Пресса так и не смогла объяснить отказ Церкви от политических дивидендов в истории с «екатеринбургскими останками»
В течение многих месяцев тема «екатеринбургских останков» оставалась главной практически для всех российских СМИ. Новым деталям этой истории регулярно посвящались главные сюжеты теленовостей, первые полосы газет и журналов. Захоронение останков в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга стало главным сюжетом 1998 года. А по мнению некоторых журналистов — даже «важнейшим событием в завершение этого века» (Сергей Алехин, «Российская газета»). И совершенно непонятно, почему Русская Православная Церковь упустила отличную возможность нажить себе политический капитал на этой истории. Именно Церковь, если бы не ее отказ, была бы главным действующим лицом в церемонии: ведь отпевание совершал бы Патриарх Алексий, а не президент Ельцин. Именно она выступила бы символом объединения людей, центром притяжения; именно она «хоронила бы эпоху», как выражалась пресса. Именно Церковь снимала бы все пенки с обставленного по первому разряду (в случае ее участия) торжества. «Такой ритуал мог бы стать исполненным государственного величия и эстетически осмысленным выражением единства народа с его историей», — пишет Денис Драгунский в журнале «Итоги» (13 июля). Монархисты и другие почитатели Царской семьи, скорее всего, признали бы вслед за Церковью царскими «екатеринбургские останки», чья принадлежность, по утверждению большинства СМИ, «доказана на 100%». Вообще Церковь могла бы приобрести этой акцией массу дополнительных прихожан, признательность влиятельных потомков Романовых, благодарность зарубежных и отечественных специалистов, одобрение либерально-демократической прессы, наконец, кругленькую сумму, обещанную государством на празднование 2000 года в обмен на участие в похоронном ритуале. Одним словом, позиция Церкви напоминает безумный поступок старика, поймавшего золотую рыбку и отпустившего ее в море без гонорара. Дурачина ты, простофиля, послушай сообразительную старуху. НЕКОТОРЫЕ ЗАГОЛОВКИ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ ПРЕССЕ: Очень нелегко по-простому, по-человечески исполнить обряд погребения («Коммерсантъ»), Демократическая Россия наконец-то избавится от отрекшегося императора («Независимая газета»), Боже, от царя храни («Россiя»), «Царь Борис» похоронит своего политического двойника («Сегодня»), Последний император («Труд»), Россия проводила в последний путь последнего императора («НГ»), Зачем Борис Ельцин вскочил на подножку катафалка («Комсомольская правда»), Когда погребают эпоху («Итоги»), Россия простилась с последним императором («Российская газета»), Скромное покаяние номенклатуры («Московские новости»). Светская пресса, привыкшая объяснять все происходящее, в том числе действия и заявления Церкви, исходя из политических мотивов, на этот раз оказалась в сложном положении и потому пошла, в основном, по испытанному пути. В одних изданиях, особенно выполняющих «западный заказ» (например, «Moscow Times», «Русская мысль»), разыгрывался уже давно набивший оскомину сюжет о заигрывании РПЦ с коммунистами и националистами. В репортаже телекомпании НТВ и вовсе утверждалось, что «Церковь не хочет хоронить царскую семью, убитую большевиками, потому что тогда придется объявить коммунистов слугами дьявола, чего нельзя делать перед выборами». Такие утверждения, конечно, никак не соотносятся с вынесенным в то время суждением Синода о «екатеринбургских останках» как о неизвестных «жертвах богоборческой власти», а на отпевании в Петропавловском соборе молились о «всех в годину лютых гонений за веру Христову умученных и убиенных». Не очень-то корректно по отношению к «союзникам». Другие намекали на конклав с Лужковым, хотя позиция Церкви была выражена на заседании Синода 26 февраля — задолго до отказа московского мэра. Третьи — на происки темных сил в самой Церкви. «Епископат РПЦ более всего боится не гнева Божия, а гнева церковных черносотенцев», — обличает Максим Соколов в «Известиях» (17 июля). Ему вторит игумен Вениамин (Новик) в «Московских новостях» (19−26 июля): «Единственная причина неучастия на высшем уровне в захоронении — это страх перед всякого рода черносотенцами». Именно так, по всей видимости, упомянутые журналисты интерпретировали слова Святейшего Патриарха: «Если Император и его близкие будут причислены к лику страстотерпцев, то их останки будут почитаться как святые мощи, и совершенно немыслимо, чтобы в Церкви отсутствовало согласие относительно их подлинности». Яков Кротов в журнале «Итоги» (13 июля) в свою очередь удивлялся, что «церковные лидеры», которые «твердо встают на позицию меньшинств и говорят: Бог есть», теперь «почему-то» позаботились о согласии во всем обществе. Кротов назвал это «лукавством». Главным мотивом большинства российских СМИ, следивших за развитием событий в связи с «екатеринбургскими останками», стали образы «покаяния» и «похорон эпохи». В связи с этим еще более непонятной кажется позиция Церкви, которая к первому вроде бы призывает, а во втором участвовать не хочет. Откуда такое нечувствие к красивому символизму — настолько красивому, что