возлюбленной, Анне Тимиревой. — Ведение войны <вместе> с внутренней политикой и согласование этих двух взаимно исключающих друг друга задач является каким-то чудовищным компромиссом. Последнее противно моей природе и психологии, и, ко всему прочему, приходится бороться с самим собой. Это до крайности осложняет всё дело. А внутренняя политика растет, как снежный ком, и явно поглощает войну. Это общее печальное явление лежит в глубоко невоенном характере масс, пропитанных отвлеченными, безжизненными идеями социальных учений (но в каком виде и каких!) (Далее зачеркнуто:«Отцы социализма, я думаю, давно уже перевернулись в гробах при виде практического применения их учений в нашей <жизни>»). (Выделено мной — Д.С.)

На почве дикости и полуграмотности плоды получились поистине изумительные. Очевидность всё-таки сильнее, и лозунги «война до победы» и даже «проливы и Константинополь» (провозглашённые точно у нас, впрочем), но ужас в том, что это неискренно. Все говорят о войне, а думают и желают всё бросить, уйти к себе и заняться использованием создавшегося положения в своих целях и выгодах — вот настроение масс. Наряду с лозунгом о проливах — Ваше превосходительство (против правила даже), сократите (?!) срок службы, отпустите домой в отпуск, 8 часов работы (из коих четыре на политические разговоры, выборы и т. п.). Впрочем, это ведь повсеместно, и Вы сами знаете это не хуже меня, да и по письмам мои представления о положении вещей совпадают с Вашими. Лучшие офицеры недавно обратились ко мне с просьбой разрешить основать политический клуб на платформе «демократической республики»" (11).

Будучи вызван в апреле 1917 г. в Петроград, а затем в Псков на совещание главнокомандующих и командующих сухопутными и морскими силами, в беседе с тогдашним военным и морским министром Временного правительства, Александром Гучковым, адмирал так прокомментировал сделанное ему предложение возглавить Балтийский флот и спасти его от развала:

«Если прикажете, я сейчас же поеду в Гельсингфорс и подниму свой флаг, но повторяю, что у меня дело закончится тем же самым, что в Черном море. События происходят с некоторым запозданием, но я глубоко убежден, что та система, которая установилась по отношению к нашей вооруженной силе, и те реформы, которые теперь проводятся, неизбежно и неуклонно приведут к развалу нашей вооруженной силы и вызовут те же самые явления, как и в Балтийском флоте» (12).

От совещания командующих в Пскове адмирал вынес крайне тяжелое впечатление о положении в тылу и на фронте. По собственному признанию адмирала, из Петрограда он «вывез две сомнительные ценности: твёрдое убеждение в неизбежности государственной катастрофы со слабой верой в какое-то чудо, которое могло бы её предотвратить, и нравственную пустоту.«Я, кажется, никогда так не уставал, как за своё пребывание в Петрограде». (Письмо А.В.Колчака А.В. Тимиревой от 4 мая 1917 г.)

Пессимизм адмирала имел под собой реальные основания. 20−21 апреля 1917 г. среди моряков Балтийского флота произошли опасные брожения на почве недовольства политикой Временного правительства, в частности, нотой министра иностранных дел Павла Милюкова правительствам стран Антанты от 18 апреля 1917 г., в которой декларировалась верность России союзническим обязательствам. Особенно остро реакция балтийцев на заявление Милюкова проявилась в Гельсингфорсе.

Обсудив ноту министра иностранных дел, 21 апреля пленум Гельсингфорсского Совета (второго созыва) единогласно утвердил текст срочной телеграммы в исполком Петроградского Совета. В телеграмме, а также в резолюции, принятой пленумом, говорилось, что Гельсингфорсский Совет ждёт «только решения Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, обещая в любой момент поддержать вооруженной силой требование об уходе Временного правительства». Одновременно в центре города прошли многолюдные демонстрации, на которых звучали призывы к вооруженным выступлениям против правительства.

