Нескучный сад | Анастасия Отрощенко | 05.05.2012 |
Роман Александра Чудакова (1938−2005) «Ложится мгла на старые ступени», изданный отдельной книгой в 2001 году, тогда же номинированный на русский Букер и не получивший его, в том же году ставший библиографической редкостью, в прошлом 2011 году получивший-таки Букера (правда, автор до этого не дожил), в 2012 году, наконец, переиздан и уже в продаже. О лучшей книге десятилетия и о том, почему она лучшая, рассказывает Анастасия ОТРОЩЕНКО.
Всем филологам — состоявшимся и несостоявшимся — Александр Чудаков известен как специалист по творчеству Чехова: «Поэтика Чехова», «Мир Чехова: Возникновение и утверждение» — мы учились по этим книгам. Именно чеховское начало, чеховская система ценностей задает тон воспоминаниям Чудакова. Исключительная интеллигентность прозы, грустный смех, любовь к обыкновенному «маленькому» человеку, восхищение простыми вещами, ностальгия по ушедшему времени, именно чеховскому, грусть от потери близкого человека. Всего и не опишешь, а главное, в пересказе получается слишком обще — до пошлости.
Центральная фигура романа Чудакова — дед. Он воплощает силу и мудрость, он как древний ветхозаветный патриарх держит все на своих плечах. Все вокруг меняется, люди приходят и уходят, один тяжелый год сменяется другим, но дед находится как будто вне этого. Он не обращает внимания на то, что происходит вокруг, не зациклен на времени, не то чтобы не интересуется происходящим, но это все представляется ему слишком мелким и несущественным по сравнению с необходимостью вырастить детей и внуков, поставить их на ноги, накормить, напоить, одеть, научить читать. Надо трудиться с утра до вечера, не боясь тяжелой работы, чтобы прожить жизнь по-настоящему. Но это «по-настоящему» легко опошлилось, если бы причиной тяжелого, изматывающего ежедневного труда не была бы необходимость выжить, попросту говоря, не умереть с голоду — «в этой стране, чтобы выжить, все должны были уметь делать все»:
«Мальчик (кличка коня. — А.О.) и корова Зорька были основой мощного и разветвленного хозяйства Саввиных—Стремоуховых. Выращивали и производили все. Для этого в семье имелись необходимые кадры: агроном (дед), химик-органик (мама), дипломированный зоотехник (тетя Лариса), повар-кухарка (бабка), черная кухарка (тетя Тамара), лесоруб, слесарь и косарь (отец). Умели столярничать, шить, вязать, копать, стирать, работать серпом и лопатой. Бедствиям эвакуированных не сочувствовали: „Голодаю! А ты засади хотя бы сотки три-четыре картошкой, да капустой, да морковью — вон сколько земли пустует! Я — педагог! Я тоже педагог. Но сам чищу свой клозет“. Самой низкой оценкой мужчины было: топора в руках держать не умеет…»
Семья деда — его жена и дочери, зять, внук (собственно автор романа), маленькая новорожденная внучка — живут в Северном Казахстане, на окраине огромной страны, в городе Чебачинске, куда волна за волной ссылают раскулаченных крестьян, поволжских немцев, интеллигенцию, чеченцев, куда эвакуируют столичные вузы, куда переселяют отбывших пять-десять лет в Сибири. Они переезжают сюда, в эту глушь сами, по собственной воле, видя, что вокруг сажают знакомых, родственников, соседей. Отец деда был священником, братья его все также священствовали, бабка была хоть из обедневших, но дворян, так что опасность оказаться не победившим пролетариатом, а врагами народа, была более чем реальная.
Семья этих свободных (относительно, конечно), но хотя бы формально людей — это некий оазис, к которому тянутся совершенно разные люди. Сюда приходят те, кто хочет честно понять происходящее вокруг, кто больше физически не может читать передовицы советских газет, кто жаждет, как в пустыне, глотка чистой, свежей воды. Но это не значит, что роман — стенографическая запись диссидентских «кухонных» разговоров. Разговоры есть, но они как будто не связаны один с другим. Каждый сюжет — свое воспоминание, свой персонаж. Связывает все в одну картинку то, что всему обманчивому и миражному противопоставляется реальное, существующее. Именно поэтому дед не просто формально свободный среди формально несвободных, но действительно свободный. Внутренне, по-настоящему. Не к этой ли свободе из рассказа в рассказ нас вел тот самый Чехов, творчество которого Чудаков изучал всю жизнь. Не ее ли истинное проявление нашел, исследуя не Чехова, а, как заметили давно, кажется, еще при первой публикации книги, самого себя.
