 |
| Православие.Ru | Мария Дягтерева | 18.04.2012 |
В соборе прославленных старцев Оптиной Пустыни преподобный
Варсонофий как бы соединяет первое поколение ее духовных наставников и последних старцев-исповедников. Вступивший на путь иночества по благословению преподобного Амвросия, ученик великих старцев — преподобных Анатолия (Зерцалова) и Нектария, он сам прошел все ступени оптинской духовной школы и воспитал монахов, которым пришлось свидетельствовать об истине Православия в годы большевистских гонений. Отцу Варсонофию не суждено было дожить до революции 1917 года, он видел только ее зарождение в событиях начала века и не без Промысла был поставлен в это время для окормления монашествующих и мирян как живое свидетельство того, что Господь «вчера и днесь и во веки Тот же». Близкий нам по времени, современник Толстого, этот святой был удостоен духовными дарованиями, не уступавшими плодам молитвенного подвига великих аскетов — подвижников первых веков христианства.
Невидимая и видимая брань
История преподобного Варсонофия выделяется на фоне судеб оптинских подвижников чрезвычайным напряжением. Пожалуй, ни один из старцев не прошел такого упорного «артиллерийского» обстрела, почти без передышки — от начала до самого конца. Битва за его душу была непрестанной и злейшей. Казалось бы, что значит одна душа, из-за чего такие бури и смятения? Мало ли на свете светских людей, военных, полковников, мало ли послушников, монахов и, наконец, священников? На каждом этапе жизни с момента решения главного вопроса: жить по обычаям мира или идти за Христом — будущий старец, отец Варсонофий был ненавистен тем незримым противникам, по действию которых возникают самые неожиданные препятствия и находят искушения и скорби от людей. Перечитывая его житие, даже трудно понять, как он, уже не молодой человек, выдержал весь этот натиск.
Принято решение — оставить военную службу, вступить в обитель простым иноком, и тут же восстают преграды: друзья возгораются благой ревностью доставить ему повышение по службе — генеральский чин — и даже находят невесту. Он спешит закончить отношения с миром, чтобы поспеть к сроку, назначенному ему старцем Амвросием, — три месяца на все, — но тут же возникают неразрешимые финансовые затруднения, и тогда в его дела приходится вмешаться лаврскому старцу — преподобному Варнаве Гефсиманскому, с тем чтобы найти ему, полковнику Павлу Ивановичу Плиханкову, «откуп» от мира через своих духовных чад. Но вот он под сводами обители, рад радешенек и еще не может поверить, что выведен «из печи Вавилонской», — таким тяжким было для него пребывание в среде, ставшей совсем чужой. Ему 47 лет. Снят белый китель, скромный подрясник делает его незаметным среди скитской братии. Но какой тут покой? Время, проведенное в послушании, чуть не стоило Павлу Ивановичу жизни. Болезни, тяжелый физический труд и несравненно более тягостное — ополчение со стороны простых монахов по отношению к нему, невольно выделявшемуся навыками и привычками, усвоенными прежде.
Брань была настолько сильной, что вопрос: жить или остаться в монастыре — был отнюдь не риторическим, и он выбрал: лучше умереть, но не покинуть Иоанно-Предтечского скита. Наконец его постригают, но только потому, что опасаются близкого конца. Краткая передышка, в 1902 году открыт келейный постриг, он иеромонах, но и это еще не делает его «своим».
Начинается русско-японская война, и спустя два года его, больного и даже не имеющего достаточного опыта службы, буквально выпроваживают полковым священником в Манчжурию. Три года отец Варсонофий служит, исповедует, причащает офицеров и солдат в госпиталях между Муллином и Харбином. Время «обнищания» ради Христа — забвение собственных немощей, пожертвование покоем, даже отчасти келейным молитвенным правилом, ежедневный искус на терпение. Трижды его жизнь оказывается «на волоске». Ад шел за ним по пятам и больно мстил, ведь он был почти «своим», он, будущий святой, был когда-то среди отпавших.