Антиправительственные выступления в связи с нотой П. Милюкова имели место и в других базах Балтийского флота. Так, 21 апреля 1917 г. в Кронштадте состоялся двадцатитысячный митинг, на котором была принята резолюция, предлагавшая «всеми силами бороться за свержение Временного правительства и за переход власти в руки Советов рабочих и солдатских депутатов». В тот же день подобные резолюции были приняты на шеститысячном митинге в Морском манеже, на двухтысячном митинге рабочих Пароходного завода, в воинских частях Кронштадта. Во второй половине дня перед зданием Кронштадтского Совета состоялась многотысячная демонстрация под лозунгами, среди которых был и лозунг «Долой Временное правительство!».

В Петрограде матросы 2-го Балтийского экипажа, оказавшиеся 21 апреля у Мариинского дворца, поддержали действия революционера Фёдора Линде, утром 20 апреля выведшего на улицу солдат Финляндского полка под лозунгом отставки Милюкова. Под влиянием стычек на улицах по Морскому ведомству 21 апреля был отдан приказ, разрешавший всем по чинам вне службы ношение штатского платья (13).

Осознавая «несостоятельность военно-политической задачи, определившей весь смысл и содержание» работы адмирала по поддержанию дисциплины на флоте, Колчак, тем не менее, не отстранился от исполнения своих обязанностей командующего ЧФ «во время войны и революции в разлагающемся морально и материально государстве».

Выступив на состоявшемся 25 апреля 1917 г. в крупнейшем помещении Севастополя — цирке Труцци (располагался на месте нынешней пл. Ушакова) собрании офицерского союза и делегатов армии, флота и рабочих, Колчак обратился к присутствующим с речью:

«Я хочу сказать флоту Черного моря о действительном положении нашего флота и армии. Мы стоим перед распадом и уничтожением нашей вооруженной силы… Старые формы дисциплины рухнули, а новые создать не удалось, да и попыток к этому, кроме воззваний, никаких, в сущности, не делалось…» (14).

Коснувшись положения на Балтийском флоте, командующий ЧФ заявил, что,«быть может, ни в одной части не сказалось так отсутствие дисциплины, как там. Реформировать начали необдуманно и не серьёзно. Флота, как вооруженной силы, на Балтике не существует» (15).

Адмирал убеждал, что с отказом принимать дальнейшее участие в войне Россия настраивает против себя союзников, что стране грозит зависимость от Германии. Речь адмирала заканчивалась такими словами:

«Какой же выход из этого положения, в котором мы находимся, которое определяется словами „Отечество в опасности“.. Первая забота — это восстановление духа и боевой мощи тех частей армии и флота, которые её утратили, — это путь дисциплины и организации, а для этого надо прекратить немедленно доморощенные реформы, основанные на самоуверенности невежества. Сейчас нет времени и возможности что-либо создавать, надо принять формы дисциплины и организации внутренней жизни, уже существующие у наших союзников: я не вижу другого пути для приведения нашей вооруженной силы из „мнимого состояния в подлинное состояние бытия“. Это есть единственно правильное разрешение вопроса» (16).

Это выступление было встречено бурными аплодисментами.

Успеху Колчака способствовало и то обстоятельство, что позиции большевиков и анархистов на Черноморском флоте тогда ещё были очень слабы. Первая легальная большевистская партийная организация в Крыму оформилась в Севастополе только во второй половине апреля 1917 г. (17) В то время она насчитывала не более 15 человек (18).

Как признавал один из активных участников севастопольской организации РСДРП (б), Алексей Платонов, главными программными лозунгами большевиков в этот период были: передача власти Советам, национализация земли, всеобщая трудовая повинность, «долой империалистическую войну, да здравствует война гражданская», отказ от государственных долгов (19).

Ближайшей же задачей севастопольские ленинцы ставили «подрыв доверия массы к Временному правительству и оборонческим партиям» (20).

Уровень теоретической подготовки севастопольских и крымских большевиков при этом оставался достаточно низким. В результате участникам той же севастопольской организации РСДРП (б) «было трудновато направлять работу среди многотысячных масс Севастополя», ввиду чего в ЦК партии регулярно направлялись просьбы прислать для усиления пропагандистской работы опытных лекторов и ораторов (21).