многие журналисты и, кстати, Питерский губернатор Владимир Яковлев, утверждали: неважно, подлинные останки или нет, важно само действо? Всё очень просто и, наверное, скучновато для любителей острых газетных ощущений. Два года назад Церковь посчитала, что важней истина (ведь даже теперь, спустя два года, так и не предоставлены достоверные доказательства) и мир в обществе (расколовшемся в этом вопросе), нежели эффектность события («завершить эпоху!») и сомнительная, советского разлива мистика («похороним — все успокоятся»). Действительно, как быть с отсутствием шрама от самурайского меча на похороненном «черепе Николая II»; как быть с утверждением Троцкого в мемуарах, что он видел заспиртованную голову императора на столе у Ленина много позже 1918 года; как быть с подделанной «запиской Юровского»; как быть с отвергнутым правительственной комиссией следствием Соколова, проведенным по горячим следам, а не спустя 80 лет; как быть с тем, что, по словам Святейшего Патриарха, «методика проведения генетической экспертизы вызвала серьезные возражения как зарубежных, так и отечественных исследователей, в том числе крупнейшего специалиста Центра ДНК-идентификации человека Российской Академии наук профессора Льва Животовского» и т. д. и т. п. «По одному из исследований, — отмечает Сергей Прокофьев в питерской газете „Петр и Павел“, — часть останков принадлежит членам расстрелянной семьи екатеринбургского купца, близкой по составу к царской семье, убитых чекистами в 1919 году для того, чтобы подменить ими уничтоженные царские останки». «Специалисты сомневаются, — пишет Игорь Коц в „Комсомольской правде“ (18 июля). — Сомневается Церковь. Восемь месяцев, проводя независимое расследование, сомневалась „Комсомолка“. И Ельцин еще в понедельник сомневался тоже. А в пятницу все встало на свои места: президент приехал — значит, кости царские! Кто не согласен, тот не патриот». Пресса с восторгом приняла решение президента и готова была ему все простить за это. Так, Георгий Бовт в газете «Сегодня» (17 июля) подчеркнул, что «президент Ельцин не мог не приехать». И резюмировал: «Таких людей ценят не за то, что они не ошибаются, а за то, что они не боятся ошибиться». Ничего так, для многомиллионной страны. Церкви подобная удаль несвойственна. Она действительно «не может поклоняться лжемощам», а отпевание Царской семьи совершила еще в 1918 году — и никакой «символизм» не может отменить этой реальности. Вот почему и до, и после правительственного решения о захоронении останков в Петропавловской крепости, мнение Священноначалия оставалось незыблемым. 9 июня Синод окончательно постановил: «Считать невозможным участие в захоронении „екатеринбургских останков“ Предстоятеля Русской Православной Церкви или любого иного иерарха». Так что напрасно журнал «Итоги» на обложке своего номера утверждал, что «Патриарх не хочет идти за царским гробом без президента». Впрочем, другие средства массовой информации, постоянно обвиняющие Церковь в «заигрывании со властью», резко сменили свои упреки на противоположные — ведь позиции правительства и Священного Синода решительно разошлись. «Отказавшись ехать в Санкт-Петербург, — негодовал в „Известиях“ Александр Бовин, — Алексий II практически сорвал запланированный красочный спектакль с приглашением королей, президентов и премьеров». Комментарии, думается, излишни. Сильный ход сделала «Советская Россия» (18 июля), которая по понятным причинам находилась в довольно щекотливом положении. Она опубликовала рядом две информационных сводки ИТАР-ТАСС одинакового размера: первая подробно описывала панихиду в Троице-Сергиевой Лавре «по убиенным членам Императорской семьи», вторая — столь же подробно рассказывала о кулинарных тонкостях поминальной трапезы в Санкт-Петербурге. Еще более сильно поступила «Новая газета» (20−26 июля), не написавшая после церемонии в Петропавловке ни слова на эту тему. Эпоху похоронили — что же еще бумагу марать. «Проиграл Патриарх — авторитет Церкви вряд ли вырос», — констатировал Александр Тимофеевский в «Русском телеграфе» (18 июля). Но проиграли на самом деле те, кто заявлял, что все доказано на 100%. Ведь следствие-то не закрыто (это после погребения останков!); «историки не ставят точку», по словам А.Н. Сахарова, директора Института российской истории РАН; материалы комиссии опубликованы лишь частично и то перед самым захоронением… Как отметил Дмитрий Струженцов в «Труде» (18 июля), «от всего происходившего в эти дни в Петербурге осталось ощущение чего-то недосказанного, незавершенного». Конечно, время расставит все по своим местам — «когда уйдут в сторону иные интересы, не имеющие прямого отношения к поиску исторической истины», по выражению Патриарха. Но уже сейчас ясно, что в мире, где важна не сущность, а имидж, не содержание, а форма, где дурная мистика побеждает здравый смысл, а политические амбиции — гражданскую ответственность, в этом мире Церковь сделала свой выбор. Она, хоть и при разбитом корыте, предпочла честно закидывать свой невод, нежели, наслушавшись советов старухи, требовать от золотой рыбки политических дивидендов. Впервые опубликовано в «Татьянином Дне», N 24, 1998
