 |
| Фома | Виталий Каплан | 16.05.2012 |
Сразу для ясности: мы говорим о церковной десятине, но обсуждаем исключительно саму идею, которую в частном порядке высказал протоиерей Всеволод Чаплин. Не проект ее введения, не постановление Священного Синода или решение архиерейского Собора — а исключительно идею саму по себе. Эта важная оговорка, поскольку в медиа-пространстве уже циркулируют слухи, будто Церковь собирается вводить десятину.
А сама по себе идея десятины, безотносительно к тонкостям ее реализации — идея совершенно нормальная. Действительно, если Церковь — это не какие-то они в рясах и клобуках, а все мы, верующие во Иисуса Христа и стремящиеся ко спасению, то и должны из наших доходов Церковь содержать. Так было в древние времена, так и сейчас заведено у западных христиан — почему же у нас должно быть иначе? Жаба душит?
Такова идея. Но невозможно, обсуждая ее, не задумываться о реализации, иначе будет как в известной песенке: «гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Овраги тут неисчерпаемы.
Начнем с того, что введение десятины потребует изменения всего устройства нашей церковной жизни — придется разрабатывать новый приходской устав, придется менять механизмы взаимоотношений приходов с епархиями, придется и в целом иначе строить отношения Церкви с государственными властями. Это огромные изменения, требующие аккуратнейшей, тщательной проработки. Тут не косметический ремонт, а полная переделка всего здания, и на любом этапе такой перестройки можно ошибиться, тем самым заложив мину в будущее.
Почему? Да потому что не может быть так, что механизм финансирования Церкви будет новым (десятина), а все остальное останется по-старому (полная закрытость системы, келейное принятие решений и проч.). Мы, миряне, теперь платим десятину? Отлично, но тогда мы же и решаем, как распоряжаться этими деньгами, ремонтировать ли крышу храма или содержать детский приют, или на всё затариться свечами, или вместо всего этого купить батюшке «ландкрузер». (Что-то мне подсказывает, что батюшке придется все-таки на раздолбанной «девятке» ездить). И насчет взносов в епархию — это уж мы тогда будем решать, сколько. И вообще, раз мы, приходская община, полностью содержим наш храм — значит, мы же и решаем, кто у нас на приходе будет настоятелем, и не позволим услать нашего чудесного батюшку в какую-нибудь Тму-Скорпионь, и не примем никакого отца Анаксиоса. У нас теперь будет рычаг давления. Кто платит, тот заказывает музыку. Иначе никакой десятины от нас не дождетесь, у нас огромный опыт укрывательства от налогов, а уж тут… не инквизицию же на нас натравят, верно?
Казалось бы, это просто замечательно! Вот она, демократия в действии, вот он, дух раннехристианской Церкви! Но есть одно большое «но». Ладно, если у нас хороший приход, возглавляемый хорошим пастырем. А если у нас рулит младостарец? Если у нас скучковались царебожники какие-нибудь, или диомидовцы, или еще кто-то подобного рода? Тогда мы легко превращаемся в секту, которая формально остается в рамках Русской Православной Церкви, но воздействовать на которую священноначалию будет в сто раз труднее, чем в нынешних реалиях.
Словом, тут есть над чем думать.
Но есть и другая проблема. Десятина, если войдет в практику, одних крепче привяжет к приходу, а других, напротив, оттолкнет. Просто потому, что люди разные — и по своим финансовым возможностям, и по психологическим особенностям, и по духовным. Кому-то платить десятину — как нечего делать, а для кого-то это окажется страшным, непосильным бременем. И такой неплатящий тут же столкнется с общественным осуждением. Мы же понимаем, что атмосфера подлинной христианской любви присутствует далеко не всюду. «А этот вот десятину не заплатил!» — будут тыкаться в спину косые взгляды. Человек быстро осознает, что он тут чужой, и уйдет.
А кто-то вообще не придет — из тех, чья дорога к Церкви сложна и извилиста. Если раньше такой человек воспринимал Церковь как место, где его могут спасти, то теперь он будет воспринимать ее как место, где с него хотят поиметь деньги. Если членство в Церкви будет увязано с выплатой десятины, то акцент сместится со спасения именно на десятину (а наши светские СМИ приложат к этому все усилия, можно не сомневаться).
Надо же понимать, что кроме глубоко верующих, глубоко воцерковленных прихожан и кроме атеистов с антиклерикалами существует множество людей разной степени церковности. Те, кого чохом называют «захожанами», хотя все они разные и сводить их к общему знаменателю неправильно. Так вот, эти люди вряд ли начнут платить десятину, поскольку еще не доросли до ее подлинно христианского понимания. Но, не платя десятину (и зная, что платить ее надо), они потеряют и то слабое чувство причастности к Церкви, которое ныне их как-то держит на плаву. Если Церковь — только для тех, кто платит десятину, то мы тут чужие, мы тут нежеланные гости, Бог нас тут не услышит… пойдем лучше туда, где нам будут рады и не скажут «кошелек или вечная жизнь!» Именно так люди начнут рассуждать.
А есть и просто очень бедные люди, особенно в провинции. Им действительно трудно было бы платить десятину, даже при всем желании. Представьте воцерковленную женщину, мать-одиночку с двумя детьми, она работает оператором на почте и получает шесть тысяч рублей (цифра, кстати, совершенно реальная). Отдать 600 рублей приходу — это значило бы оставить детей без котлет и без игрушек. Что будем делать? Ясно, что людей с низкими доходами нужно от десятины освобождать. Но как именно это делать? Что считать низкими доходами? Каков механизм освобождения? Эта женщина заявление, что ли, должна написать на имя настоятеля, приложив справку из бухгалтерии по форме НДФЛ-2? Представляете, какие унизительные чувства при этом у нее будут?
Словом, тут надо семь раз отмерить, прежде чем отрезать. Или не отрезать.