Как следствие, до определённого времени пораженческая агитация большевиков не просто не находила живого отклика в массах, но вызывала резкое неприятие, и иногда приводила к серьезным конфликтам. Так, в Севастополе в мае 1917 г. на эсминце «Гневный» матросы-эсеры выбросили за борт фельдшера Илью Финогенова, позволившего себе нелицеприятные высказывания в адрес побывавшего накануне в городе военного и морского министра А. Керенского (назвал его изменником революции). Матроса Михайлова с линкора «Борец за свободу» жестоко избили за пропаганду большевистских лозунгов (22).

Когда в конце апреля — начале мая распространились слухи о возможном приезде в Крым В.И. Ленина, на состоявшемся 4 мая 1917 г. делегатском собрании из 409 голосовавших 340 голосовали против его приезда, 49 воздержались и лишь 20 высказались за. На основании этого решения ЦИК Севастопольского Совета разослал телеграмму с распоряжением — ни в коем случае не допускать приезда Ленина (23).

Несколькими днями раньше, после триумфального выступления Колчака на митинге 25 апреля, ЦИК принял решение направить в поездку по стране делегацию наиболее патриотически настроенных матросов и солдат с агитацией за сохранение боеспособности войск и продолжение войны. Делегация побывала в обеих столицах, на Балтийском флоте и на фронтах.

Во главе делегации, состоявшей в большинстве из эсеров и меньшевиков, были поставлены подполковник Александр Верховский и студент-эсер Фёдор Баткин, срочно произведённый Колчаком в матросы. Выступив на заседании Московского Совета против большевистской идеи братания, Баткин назвал лозунг «Отечество в опасности!» тем лозунгом, «который совершенно справедливо и вовремя брошен в русские сердца и Черноморский флот, гарнизон и рабочие не могли не поднять своего голоса по этому поводу. Но голоса мало — нужно дело. Вот, с чем мы едем. Мы едем не только затем, чтобы призвать всех к единению, — мы едем затем, чтобы, если будет нужно, отдать наши жизни там, на позициях, чтобы показать, как нужно умереть за свободную Россию.

Черноморский флот говорит: пока мы живы, сепаратного мира не будет. Мы выйдем в родное Черное море, и оно похоронит нас, если бы это случилось"(24).

Речь Баткина было решено отпечатать в 2 млн. экземпляров и распространять по всей России и на фронте.

И, надо признать, что в определённой мере усилия агитаторов приносили свои плоды, не только благотворно влияя на настроения в армии и на флоте, но и способствуя распространению сведений о взглядах и действиях Колчака. Об успехах командующего Черноморским флотом в борьбе с противником и анархией писали в прессе.

Всеобщее одобрение вызвало решение адмирала присвоить Дому офицеров флота в Севастополе имя лейтенанта Петра Шмидта — руководителя восстания на крейсере «Очаков» в 1905 г., расстрелянного по приговору суда в 1906 г. Позже при поддержке Колчака было проведено перезахоронение останков П. Шмидта и других ведущих участников революции 1905 г. 5 мая 1917 г. их перевезли с о. Березань в Севастополь. Гробы с останками были помещены в Покровском соборе (25).

Слава и престиж адмирала росли. Но он чувствовал, что положение крайне зыбко и непрочно.

Всячески поощряя «революционность», вставшие у кормила правления политиканы и демагоги, сами того не желая, открыли дорогу более радикальным элементам. Воспользовавшись предоставленной им возможностью открыто выступать перед массами, эти разрушительные силы вырвались на авансцену политической жизни и быстро завоевали лидирующие позиции.

Воспользовавшись внутренней смутой, вызванной падением российской монархии, стремясь во что бы то ни стало утвердиться у власти, Ленин и его партия занялись разнузданной демагогией, включавшей в себя обещания немедленного мира и справедливого решения всех социальных проблем. При этом большевистская агитация включала в себя не только пораженчество и щедрые посулы грядущего «рая». И то, и другое сопровождалось призывами к неповиновению и расправам над офицерами, апеллированием к низменным человеческим чувствам — ненависти, зависти, жажде мести.

Фактическое бессилие Временного правительства в борьбе с разложением и анархией, вкупе с фанатичной приверженностью ведущих его деятелей идеалам либерал — демократии (слепое следование которым в условиях ведущейся войны было поистине гибельным) — явились одной из главных причин растущей криминализации общества и распространения левого экстремизма.

