Что приобрела Русская Церковь от объединения?

К завершению торжеств, связанных с пятилетием подписания акта о каноническом общении между РПЦЗ и РПЦ. что обрела наша церковь, благодаря объединению? — С этим вопросом мы обратились к прот. Максиму Козлову, профессору Московской Духовной Академии и настоятелю храма святой мученицы Татианы при МГУ.

По итогам гражданской войны часть прихожан Русской Церкви оказалась в вынужденной эмиграции, среди них за рубежом оказались и многие священнослужители и даже архиереи. Наиболее видный из них митрополит Антоний (Храповицкий), в России побывавший ректором практически всех духовных академий, и сперва предлагавший церковной «растворится» в клире поместных православных церквей, в начале 20-х возглавил временное церковное управление эмигрировавшим духовенством. Это управление оказалось экстерриториальным, так разместившись на территории православной Сербии (в городе Сремски Карловцы) оно подчинилось не Сербскому патриарху, а объединив всю русскоязычную эмиграцию осталась в формальной церковной юрисдикции Москвы, на правах, как мы сейчас сказали бы: «широкой автономии».

Временное зарубежное управление, объединившее вокруг себя в первую очередь осколки «белой» армии, на первом своем соборе, приняло несколько политических воззваний монархического толка, чем подставило под удар епархии оставшиеся в большевистской России. Решения первого всезарубежного собора заложили фундамент будущих разногласий. Часть зарубежных приходов (в первую очередь французские и часть немецких), уже тогда во главе с епископом Евлогием (Георгиевским) отделились от юрисдикции митрополита Антония (Храповицкого), а после его разрыва с Московской Патриархией и вовсе создали собственную юрисдикцию под омофором Константинопольского патриарха.

Приходы, оставшиеся у митр. Антония, в свою очередь стали ядром так называемой «Русской Православной Церкви Заграницей». Долгое время оставаясь непризнанной она была лишена официального евхаристического общения с мировым православием. После второй мировой войны РПЦЗ, перенесшая свой центр из центральной Европы в США, на протяжение почти семидесяти лет была главным оппонентом и критиком Московской Патриархии, в которой видела не Церковь в отечестве, а лишь «проект советского правительства». Ожесточенная борьба «зарубежных» и «московских» приходов стала центральным конфликтом для русской церковной диаспоры на долгие годы. Так, что только к началу 2000-х (то есть через десять лет после падения советской власти!) отношения между двумя юрисдикциями стали потеплеть. К середине 2000-х стало возможным объединение двух юрисдикций в одну, при сохранении полу-автономного статуса РПЦЗ под общим духовным руководством Московского Патриарха. Пятилетие этого объединение Русская Церковь и отметила прошедшими торжествами 19−21 мая.

«Возможность совместной евхаристической молитвы, возможность, так или иначе, осознавать себя наконец не только в идеальном умозрении, но и в реальности единой Церковью, есть непреходящее и абсолютное благо, — комментирует юбилей протоиерей Максим Козлов, профессору Московской духовной академии и настоятель храма святой мученицы Татианы при МГУ. — Я думаю, что с точки зрения практики церковной жизни для нас очень важны знакомство и контакты с Зарубежной Церковью. Русская Зарубежная Церковь, с одной стороны в силу понятных исторических обстоятельств, сохранила в значительной мере то, что у нас было прервано: нечто из традиций, уклада, строя жизни синодальной эпохи. С другой стороны она имеет опыт функционирования в демократическом представительском государстве со всеми его плюсами и минусами, которые мы только-только постепенно приобретаем».

«Это то пересечение, которое для нас очень важно, очень важно для нашей зарубежной диаспоры, потому что прежняя разобщенность чрезвычайно затрудняла православное свидетельство в окружении инославного, или тем более не христианского мира. Теперь этого странного выбора, русское православие в Москве или русское православие за границей, не стоит, подчеркивает отец Максим. — Масштабы действия нашей Церкви, административные структуры и объемы, конечно несопоставимы с тем, что есть в РПЦЗ. В этом смысле, даже бюрократии в нейтральном значении этого слова, у нас больше. Но впрочем, в период, когда мне приходилось довольно часто общаться с представителями Зарубежной церкви в годы, предшествующие объединению, я с радостью, а иногда и с удивлением обнаруживал, что в нас значительно больше общего, чем можно было бы предполагать, и в хорошем и в немощном».

http://www.nsad.ru/index.php?issue=13§ ion=10 014&article=2288