«Он будет таскать души из ада»
Тяжелый излом в его жизни произошел в пору 20-летия, когда он переехал из Петербурга в Москву. Как уловляет враг, ведь в детстве Павел Плиханков получил настоящее христианское воспитание? Его мачеха, сумевшая стать по-настоящему близким человеком, приучила его к службе, чтению, и годы спустя он с благодарностью говорил о том, что и родная мать едва ли могла бы дать больше. Он полюбил Церковь. Но позднее — испытание свободой, овладение навыками светского общения. Незаметно, от компромисса к компромиссу, от нежелания смущать сверстников пренебрежением правилами века — до такой потери себя, что и через много лет отец Варсонофий будет говорить: «Страшно и больно вспоминать это ужасное время моей жизни. Поистине милосердие Господа неизреченно, ибо исхитил меня из челюстей адовых"[1].
К счастью для него, осознание пришло не через скорби, и внешних «вразумлений» оказалось достаточно: то среди бала красавица, дочь состоятельных родителей, упала в предсмертной агонии и скончалась, христианка. в маскарадном костюме языческой богини; то собственная Павла Ивановича утонченная гордость была посрамлена, и притом самым комическим образом. Увлеченный читатель модного в то время Шпильгагена — автора романа о свободной любви — нечаянно променял свое «интеллектуальное чтение» на копеечную книжечку о Филарете Милостивом, позаимствованную со стола уснувшего денщика. Обмен, впрочем, был признан обеими сторонами неравноценным: денщик ровно ничего не понял в Шпильгагене, а Павел Иванович, незаметно скоротавший ночь в саду за «народным» чтением, к утру был вынужден признать полное свое «поражение».
Наконец душа переполненная, но не насыщенная сдалась. Блестящий офицер, служивший в то время в Казани и проводивший время в увеселениях, шумных и оставлявших лишь чувство опустошения, пришел на Страстной седмице с покаянием в Иоанно-Предтеченский монастырь и доверил свою исповедь игумену по имени Варсонофий. В жизни христианина многое определяется молитвами Церкви Небесной. Покровителем казанской обители был святитель Варсонофий, чьи мощи почитались как одна из главных святынь. Через 20 лет напоминанием о том, кто был ходатаем за него перед Богом, оказалось вступление Павла Плиханкова под сень оптинского Иоанно-Предтечского скита и последующее пострижение в мантию с наречением имени Варсонофий.
Таинственным было его избрание, необычным и призвание в воинство духовное. Когда-то, когда он был еще ребенком, некий старец предрек его отцу: «Помни, это дитя будет в свое время таскать души из ада!» И в Оптиной, где Павел Иванович появился впервые еще в чине полковника, он не был неизвестен. Прозорливая монахиня Параскева обратилась тогда к старцу Амвросию: «Павел Иванович приехал», — на что последовало тихое: «Слава Богу!»
И если будущему оптинскому духовнику и старцу было попущено испытать слабость по человеческому естеству и удобопреклоняемость ко греху, то для того, чтобы быть милостивым и искусным врачевателем людей, погибающих и запутавшихся в тонких сетях современных культурных веяний.
Закончилось испытание войной, восполнившее относительно краткий период его жизни послушника. Смирение превозмогло и болезни, и опасности, и даже неприязнь братии. Когда-то вдоволь натерпевшийся, в 1905 году отец Варсонофий вернулся в оптинский скит, а год спустя за послушание принял обязанности скитоначальника.
Имя преподобного Варсонофия часто упоминают в связи с кончиной Л.Н. Толстого. По ходатайству Синода батюшка с готовностью отправился к умирающему писателю на станцию Астапово в надежде расположить его к исповеди и присоединить к Церкви в случае принесения покаяния. К сожалению, дети Льва Николаевича воспрепятствовали этому, о чем отец Варсонофий очень сожалел. Менее известны его духовные победы.