Уже во время первомайских митингов в Севастополе были зафиксированы случаи, когда нижние чины требовали от офицеров снятия погон.

Затем последовал инцидент с помощником начальника севастопольского порта генерал-майором Николаем Петровым, обвинённым в спекулятивных махинациях с казённым имуществом. 11 мая 1917 г. ЦИК Севастопольского Совета потребовал от Колчака ареста Петрова. Однако адмирал ответил отказом, заявив, что даст санкцию на арест только официальному следствию, если оно в процессе расследования дела выявит действительные признаки преступления.

Тогда Совет сам арестовал обвиняемого. В ответ на это 12 мая 1917 г. Колчак обратился к правительству с просьбой об отставке.

«Центральный комитет Совета депутатов армии, флота и рабочих в Севастополе , — говорилось в донесении, — за последнее время своей деятельностью сделал невозможным командование флотом.

Работа комитета ведёт не к поддержанию боевой мощи флота, а к его развалу. Сегодня Центральный комитет потребовал от помощника главного командира порта Петрова исполнения не подтверждённых мною постановлений комитета и, получив от него отказ в исполнении таковых, арестовал его, несмотря на моё требование не делать этого. Считая, что этим поступком и рядом предшествовавших постановлений Центральный комитет вступил на путь не поддержания дисциплины и порядка во флоте, а разложения флота, при котором власть командования совершенно дискредитирована, причем я лишен возможности осуществлять управление флотом, прошу заменить меня другим лицом для командования флотом. Считаю долгом донести, что никакой командующий не будет в состоянии исполнить свои обязанности, если деятельность комитета не будет ограничена распоряжениями Временного правительства в пределах, установлённых для комитетов правил" (26).

Для улаживания конфликта в Севастополь 17 мая из Одессы прибыл военный и морской министр А.Керенский. Его визит длился всего один день, но график его пребывания в городе был очень насыщенным: побывав на линкоре «Свободная Россия» и госпитальном судне «Император Пётр Великий», и выступив перед командами с патриотической речью, министр отправился в Покровский собор поклониться праху лейтенанта П. Шмидта и возложил на его склеп орден Св. Георгия IV степени.

Вечером в зале Морского собрания состоялось делегатское собрание гарнизона, на котором Керенский вновь выступил с пламенной речью, славя Великую революцию, Великую Россию и доблестный Черноморский флот. Адмирала Колчака Керенский назвал «лучшим представителем офицерского корпуса».

Выступление военного и морского министра было встречено аплодисментами. Преисполнившись мнимой уверенности, что подобные инциденты в дальнейшем не повторяться, Керенский в частной беседе сказал Колчаку:

«Вот видите, адмирал, всё улажено; теперь приходится смотреть сквозь пальцы на многие вещи; я уверен, что у вас не повторятся события. Команды меня уверяли, что они будут исполнять свой долг» (27).

После этого Керенский ещё раз обратился к Колчаку с просьбой остаться во главе флота: «Сейчас вас заменить нежелательно, я прошу, чтобы вы продолжали оставаться»(28).

В конце концов, адмирал внял уговорам, хотя от командующего не могло ускользнуть, что особого впечатления на команды судов речи высокого гостя не производят.

В дальнейшем, передавая свои впечатления о приезде министра, Колчак говорил: «Керенский как-то необыкновенно верил во всемогущество слова, которое, в сущности говоря, за эти два-три месяца всем надоело <…> Я доказывал ему, что военная дисциплина есть только одна, что волей-неволей к ней придется вернуться и ему…»(29)

Что и подтвердилось, поскольку после отъезда военного и морского министра обстановка на флоте нисколько не изменилась.

Буквально на следующий день после отбытия Керенского на эсминце «Жаркий» возник конфликт между командой и командиром корабля, старшим лейтенантом Веселаго, которого во время одного из съездов на берег матросы проводили бранью, смехом и пожеланиями больше не возвращаться (30).

Примерно в то же самое время отстранения от должностей неугодных им офицеров потребовали команды линкоров «Три святителя», «Синоп», эсминца «Керчь» (31).