Но не только жаждущие свободного слова идут в этот дом. Здесь почти всегда есть те, кому нечего есть, негде спать, в семье их в шутку называют «прихлебателями»: «Прихлебателей было несколько. Главного я запомнил особенно хорошо. Фамилия его была Сухов. Это был высокий, худой мужчина с голодным блеском в глазах. Он садился и сразу начинал разговор про еду, про голодные времена, коих он в советское время насчитывал четыре. Бабке тема была близка: ее самый младший, восьмой ребенок умер в двадцатом году, когда у нее не стало молока; невероятными усилиями она сохранила детей во время голода на Украине в начале тридцатых. Рассказывала, как ели лебеду, крапиву, корни лопуха. Сухов слушал мрачно.
— А волка — вы — ели? — замогильным голосом спрашивал он. — Не— ели? Тогда вы не знаете, что такое настоящий голод.
Второй прихлебатель — Лопарев — месяца три жил у нас. Бабка нашла его на улице. Он лежал у дороги и просил: «Убейте меня! Мне нечего жрать — убейте!» Но желающих убить Лопарева не находилось, как и желающих накормить, все проходили мимо, остановилась одна бабка, и не только остановилась, но и привела его к нам домой. Он рассказал, как где-то на севере пил теплый тюлений жир и как его потом тошнило. Лопарева бабка накормила и поселила в сарае, давала ему лекарства — у него после лагеря опухали ноги. Потом определила в сторожа поспевающего огорода, всегда страдающего от мальчишек…"
Вырванные из контекста, истории, рассказанные Чудаковым, выглядят как будто наивно-слащаво: лагерник погибает с голоду, его подбирают добрые люди, выхаживают, выкармливают.
Но не стоит спешить, дочитаем до конца: «Лопарев исправно сторожил, даже спал на тулупе подле огуречной грядки. Сторожить, правда, было особенно нечего: в том году огурцов оказалось на удивленье мало; впрочем, это вскоре разъяснилось: сторож приторговывал нашими огурцами и — что особенно восхитило отца, увидевшего в этом особый воровской шик, — не утрудился торговать похищенным продуктом где-нибудь подальше, а продавал его прямо перед дверьми учебного заведения, где работали и хозяин, и хозяйка вверенного ему огорода».
Все сюжеты отвечают закону описания реальной картины мира, Толстой называл это «диалектикой души» — в каждом человеке сочетается много всего, находится в нем место как хорошему, так и плохому, сегодня он несчастен, завтра готов забыть о тех, кто оказался рядом в трудную минуту, но он при этом не злодей, он просто человек. Этого самого обыкновенного, ничем не выдающегося и непримечательного, с одной стороны, но уникального, самобытного, единственного в своем роде, и описывает автор на каждой странице, в каждом сюжете, в каждой строчке. И делает это с величайшей любовью, что не отменяет ни мягкого юмора, ни грусти.
«Ложится мгла на старые ступени» — очень ценное свидетельство страшного ХХ века — не просто воспоминание ссыльного, прошедшего лагеря, а взгляд немного стороннего наблюдателя. Это дает читателю как будто новый ракурс эпохи. Несмотря на то, что семья деда не пострадала в лагерях, миновали их те испытания, о которых мы так много читали, когда очевидцам разрешили вспоминать и рассказывать, то, о чем пишет Чудаков, свидетельствует о лживом, гнусном и страшном времени, в котором сложнее всего было остаться человеком, ничуть не меньше мемуаров тех, кто прошел советские тюрьмы.
В судьбе каждого человека той эпохи самым важным было остаться самим собой, подавить все темное и страшное, что время предлагало назвать правильным и верным. Найти себя, когда казалось, что вокруг лишь предательство, ложь, смерть. В этом смысле книга Чудакова не просто автобиографический рассказ о мальчике из Чебачинска, а история каждого из нас, живущих не в тридцатых и сороковых годах минувшего столетия, а именно сейчас, в эту самую минуту. И поэтому же «Ложится мгла на старые ступени» — книга по-настоящему христианская. Она рассказывает о подлинной жизни, призывает жить не вымышленными страданиями, не пустыми разговорами, не завистью, не насмешками, не унынием. А чем-то совсем другим. На вопрос «чем» предстоит ответить каждому, кто прочтет роман Александра Чудакова.
http://www.nsad.ru/index.php?issue=93§ ion=10 031&article=2245