Свидетельств о том, что старец Варсонофий обладал и несомненным даром прозорливости, и даром духовного рассуждения немало. Может быть, наиболее интересны воспоминания двух его духовных дочерей — Елены Шамониной и Марии Азанчевской. Молодые девушки, приведенные в Оптину Пустынь примерно в одном состоянии успокоенности, ощущавшие даже превосходство над сверстниками в некоей «особой» религиозности, были застигнуты врасплох напоминанием о грехах, совершенных ими в далеком детстве. Нелицеприятной, трудной была исповедь, когда старец сам последовательно размотал цепочку наслоившихся, утаенных и забытых ими тяжелых проступков, называя время, напоминая об обстоятельствах и даже лицах. Однако это полное развенчание не имело ничего общего с уничижением: обличая, отец Варсонофий сострадал, как отец. Через слезы, через момент болезни и туги старец привел их к духовному выздоровлению. Обе они пережили момент перерождения и впоследствии избрали монашеский путь. Не как епитимию, а как призвание, может быть, самое счастливое. Сам отец Варсонофий на вопрос о том, что есть монашество, отвечал так: «Монашество есть блаженство».
Скольких людей он вернул с пути увлечения толстовством и модным мистицизмом в лоно Православной Церкви! Среди них была, например, известная в Петербурге в ту пору своей благотворительной деятельностью и попечением о заключенных княжна Мария Михайловна Дондукова-Корсакова. Не разрывая связи с Церковью и даже причащаясь святых тайн, она попала под влияние иргвинизма — секты реформистского толка, отрицающей почитание святых и даже Пресвятой Богородицы. Никакие доводы и ссылки на догматы Церкви ее не убеждали, и тогда отец Варсонофий с упованием на Божию помощь помолился об ее исцелении от тяжелой болезни, свидетельствуя об истине православного исповедания силой молитвы. Ее подруга Елена Андреевна Воронова, и сама получившая по молитвам старца исцеление от плеврита и болезни глаз, передала Марии Михайловне благословение старца — икону Божией Матери. На этот раз долго убеждать не пришлось: исцеление Марии Дондуковой-Корсаковой произошло в тот час, когда в оптинском скиту за нее молился старец.
«Я разобран на той половине»
Дар рассуждения преподобного Варсонофия проявлялся и в отношении ближайших исторических событий. Прочтя однажды своему ученику — Николаю Беляеву, будущему оптинскому старцу Никону, — о гонениях времен Диоклетиана, батюшка заметил: «Да, заметьте, Колизей разрушен, но не уничтожен. Ад тоже разрушен, но не уничтожен, и придет время, когда он даст себя знать. Так и Колизей, быть может, скоро опять загремит, его возобновят, поправят. Попомните это мое слово. Вы доживете до этих времен. Это время не за горами"[2]. Предвидел он и то, что ближайшего ученика ожидают скорби, гонения и путь исповедника.
Были в этих словах и отзвук революции 1905−1907 годов, и личные впечатления, ведь старцу приходилось принимать людей из самых разных слоев. Сомнение интеллигенции, нарушение правил Церкви, опущение постов, схоластическое преподавание в духовных заведениях, потеря духа веры и, вместо горения духовного, распространение духа дерзости и самочинства были признаками, по которым он диагностировал болезненное состояние российского общества. Последнее отразилось и на его судьбе.
Две столичные дамы, настроенные соответствующим образом недоброжелателями отца Варсонофия, посетив его келью, не только сочли возможным судить о духовном устроении старца, но и «пронесли имя его яко зло» в высших кругах, добиваясь его отстранения от обязанностей скитоначальника, так что последний период служения старца стал в полном смысле крестным.
Возможно, самым значительным в этой истории является пример того, как вел себя отец Варсонофий, когда против воли, несмотря на все ходатайства, под предлогом предоставления «более широкого поля деятельности» он был переведен в Голутвин монастырь. Конечно, не мог не скорбеть, и в личных записях его прослеживается недоумение и боль. Однако своих воспитанников он просил не пренебрегать благословением архиерея, прибывшего в Оптину Пустынь по поручению Синода для разрешения его участи. И это оказалось промыслительно. Владыка, по человечески не свободный от влияний с разных сторон и, увы, в тот момент не сумевший разобраться в хитросплетениях сложной интриги, в годы большевистского террора засвидетельствовал свою верность Православной Церкви подвигом мученика.