Пытаясь урезонить матросов, командующий отдал приказ о разоружении этих кораблей.

В своих показаниях чрезвычайной следственной комиссии в Иркутске в январе 1920 г. Колчак упоминает также об инциденте на миноносце «Новик», произошедшем «по совершенно нелепому поводу». Стараниями адмирала после переговоров с командой этот конфликт был улажен (32).

Тем не менее, атмосфера на флоте продолжала накаляться. На митингах уже звучали требования разоружить и арестовать офицеров. Несколько офицеров, не выдержав травли, покончили с собой (33).

Начались нападки и лично на Колчака. На одном из митингов командующего флотом назвали крупным землевладельцем, из-за чего он кровно заинтересован в продолжении войны. Разумеется, адмиралу, ничего не нажившему за все годы службы и не стремившемуся к обогащению, было оскорбительно слышать всё это. Большая часть личного имущества Колчака погибла в начале войны после обстрела немцами порта Либавы, где жила его семья и откуда его жена вместе с семьями других офицеров эвакуировалась, бросив в общей панике всё, что не могла с собой увезти. С тех пор, по словам самого Колчака, всё его имущество заключалось только в том, что у него в каюте оставалось в чемоданах. Отвечая на прозвучавшую в его адрес клевету, на одном из митингов адмирал взял слово и заявил: «Если кто-нибудь. найдет у меня какое-нибудь имение или недвижимое имущество, или какие-нибудь капиталы обнаружит, то я могу охотно передать, потому что их не существует в природе»(34).

Слова адмирала произвели впечатление, и более этот вопрос не поднимался. По крайней мере, в данном конкретном случае.

Однако в дальнейшем политические противники адмирала не раз возвраща­лись к подобным клеветническим измышлениям.

«Политическая деятельность, которой я занялся <..>, — делился Колчак своими соображениями по поводу сложившейся ситуации в одном из писем к А. Тимиревой, — создала два крупных эпизода: вернувшись из Петрограда, я решил заговорить открыто, и мне пришлось первому, ранее чем высказались правительство и высшее командование, громко сказать о разрушении нашей вооруженной силы и грозных перспективах, вытекающих из этого положения. Мне удалось поднять дух во флоте, и результатом явилась Черноморская делегация, которую правительство и общество оценило как акт государственного значения. Против меня повелась кампания — я не колеблясь принял её и при первом же столкновении поставил на карту всё я выиграл: правительство, высшее командование, Совет Р<абочих> и С<олдатских> Д<епутатов>и почти все политические круги стали немедленно на мою сторону. Казалось бы, что всё это должно было наполнить жизнь и отвлечь меня от того, что было так больно и что казалось совершенно потерянным и непоправимым. <…> Я получил и получаю очень много писем и телеграмм отовсюду, почему-то мне приписывают какие-то вещи, значение которых я не разделяю, политические деятели, представители командования говорят мне о каких-то заслугах и выражают мне благодарность неизвестно за что, но всё это мне было не нужно и не давало ничего»(35).

Распространению радикальных настроений среди черноморцев способствовало прибытие в конце мая в Севастополь делегации балтийских моряков (многие из которых были попросту переодетыми в матросскую форму партийными функционерами), поведшей активную пропаганду анархических и большевистских идей.

Поселились делегаты в хороших гостиницах, и явно не знали недостатка в денежных средствах. Начались неподконтрольные властям и командованию ЧФ митинги, балтийцы стали разъезжать по всем кораблям, выступать на улицах, площадях.

Агитаторы упрекали моряков: «Товарищи черноморцы, что вы сделали для революции, вами командует прежний командующий флотом, назначенный ещё царем. Вот мы, балтийцы, убили нашего командующего, мы заслужили перед революцией и т. п.»(36).

Кроме того, балтийские делегаты привезли с собой изрядное количество большевистской литературы, что также сыграло определённую роль в процессе дальнейшей радикализации масс.

Как отмечал М. Смирнов, «арестовать этих агитаторов не было сил. Их речи имели большое влияние на некультурные массы матросов, солдат и рабочих. Влияние офицеров быстро падало»(37).

