Радонеж | Сергей Худиев | 18.05.2012 |
Недавнее решение президента США Барака Обамы высказаться в защиту «однополых браков» вызвало бурную полемику в самих США — но мы здесь рассмотрим только одну из ее сторон. Сам Обама заявил, что к такому решению его побудила «его христианская вера». По его словам, «Если раньше я придерживался буквы веры, то теперь больше доверяю собственным глазам. И понимаю, что дух взаимной любви не ограничивается рамками гетеросексуальных отношений.
Более того, чувство справедливости подсказывает мне, что любящие люди имеют одинаковые права независимо от того, как эта любовь проявляется. И это вовсе не противоречит моей вере в семейные ценности, напротив, укрепляет ее". Как комментирует это заявление отечественное либеральное издание газета.ру, «религиозные аргументы в пользу признания однополых браков, которые все громче раздаются в США, наглядно показывают, что глубокие мировоззренческие сдвиги не обходят стороной и область веры». Газета отмечает, что «Доверие к собственному нравственному чувству, признание верховенства любви над законом, обостренное чувство справедливости характерны для современного либерального протестантизма. Поэтому слова Обамы, безусловно, найдут отклик в сердцах тех, кто подобно ему не видят противоречия между верой в бога [с маленькой буквы — так в тексте] и поддержкой борьбы гомосексуалистов за свои права»
Сделаем несколько замечаний относительно риторики «брачного равноправия»; следует отметить, что она построена на ряде подмен.
Гей-активисты не требуют себе права вступать в брак — то есть в признаваемый законом союз между мужчиной и женщиной. Они требуют пересмотра самого определения «брака». Давайте сразу это отметим — речь не идет о равноправии людей. Речь идет о том, что государство, своей властью, должно пересмотреть определение такого ключевого для человеческой жизни понятия, как брак. Речь также не идет о справедливости. Справедливо ли, что мужчина лишен права быть беременным? Возможно, кому-то это кажется несправедливым — но большинство из нас сочтет такую постановку вопроса бессмысленной. Мужчина не может быть беременным — такова уж природа вещей; закон может ее только признать, он не может ее переменить. Точно также для того, чтобы составить брак, нужны мужчина и женщина. Такова природа вещей; бессмысленно объявлять природу несправедливой и пытаться исправить ее законодательно.
Требовать «брачного равноправия» для однополых пар — все равно, что требовать «равного права на беременность» для мужчин. Эти требования одинаково невыполнимы; можно сделать вид, что они выполнены, только обманывая себя и других. Можно объявить мужчину «юридически беременным» и требовать от всех признавать его в качестве беременного; можно объявить союз двух лиц одного пола «браком» и преследовать всех, кто с этим не согласен — но это ничего не изменит в самой природе. Беременных мужчин не бывает. Как не бывает и однополых браков.
Но рассмотрим религиозную сторону вопроса. Либеральные религиозные общины, поддерживающие принятие однополых союзов в качестве «браков» не просто вносят какие-то изменения в церковное здание — они строят на совершенно ином основании. Мы наблюдаем за столкновением двух принципиально разных подходов к миру, исходящих из принципиально разных взглядов на человека и его место в мире, на роль государства, на права человека и их источник.
Господь Иисус высказывался о браке — и высказывался ясно: «В начале же создания, Бог мужчину и женщину сотворил их. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью; так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает. (Мар.10:6−9)» Господь описывает брак как установленный Богом, а не государством; установленный в результате творения, а не откровения — то есть укорененный в самой природе человека независимо от его религии; моногамный; нерасторжимый; и, что до недавних пор было бы совершенно излишне указывать — гетеросексуальный. «Бог мужчину и женщину сотворил их»
Для того, чтобы называть союз людей одного пола браком, христианину нужно совершить очень решительный шаг — поставить требования секулярного общества выше слов Господа, то есть — звучит страшно, но так оно есть — перестать быть христианином. Если в Вашей жизни передовица New York Times обладает большим авторитетом, чем Евангелие, то увы — Вы таймсианин, а не христианин. Когда Обама говорит, что поддержать «однополые браки» его побуждает его «христианская вера», это, в общем-то, понятно — он политик, а от политиков мы и не ожидаем прямодушия. Но если думать не о политике, а о Евангелии, то христианин — это ученик Господа и Апостолов, а их учение о браке совершенно ясно.