Всего год, но какой год провел преподобный Варсонофий вдали от любимого монастыря! Болезни его усугублялись переживанием минувших событий. Не снятая клевета и разлука с Оптиной и духовными детьми подорвали его силы. Он многое успел в течение последнего года своего служения: изменил порядки, объединил братию и обновил сам дух монастыря в Голутвине, однако, уже совсем немощный, до последнего надеялся на то, что Синодом будет удовлетворено его прошение о возвращении его на покой в Иоанно-Предтечский скит. Решения он не дождался, болезнь быстро прогрессировала, и на старания как-то облегчить его страдания отец Варсонофий отвечал: «Оставьте. Я распят и жду, когда меня снимут с креста». Смерть застигла его «вне града». Это было весной 1913 года. Перенесение мощей старца в Оптину, собравшее множество людей, сопровождавшееся соборной молитвой и пением акафистов, и в самом деле напоминало снятие с креста.
День памяти преподобного Варсонофия Оптинского в Церкви совпадает с днем преподобной Марии Египетской. Есть нечто такое, что сближает судьбы этих замечательных подвижников. Разделенные веками, они подпадают под общий духовный закон: продолжительная и ожесточенная брань с властью мира и зла завершилась победой, и победа эта была одержана смирением и еще при жизни засвидетельствована благодатными дарами Святого Духа.
В этот день, 14 апреля, полезно почитать, хотя бы выборочно, что-нибудь из духовного наследия старца. Келейные записки преподобного Варсонофия, сборники стихов и письма в последние годы опубликованы в разных изданиях[3]. Это часть нашего общего духовного и культурного наследия. Для кого-то могут оказаться полезными сведения о системе прохождения святоотеческого наследия, а кому-то послужат руководством и утешением наставления, простые, проникновенные и основанные на глубоком знании духовных законов и человеческой души. Вот лишь некоторые:
«Вас любили? От такой любви осталась одна тоска, одна пустота? И вы говорите, что не полюбите другого? А я вам советую полюбить другого, знаете кого? Господа Иисуса Христа! Вы хотели отдать свое сердце человеку — отдайте его Христу, и Он наполнит его светом и радостью вместо мрака и тоски, оставшихся вам после любви к человеку"[4].
«Как увидеть Христа? Путь к этому возможен: непрестанная молитва Иисусова, которая одна способна вселить Христа в наши души». «Путь молитвы Иисусовой есть путь кратчайший, самый удобный. Но не поропщи, ибо всякий идущий этим путем испытывает скорби. Раз решился идти этим путем, пошел, то не ропщи, если встретятся трудности, скорби — нужно терпеть"[5].
Или вот это, совсем короткое:
«Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову, и Он не оставит вас"[6].
[1] Житие оптинского старца Варсонофия. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 1995. С. 20.
[2] Там же. С. 263−264.
[3] Кроме упомянутого выше жития рекомендуем также следующие издания: Душеполезные поучения преподобных оптинских старцев: В 2-х т. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 2006; Концевич И.М. Оптина Пустынь и ее время. Сергиев Посад, 1995; Оптинский цветник. Изречения преподобных старцев Оптинских. М., 2007; Варсонофий Оптинский, преподобный. Беседы. Келейные записки. Духовные стихотворения. Воспоминания. Письма. Издание Введенской Оптиной Пустыни, 2005; Преподобные старцы Оптиной Пустыни. Жития. Чудеса. Поучения. М.: Православный приход Казанской иконы Божией Матери в Ясенево, 2000.
[4] Житие оптинского старца Варсонофия. С. 22.
[5] Душеполезные поучения преподобных оптинских старцев. Т. 1. С. 447.
[6] Там же. С. 416.