О том, насколько эффективной была развернутая делегатами с Балтики активная пропагандистская и агитационная деятельность, можно судить по телеграмме командующего ЧФ, направленной 4 июня 1917 г. военно-морскому министру:

«Агитация большевиков, прибывших в Севастополь с депутацией балтийских моряков, в течение последних дней получила сильное распространение. Большевики направили силы на Севастополь»(38).

До открытого неповиновения оставался всего один шаг, который в июне 1917 г. был сделан матросами Черноморского флотского экипажа. Вечером 5 июня они арестовали помощника командира Черноморского флотского экипажа полковника по адмиралтейству Николая Грубера. Этой же ночью на общем собрании Севастопольского флотского полуэкипажа были арестованы командир полуэкипажа капитан I ранга Евгений Гестеско, адъютант полуэкипажа штабс-капитан Сергей Кузьмин и капитан Николай Плотников. Офицеры обвинялись в «провокаторстве, службе в охранке, в хранении разрывных пуль для стрельбы по матросам».

На следующий день, 6 июня, в цирке Труцци состоялось делегатское собрание матросов, солдат, офицеров и рабочих, которое вынесло резолюцию об отстранении адмирала Колчака и начальника штаба капитана 1-го ранга Смирнова от должности, «как возбудивших своими действиями матросские массы» и передаче их постов заместителям, находящимся под контролем комиссии, избранной собранием. Кроме того, в резолюции митинга содержалось требование о передаче вопроса об аресте адмирала на экстренное рассмотрение судовых и полковых комитетов (39).

Решено было обыскать и обезоружить офицеров армии и флота.

Вечером того же дня адмирал направил телеграмму Временному правительству, в которой проинформировал о создавшемся положении и поставил вопрос о своей отставке:

«Сегодня делегатское собрание постановило отобрать от всех офицеров оружие, что и приведено в исполнение судовыми и полковыми комитетами, такое же требование предъявлено и мне. Этим поступком наносится глубокое оскорбление мне и всему офицерскому составу, вносится рознь и разлад в вооруженную силу. Считаю, что моя дальнейшая деятельность в Черном море, равно как и деятельность начальника моего штаба, более не может быть полезна для блага отечества. Необходимо немедленное назначение нового командующего флотом и нового начальника штаба»(40).

Вскоре после этого члены судового комитета флагмана «Георгий Победоносец» пришли к адмиралу в каюту с требованием сдать им оружие. Колчак выставил делегацию вон, затем вышел на палубу, приказал выстроить всю команду во фронт и обратился к ней с речью, в которой назвал поступки матросов гибельными для Родины и оскорбительными для офицеров, и сказал, что «даже враги японцы не отобрали от него Георгиевскую саблю после сдачи Порт-Артура, а они, русские, люди, с которыми он делил все тяготы и опасности войны, нанесли ему такое оскорбление, но он им своего оружия не отдаст, и они его не получат ни с живого, ни мертвого» (41).

После этого Колчак со словами: «раз не хотят, чтобы у нас было оружие, так пусть идёт в море» (42) демонстративно выбросил свое Георгиевское оружие за борт.

Этот поступок адмирала произвел огромное впечатление, как в Севастополе, так и далеко за его пределами. В конце июня в Петрограде Союз офицеров армии и флота поднёс Колчаку за мужество и патриотизм «Оружие храбрых» — золотой кортик и адрес в знак глубокого уважения.

Но всё это будет потом, а вечером 6 июня начальник штаба ЧФ М. Смирнов телеграфировал в Ставку Верховного командования о произошедших событиях:

«Делегатское собрание постановило немедленно сменить командующего флотом и меня, сдав должности очередным по старшинству в присутствии комиссии, которую сейчас выбирают.

Митинг требует немедленного ареста командующего флотом. Делегатское собрание с этим не согласилось и постановило завтра обсудить вопрос об аресте. В судовых и полковых комитетах можно ожидать проявления насилия по отношению к командующему до обсуждения вопросов об аресте"(43).

И уже ночью 7 июня из Ставки прислали ответную телеграмму, в которой Колчаку и Смирнову как«допус­тившим явный бунт», приказывалось «немедленно выехать в Петроград для личного доклада».