Нам нередко говорят, что 1) главное в христианской этике — это любовь к людям, 2) поддержка однополых союзов была бы проявлением любви, 3) следовательно, христиане могут (или даже должны) поддержать это нововведение. В этом рассуждении ошибочен тезис (2), но прежде всего, нам стоит обратить внимание на одну проблему — был ли сам Господь, в этом случае, хорошим христианином? Это звучит абсурдно и на грани кощунства, но задумайтесь на минуту — человек, который «из любви» желает пересмотреть то определение брака, которое мы находим в Евангелии, тем самым претендует на то, что любви у него больше, чем у Господа. Допустим, он искренен в этой своей уверенности — но зачем же тогда называть себя последователем Иисуса, если, на самом деле, он Его превзошел? Если человек исповедует намного более человеколюбивую религию, чем та, которую проповедовали Господь и Апостолы, поздравим его с этим — но уточним, что эта религия — не христианство.
Если же оставаться христианами и считать Иисуса своим Господом и Учителем, то следует признать, что совершенная любовь всегда желает людям блага, а совершенная мудрость всегда знает, что этому благу способствует, а что нет. Можно быть неверующим либералом и считать, что Евангелие неправо; можно быть Христианином и принимать Евангелие как слово Божие; невозможно быть одновременно тем и другим.
Но ответим на слова о «доверии к собственному нравственному чувству». В чем здесь ошибка? Разве не всегда правильно доверять своей совести? Совести доверять правильно. Не всегда правильно доверять своей мудрости. Человек, который верит, что при коммунизме исчезнут войны и эксплуатация, и водворится братство людей, может хотеть добрых вещей — мира и братства. Его ошибка не в этом — а в том, что принимает в высшей степени разрушительную идеологическую химеру за средство к достижению этих целей. В реальности, как мы видим, не получилось ни мира, ни братства. Когда американцы вторгались в Ирак, многие из них хотели добра — свергнуть жестокого диктатора, водворить демократию, при которой (как многие верили) иракский народ насладится жизнью в свободе, мире и достатке. Сейчас (по американским же данным) Ирак лишился, как минимум, половины своего христианского населения, а бедствия, которые переживает эта несчастная страна, заставляют ее жителей с тоской вспоминать о временах диктатора. Трагедия истории в том, что иногда великие бедствия причиняются как раз людьми, которые, по бессмертному афоризму Черномырдина, «хотели как лучше», и, увы, «доверяли своему нравственному чувству». С религиозными либералами такое уже происходило — например, в 20-тые годы прошлого века. Тогда в большой моде была евгеника — «научная» доктрина о том, что социальные язвы (алкоголизм, преступность, бедность, бродяжничество) происходят от «плохой наследственности», и от них можно избавиться, поощряя людей с «хорошей наследственностью» — белых из высших классов — иметь как можно больше детей. Так же предполагалось, что интересы общества требуют сдерживать размножение людей с «плохой наследственностью» — бедняков, как цветных, так и «белой рвани». В ходе программы евгеники в США были насильственно стерилизованы около 60 000 человек. Тогда либеральные общины — такие как Епископальная Церковь США — горячо поддерживали программу, в то время, как католики и многие консервативные протестанты выступали против. Сейчас книга католического апологета Г. К.Честертона «Евгеника и другие виды зла» читается как защита здравого смысла и человечности; тогда она воспринималась как голос мракобеса и реакционера, стоящего на пути науки и прогресса. И тогда, как и сейчас, либеральные религиозные общины «доверяли своему нравственному чувству» — каковое чувство удивительно точно совпадало с текущей политической модой. И — как и сейчас — не совпадало с Евангелием.
Евангелие говорит о любви — то есть искреннем, глубоком и жертвенном попечении о временном и вечном благе ближнего. Риторика, с которой мы имеем дело, называет любовью нечто другое — сексуальный контакт. Любовь в евангельском смысле приносит жизнь; «любовь» о которой говорится, что она «не ограничивается рамками гетеросексуальных отношений» приносит смерть — причем, увы, вполне физическую, наблюдаемую смерть, уже здесь, по эту сторону вечности. То, что уровень заболеваемости СПИДом среди гомосексуалистов в десятки раз выше, чем среди населения в целом — факт, упоминание о котором чрезвычайно раздражает гей-активистов. Но это факт, и он установлен за пределами всяких сомнений. Продвигать и поощрять гомосексуальное поведение — значит увеличивать количество боли и смерти в мире. Людям, которые не желают этого видеть, возможно, не хватает любви. Но им, совершенно определенно, не хватает мудрости.