Учение о Духе Святом в ранней Церкви

Учение о Духе Святом в Новом Завете. Часть 9: Татиан Ассириец, Святитель Мелитон Сардийский

Татиан Ассириец
У Татиана присутствует довольно необычное разграничение «Духа Божия» и «материального Духа». В частности он говорит, что мир по воле Творца и благодаря могуществу Его «получил материального Духа», а поэтому «есть Дух в звездах, Дух в ангелах, Дух в растениях, Дух в человеке, Дух в животных; но, будучи одним и тем же Духом, Он обладает в самом себе различиями (Речь. 12)». В этом рассуждении Татиана нельзя не увидеть определенного заимствования из стоической концепции «пневмы». Впрочем, Татиан ее существенно изменяет: согласно ему, данный «материальный Дух» нельзя считать за Божество, каким его признавали стоики; тем самым апологет достаточно решительно устраняется от пантеистического монизма стоиков"[1]. Этот материальный дух обеспечивает единство миру, но он безличностен. Не имея твердых представлений о промысле Божием, Татиан остается в плену стоической мысли, как ему кажется, созвучной с текстами Писания, говорящих о всепроникающем Духе (Пс 138:7, Прем 1:7). Характерно, что у учителя Татиана — св. Иустина, мы не находим высказываний о промыслительном действии Духа Божия.
Татиан специально поясняет отличие этого материального духа от Духа Святого и утверждает, что он ниже Его: «Дух, пронизывающий вещество, который… ниже Божественного Духа, не следует почитать наравне с совершенным Богом (Речь. 4)».
1. Учение о домостроительстве Духа
1.1. Боговдохновенность
«Дух же Божий есть не у всех, но вселяясь в некоторых живущих праведно и переплетаясь с их душою, Он чрез предсказания возвестил сокровенное прочим душам» (Речь. 13).
Привлекает внимание слово sumperiplekomenon, употребляемое для описания отношений Святого Духа и священносписателя. sumperipleko значит обвивать, обхватывать. Изречение пророчества понимается как единый акт соединенных души человека и Духа Божия.
1.3. Дух и человек
У Татиана мы встречаемся с новым тематическим направлением пневматологических высказываний: его пневматология тесным образом связана с антропологией. «Лишь для охраняемых Духом Божиим зримы и тела демонские, остальным же — никоим образом (Речь. 15)». «души, повинующиеся мудрости, привлекли к себе родственного им Духа» (Речь. 13). В силу того, что мировой «материальный дух» находится в человеке (Речь. 12), Дух Божий оказывается ему родственен, он привлекается к душе красотой ее благодетелей и богопочитания. Мировой материальный дух является средством, через которое Дух Святой нисходит в богоугодного человека и сплетается с его душой (Речь. 13).
Соединить свою душу со Святым Духом значит вступить в союз с Богом: «нам должно теперь искать снова то, что потеряли, соединить свою душу со Святым Духом и вступать в союз с Богом» (Речь. 15).
Здесь употреблено слово из гностического лексикона — syzugia, но сама мысль апологета находит параллели с ветхозаветной пневматологией, в которой «человеческий дух — такое измерение его личности, через которое выражается его связь с Богом"[2]. «Человеческий дух у допленных пророков определяется как способ бытия личности человека, в котором выражается его связь с Богом. При этом дух человека самостоятелен и способен искать Творца"[3].
Татиан учит, что человек в грехопадении потерял эту связь с Богом, был оставлен Духом. Поэтому «воссоединение с Духом Святым и есть спасение"[4]. «Если душа «живет в одиночестве» (т.е. не приобщается Божественному Духу), то она неизбежно тяготеет вниз, к материи, и умирает вместе с плотью; однако, если она как бы «вступает в брак» с Духом Божиим, то возносится этим Духом в горние области. Ибо душа имеет дольнее происхождение, а Дух, наоборот, обитает горе. Правда, изначала Дух жил вместе с душой, но она не захотела следовать за Ним, и Дух покинул ее. Несмотря на свою «покинутость», душа все же удержала в себе некую «искру силы Духа», которой, впрочем, было недостаточно, чтобы созерцать «совершенные вещи""[5].