Данная телеграмма была зачитана на состоявшемся в тот же день делегатском собрании. Кроме того, на собрании зачитаны резолюции судовых, ротных и полковых комитетов по вопросу о том, как посту­пить с Колчаком, а также с начальником штаба флота капитаном 1-го ранга Смирновым, следует ли их арестовать или нет. Выяснилось, что за арест Колчака было вынесено только 4 резолюции, а против ареста 68 (относительно Смирнова соответственно — 7 и 50) (44). По другим сведениям, за арест Колчака проголосовала только команда парохода «Аю-Даг» и 455-я дружина государственного ополчения (45).

Вечером 9 июня 1917 г. Колчак и Смирнов покинули Севастополь в поезде американской военной миссии.

Устранение адмирала стало не только важным этапом в процессе дальнейшего разложения и большевизации Черноморского флота, но и сказалось самым отрицательным образом на его боеспособности. Последнее не замедлило проявиться сразу же после отъезда командующего. Получив по агентурным каналам сведения об уходе Колчака, немецкий крейсер «Бреслау» 10 июня 1917 г. вышел в Черное море через протраленный участок в минном загражде­нии к российским берегам и 12 июня бомбардировал укрепления у устья Дуная, высадил десант, который уничтожил 2 пушки, захватил винтовки и пулемет, пленил 11 человек, после чего успешно возвратился на свою базу. Попытки российских военных кораблей уничтожить «Бреслау» успеха не возымели.

В последующие месяцы падение боеспособности флота и дисциплины судовых команд все более стало усугубляться.

На кораблях и в частях происходили постоянные митинги, судовые команды всё чаще отказывались повиноваться своим офицерам, многие моряки занялись спекуляцией, а вскоре и грабежами. Практически полностью отстранившись от политической жизни, последовательно сменившие Колчака на должности командующего ЧФ адмиралы Вениамин Лукин и Александр Немитц, являлись скорее пассивными наблюдателями и не предпринимали никаких реальных мер для борьбы с этими отрицательными явлениями.

Впрочем, необходимо признать, что и Колчак, останься он во главе Черноморского флота, при всей своей решительности существенно не смог бы ни на что повлиять. Так как сохранение боеспособности флота не было возможно без наведения элементарного порядка в стране. Тем не менее, подводя итог деятельности адмирала в должности командующего ЧФ в борьбе за сохранение воинской дисциплины в первые месяцы после крушения российской монархии, с уверенностью можно сказать, что в условиях нарастающего революционного хаоса адмирал проявил незаурядное личное мужество, практически в одиночку противостоя деструктивным процессам. Во имя чего готов был идти на компромиссы со всеми, кто разделял идею защиты Родины от иноземного порабощения.

---

Примечания:

