Прошедший век для европейской цивилизации ознаменовался одновременно падением авторитета религии и ростом авторитета науки. Вполне естественно, что антирелигиозные силы попытались использовать такое положение вещей для еще большей дискредитации Церкви и христианского учения, противопоставляя те или иные научные теории и гипотезы догматам Богооткровенной Истины.
В таких условиях для многих христианских апологетов казалось необходимым и даже единственно верным идти по пути доказательства, что данные научные гипотезы не противоречат христианскому учению. Однако при фактически «священной» неприкосновенности оных гипотез и теорий все это на деле выливалось в доказательство того, что, напротив, христианское учение не противоречит им[1].
В качестве яркого примера можно вспомнить, например, апологетическую статью Н. Бердяева, написанную в 1920-х годах, в которой он утверждал, что отсутствие доказательств об историческом существовании Христа на самом деле «и есть величайшее свидетельство в пользу христианства, свидетельство его чудесности"[2]. Еще больше примеров такого рода апологии мы увидим, если обратим внимание на многочисленные попытки согласования православного учения и эволюционизма, предпринимавшиеся десятками авторов, старавшихся на разные лады доказать, что выдвинутая Дарвиным в середине XIX века теория видообразования не только не противоречит учению Церкви о творении, но напротив, составляет его самую сердцевину и имеет твердые основания как в Писании, так и в Предании.
При кажущейся беспроигрышности позиции, апологетика такого рода имеет ряд очень серьезных недостатков.
Первый состоит в том, что такой подход совершенно беспродуктивен, как с богословской, так и с научной точки зрения. Всецело замыкающийся на существующих сию минуту моделях, он делает бессмысленным любую дальнейшую исследовательскую деятельность. Вместо того, чтобы искать реально существующие исторические свидетельства о Христе, подход предлагает нам ограничиться осмыслением отсутствия оных; вместо того, чтобы объективно и критически рассмотреть предлагаемые секулярной наукой теории, непосредственно затрагивающие область Божественного творения, чтобы, в случае необходимости, пересмотреть их или выдвинуть новые, подход предполагает подстроиться под уже существующие.
Вторая проблема связана с тем, что наука время от времени неизбежно модернизирует и меняет свои взгляды. Научное знание не стоит на месте. Одна теория сменяет другую. И каждый раз горе-апологеты умели перетолковать текст Писания, чтобы оно соответствовало той или иной картине. Разные авторы с одинаковой самоуверенностью пытались и до сих пор пытаются одновременно согласовать с христианством такие разные и частично противоречащие друг другу разновидности теории эволюции как дарвинизм[3], СТЭ[4] и номогенез[5]. Занятие это весьма неблагодарное, поскольку такие «богословские кульбиты» в конечном итоге могут лишь посеять недоверие вообще ко всему тексту Библии и церковному учению.
Наконец, третья проблема связана с тем, что в абсолютном большинстве случаев такой подход предполагает по умолчанию лишить какого-либо самостоятельного значения, или, попросту говоря, выбросить из Библейского и Святоотеческого наследия 99% того, что нельзя притянуть за уши к данной теории, например, теории эволюции. Здесь кроется наибольшая опасность. Если сжечь свой дом из страха перед ограблением, то это, наверно, поможет оставить воров ни с чем, но вряд ли будет способствовать сохранению имущества. Апологетика, наносящая больший урон, чем сама критика, явно не может быть признана успешной.
Согласно вере Церкви, происхождение мира — это сверхъестественный акт, чудо. Современная же секулярная наука ставит своей целью напротив, создание естественной картины его возникновения. Это принципиально неустранимое противоречие. И теория эволюции возникла и получила столь широкую и активную поддержку в научных кругах именно как альтернатива сверхъестественной картины сотворения мира. Поэтому любые попытки «примирить религию и науку» посредством искусственного осверхъестественения теории эволюции заранее обречены на бесплодие как на почве науки, так и на почве религии.
Этого не надо бояться, это не надо замалчивать или скрывать. Напротив, как раз это спокойное осознание противоречия эволюционной концепции православному учению и должно стать зерном подлинно христианской апологетики. Трезвый подход Святых Отцов к любым теоретическим построениям человеческого разума в наше время всеобщего идолопоклонства науке актуален как никогда. «От науки нельзя научиться ничему надежному о Боге"[6] - вот ответ на тот вопрос, могут ли научные открытия влиять на христианское богословие. Религиозное знание опирается на свидетельство единственного Очевидца сотворения мира, и этот факт ни в коем случае нельзя затушевывать. И если наука в лице некоторых своих теорий противоречит Библии, то тем хуже для науки, а не для Библии.
Речь не идет об однозначном отвержении любых теорий, ни, тем более, науки в целом. Речь идет лишь о восстановлении здоровой дистанции между научным теоретизированием и изложением Богооткровенной истины на страницах апологетических работ.
[1] Собственно, наука начинается не с фактов, а с определенного их теоретического осмысления. Наука никогда не ограничивается только фактами и любая работа с научным материалом означает в конечном итоге именно работу с научными осмыслениями тех или иных фактов в частности и всего мира вообще.
[2] Бердяев Н.А. Наука о религии и христианская апологетика // Путь, 1927, N6. С. 50.
[3] Cм. напр.: диак. Андрей Кураев. Человек приходит в мир // Той повеле и создашася. Клин, 1999.
[4] Cм. напр.: Муравник Г. Л. Творение и эволюция: опыт преподавания в православной школе // Рождественские Чтения 98. М., 1998.
[5] Cм. напр.: Московский А.В. Существует ли научная альтернатива дарвиновской концепции эволюции? // Рождественские чтения 97. М., 1997.
[6] Cвт. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолствующих. М., 1995. С. 21.