Души язычников Татиан называет «отлученными от Духа Божия» (Речь. 14), надо полагать, в отличие от душ христиан, то есть, опять мы видим непроговариваемое, но подразумеваемое понимание Церкви как общества соединенных с Духом.
2. Учение о Святом Духе в составе Пресвятой Троицы
Что касается догматической части, то у Татиана все более важное в этом отношении заключается в одной фразе: «И души, повинующиеся мудрости, привлекли к себе родственного им Духа, а непокорные и отвергнувшие служителя пострадавшего Бога (из предыдущего ясно, что этот служитель — Святой Дух), показали себя более богоборцами, чем богочтителями» (Речь. 13)"[6]. Называя Дух служителем Сына, Татиан, видимо, вслед за своим учителем святым Иустином, выказывает субординационистское понимание внутритроичных отношений. Вместе с тем это указывает на икономические отношения Второй и Третьей ипостасей в деле искупления. По всему видно, что Татиан осмыслял отношения Сына и Духа как подчиненные. Впрочем, то, что Он упоминает именно «пострадавшего Бога», может означать служение в искупительном подвиге Христа. Сложно сказать что-то более определенное при такой скудости высказываний у автора. В чем именно состояло служение также непонятно. Очевидно, что пневматология Татиана испытывала определенное влияние стоицизма и гностицизма.
Суммируя вышесказанное, можно отметить, что у Татиана Дух Святой есть Тот, Кто
— действует через разлитый в мире материальный дух,
— возвещает сокровенное через пророков,
— служит Христу в домостроительстве спасения,
— охраняет верующих от воздействия злых духов,
— соединяет душу человека с Богом,
— сообщает единство сообществу христиан — Церкви, отделяя ее от прочего мира

Святитель Мелитон Сардийский
В своем сочинении «О Пасхе» святитель Мелитон, подобно другим христианским писателям своего времени продолжает раскрытие исторического аспекта пневматологии: «Тогда пришел ангел поразить Египет…, не запечатленный кровью, не охраняемый Духом (О Пасхе. 16)». «Скажи мне, Ангел, чего ты устрашился?… Овчей крови или Духа Господня? (О Пасхе. 32)».
По мнению А.Г. Дунаева, подобные места в сочинениях святителя Мелитона «указывают больше на Божество Христа, как и у остальных авторов II-го века, чем на Третью Ипостась"[7], однако общий контекст письменности этого периода все же дает основания относить данные фразы к Лицу Святого Духа. Для авторов этой эпохи как раз характерным было раскрытие исторического аспекта домостроительства Духа именно как Третьего Лица Троицы (в том числе и прямо в истории Израиля — смотри святого Иустина, Климента Александрийского) и нет особых оснований считать, что святитель игнорировал эту общую традицию богословия своего времени или выпадал из нее. Божественная природа Христа действительно нередко именовалась «Духом», но такого именования мы нигде не встретим в контексте изложения событий ветхозаветной истории.
Показательно, что, согласно святителю Мелитону, ангел, поражающий Египет, устрашился Духа Господня, охраняющего Израиль, то есть, явно Дух понимается как нечто высшее ангельского мира. Далее, св. апологет замечает: «Ценной была кровь овцы, ныне же она потеряла свою ценность через Дух Господень (О Пасхе. 44)», указывая на современное действие Духа в Церкви, которая охраняется Духом без кровавых жертв.
В сочинении «О крещении» святитель Мелитон пишет: «омывается и мать дождей, многоцветная радуга, вызываемая влагоносной пневмой (1)». А.Г. Дунаев, обращая внимание на выражение udragogo pneumati (букв. «водопроводный дух, ветер»), замечает, что помимо прочего «это словосочетание могло бы поддерживать библейский контекст (Дух носился над водой), что прекрасно соответствует крещальной символике"[8].
Также, как Татиан и святой Феофил, святитель Мелитон называет Сына Духом (О вере. 12), также, как и они, при этом не смешивая Самих Божественных Лиц (чего, как уже было сказано, не избежали Ерм и автор 2-го Послания Климента к Коринфянам). В одном из сохранившихся текстов, он прямо различает Их:
«Ибо Он Слово Отчее…, податель Святого Духа пророкам (Душ. II.20)».