1. Гончаренко О.Г. Закат и гибель Белого флота. 1918−1924 годы. — М.: Вече, 2006. — с.77
2. Гречанюк Н.М., Попов П.И. Моряки Черноморского флота в борьбе за власть Советов. — Симферополь, Крымиздат, 1957. — с.34
3. Цит. по: Потемкин Е.Л. Социалисты-революционеры Таврической губернии в 1917—1918 годах: Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук: 07.00.02., Московский государственный открытый педагогический университет им. М.А.Шолохова. — Москва, 2005. — с.34
4. Платонов А.П. Февраль и Октябрь в Черноморском флоте — Севастополь, Крымский истпартотдел ОК ВКП (б), Крымское государственное издательство, 1932. — с.22
5. Мельгунов С.П. Мартовские дни 1917 года. — М.:Айрис-пресс, 2008. — с.404
6. Краснознаменный Черноморский флот. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Воениздат, 1979. — с.78
7. Указ. соч. — с.79
8. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917−1920 годов. / Сост., коммент. В.В. Крестьянников. — Симферополь: Крымский архив, 2007. — с.7
9. Краснов В.Г. Колчак. И жизнь, и смерть за Россию: В 2 кн. Кн.1 — М.: Олма-пресс, 2000. — с.280
10. Алтабаева Е.Б. Смутное время: Севастополь в 1917—1920 годах. — Севастополь: «Телескоп», 2004. — с.11
11. ГА РФ, ф. Р-5844, оп. 1, д. 1, лл. 27 об.-30 // «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна…» / сост.: Т. Ф. Павлова, Ф. Ф. Перчёнок, И. К. Сафонов; вступ. ст. Ф. Ф. Перчёнка. — М.: Прогресс: Традиция: Русский путь, 1996. // http://lib.rus.ec/b/27 586/read
12. Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак: исследователь, адмирал, Верховный правитель России. — М.: Центрполиграф, 2003. — с.73
13. Елизаров М. А. Левый экстремизм на флоте в период революции 1917 года и Гражданской войны: февраль 1917 — март 1921 гг.: диссертация на соискание учёной степени доктора исторических наук: 07.00.02; [Место защиты: С.-Петерб. гос. ун-т].- Санкт-Петербург, 2007. — с.159−160
14. Хандорин В. Г. Адмирал Колчак. Правда и мифы. — Томск: Издательство Томского Университета, 2007. — с.48−49
15. Жуков В.К. Черноморский флот в революции 1917−1918 гг. — М., Молодая гвардия, 1931. — с.44
16. Плотников И.Ф. Указ. соч. — с.76
17. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917−1920 годов — с.42−43
18. Вьюницкая Л.Н., Кравцова Л.П. Дорогами революции: Путеводитель. — Симферополь, Издательство «Таврия», 1987. — с.79
19. Платонов А.П. Указ. соч. — с.31
20. Указ.соч. — с.38
21. Сапронов С.Г. Революционный Севастополь // Октябрь на фронте. Воспоминания. — М.: Воениздат, 1967. — с.274
22. Семин Г. И., Никитина А.С. Посланцы Ленина. Очерки. — Симферополь, Издательство «Таврия», 1977. — с.9
23. Плотников И.Ф. Указ. соч. — с.76
24. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917−1920 годов — с.46
25. Куликов И.И., Кот В.П., Крестьянников В.В., Кулик С.И., Скрипниченко А.А., Терещук Н.М., Фесенко А.А. — История Севастополя в лицах: военные и гражданские руководители города и флотов. К 225-й годовщине со дня основания города — Севастополь: Арт-политика, 2008. — с.34
26. Севастополю 200 лет. 1783−1983.Сборник документов и материалов / Сост. Г. И. Ванеев, И.П.Кондрашов, М.А.Коротков, Н.Н.Фомина // Киев, Наукова думка, 1983. — с.128−129
27. Допрос Колчака. — Ленинград, Государственное издательство, 1925. — с.74
28. Там же.
29. Указ. соч. — с.73
30. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917−1920 годов — с.54
31. Королев В.И. Черноморская трагедия (Черноморский флот в политическом водовороте 1917−1918 гг.) — Симферополь, Таврия, 1994 — с.8
32. Допрос Колчака — с. 70
33. Хандорин В.Г. Указ.соч. — с.51
34. Допрос Колчака — с.76
35. ГА РФ, ф. Р-5844, оп. 1, д. 1д. 2, лл. 35−42// «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна…»
36. Смирнов М.И. Адмирал Александр Васильевич Колчак (краткий биографический очерк) — Издание Военно-морского союза, — Париж, 1930. — с.35−36
37. Указ. соч. — с.36
38. Дважды Краснознаменный Балтийский флот. — 2-е изд., испр. и доп. — М.:Воениздат, 1978. — с.118−119
39. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917−1920 годов — с.65−66
40. Дроков С.В. Адмирал Колчак и суд истории. — М.: Центрполиграф, 2009. — с.152
41. Смирнов М.И. Указ. соч. — с.36−37
42. Дроков С.В. Указ.соч. — с.153
43. Надинский П.Н. Очерки по истории Крыма. Часть II. Крым в период Великой Октябрьской социалистической революции, иностранной интервенции и гражданской войны (1917−1920 гг.) — Симферополь, Крымиздат, 1957. — с.23
44. Плотников И.Ф. Указ. соч. — с.83
45. Севастополь: Хроника революций и гражданской войны 1917−1920 годов — с.67
Впервые опубликовано: информационно-аналитическая газета «Крымское эхо»
http://kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=8271