В начале века Леонардов писал: «Нет оснований в учении Иустина и других апологетов о совместном участии в боговдохновенной работе Сына Божия и Святого Духа усматривать какую-либо неопределенность в представлениях о Святой Троице. В этом их учении находятся несомненные следы православного учения о взаимоотношении Сына Божия и Духа Святого в сообщении людям божественного Откровения. Хотя апологетами и не выражено с полною определенностью, но все же необходимо предполагается, что Дух Святой и был именно тем посредником, Который вводил мысль и волю вечного Слова в действительное бытие в истории человечества чрез боговдохновенных людей. Учение апологетов о сверхъестественной стороне вдохновения получает такой смысл, что Божественный Логос сообщал пророкам и святым писателям божественного Откровения через посредство Святого Духа, вдохновлявшего их"[9].
Как ни удивительно, эти слова оказались вполне справедливы для святителя Мелитона, хотя тексты святителя, в которых излагается его мнение об этом, обнаружены к тому времени еще не были. Таковая фраза святого апологета не может рассматриваться как выражение догматического субординационизма, так как здесь он рассуждает о взаимоотношении домостроительств Сына и Духа, а не о сокровенной тройческой реальности. Это выражение также крайне важно для воссоздания пневматологических воззрений авторов II века в части, касающейся, учения о боговдохновенности, ибо проясняет, как виделось взаимоотношение Второй и Третьей Ипостасей Святой Троицы в деле написания Священных Книг.
«За все это славу возносим Отца и Сына и Святого Духа и ныне и присно во веки веков (О душе. III.6)». По мнению А.Г. Дунаева, «формулировка доксологии здесь явно не II века и, следовательно, является интерполяцией», хотя на наш взгляд она органично вписывается в литургическую традицию II в.
Конечно, если рассматривать пневматологию святителя Мелитона отдельно, то, безусловно, можно прийти к выводам и о пневматологическом субординационизме, и даже о невыделении Святого Духа как самостоятельной Ипостаси. Однако крайняя скудность и неоднозначность сохранившегося материала по этому вопросу не позволяют делать какие-либо выводы вне богословского контекста той эпохи. Так что выводы о пневматологии святителя Мелитона на настоящий момент зависят от общего мнения исследователя о пневматологии данного периода.
На наш взгляд, для святителя Мелитона Дух Святой есть
— самостоятельное божественное лицо,
— действующее в истории Израиля,
— подаваемое Сыном ветхозаветным пророкам,
— действующее в Церкви.
Вряд ли стоит придавать слишком большое значение самому факту отсутствия в дошедших до нас творениях святителя Мелитона сколь-либо значительных и специальных отрывков, посвященных третьей Ипостаси Святой Троицы. Подобное отсутствие вполне объясняется из общей тематики этих сочинений — христологической по преимуществу. Можно вспомнить и Афинагора, в другом своем сочинении — «О воскресении мертвых» не упомянувшего ни разу о Третьей Ипостаси, и св. Иустина, в предсмертной речи промолчавшего о Духе. Так что слишком далекие выводы о пневматологии этого мужа, «целиком», по свидетельству современника и очевидца, «жившего во Святом Духе"[10], делать на основании этого не стоит.

[1] Сидоров А.И. Патрология. — Сс. 198−199.
[2] диакон Георгий Завершинский. Пневматология Ветхого Завета. — С. 188.
[3] диакон Георгий Завершинский. Пневматология Ветхого Завета. — С. 197.
[4] архим. Киприан (Керн). Указ. соч. — С. 125.
[5] Сидоров А.И. Патрология. — С. 200.
[6] Болотов В.В. Указ. соч. — С. 61.
[7] Дунаев А.Г. Предисловие к творениям св. Мелитона Сардийского. / СДХА. — С. 437.
[8] Дунаев А.Г. Комментарии / СДХА. — С. 652.
[9] Леонардов Д. Учение… апологетов II в. — Сс. 579−580.
[10] Так пишет о святителе Поликрат Эфесский (Цитата сохранена у Евсевия Кесарийского, ЦИ IV, 21)