Товарищ Нина

Есть в городе Севастополе улица, на первый взгляд, ничем совершенно не примечательная. Расположена она в Гагаринском районе, между проспектом Юрия Гагарина и Херсонесским историко-археологическим заповедником. Возникнув в послевоенное время, улица эта до 1967 г. называлась Учебной. Впоследствии переименовала в улицу Надежды Островской.

Кто же была эта женщина, чье имя вот уже много десятилетий увековечено в городской топонимике?

В советское время ее преподносили как выдающуюся партийную деятельницу, участницу революций 1905−1907 и 1917 гг., внесшую значительный вклад в процесс установления советской власти в Севастополе и в Крыму.

Последнее изображалось едва ли не самой главной заслугой Островской, которая и послужила причиной переименования улицы в честь этой «профессиональной революционерки».

О том, что представлял собой утвердившийся в Севастополе вскоре после Октябрьского переворота и несколько позже (в январе 1918 г.) — на всем полуострове режим коммунистической диктатуры — теперь хорошо известно. Мобилизации, реквизиции, контрибуции, аресты и обыски — вот те характерные атрибуты, которые были присущи установившемуся в регионе политическому и социальному строю. Именно здесь, задолго до придания массовым убийствам «врагов революции» официального статуса, были замучены сотни людей. Проводниками и творцами террора выступали распропагандированные соответствующим образом солдаты и матросы, примкнувшие к ним люмпенизированные и уголовные элементы. Однако, при всей своей кажущейся стихийности, захлестнувшее полуостров насилие вовсе не было таковым. За спинами опьяненных жестокостью масс стояли те, кто накануне разжигал их инстинкты, вооружая идеей, оправдывающей самые страшные преступления.

Одной из таких мрачных личностей была Надежда Ильинична Островская.

В советское время о деятельности этой «пламенной» большевички в Крыму писали охотно и много. Без упоминания о ней не обходилось ни одно из изданий, так или иначе затрагивающих вопросы истории революционного движения и Гражданской войны на территории полуострова. Как несомненную дань уважения нужно рассматривать и решение тогдашних властей увековечить имя Островской в топонимике Севастополя.

Чем отличилась в Крыму героиня настоящего очерка, какие подвиги она совершила?

Обо всем этом — ниже.

Родилась Надежда Ильинична в 1881 г. в Киеве в семье врача. Окончила Ялтинскую женскую гимназию, в 1901 г. вступила в партию большевиков. Принимала активное участие в событиях революции 1905−1907 гг. в Крыму. Опасаясь ареста, вынуждена была на некоторое время уехать в Петроград, но в 1907 г. по поручению ЦК партии вернулась в Крым для ведения пропагандистской работы. В том же году вошла в состав Севастопольского комитета РСДРП, вела агитацию среди моряков Черноморского флота. Но, оказавшись вновь в поле зрения царской полиции, вынуждена была эмигрировать за границу. Первое время жила во Франции, в Париже, где обучалась скульптуре у известного французского мастера Антуана Бурделя, жила в знаменитых мастерских художников «Ля рюш». Затем переехала в Женеву (Швейцария).

В 1914 г. вернулась на родину. В апреле 1917 г. Островская принимает участие в VII Всероссийской конференции большевиков, работает в Военной организации при ЦК РСДРП (б).

В июле 1917 г. получает новое ответственное задание партии — жившая в прошлом в Крыму и обладающая знанием местных реалий, а главное, имеющая значительный опыт агитационной и пропагандистской работы — Надежда Ильинична была направлена в Севастополь.

Трудно переоценить тот вклад, который Островская внесла своей деятельностью в процесс разложения Черноморского флота.

Накануне революционных потрясений 1917 г. и в первые месяцы после падения российской монархии моряки-черноморцы (как и гражданское население) не отличались большой политической активностью. В недавнем прошлом сыгравшие заметную роль в антиправительственных выступлениях 1905−1907 и 1912 гг., нижние чины флота хотя и отнеслись с одобрением к известию об отречении императора Николая II, однако не восприняли это событие как повод для пересмотра поставленных перед ними текущих задач. Напротив, в первые месяцы после Февральской революции широкое распространение среди экипажей судов и Севастопольского гарнизона получило т.н. «революционное оборончество» — идея продолжения войны «до победного конца» во имя защиты демократии и свободы.

Однако уже в мае-июне на флоте произошел ряд серьезных конфликтов, одним из последствий которых стал уход с поста командующего ЧФ вице-адмирала Александра Колчака, в предшествующие месяцы приложившего максимум усилий для сохранения боеспособности флота. После отставки адмирала и его отъезда в Петроград падение дисциплины среди моряков стало все более усугубляться.

На кораблях и в частях происходили постоянные митинги, судовые команды все чаще отказывались повиноваться своим офицерам. Поэтому, приехав в начале августа в Севастополь и став председателем городского комитета РСДРП (б), Островская нашла здесь обширное поле для деятельности.

История не сохранила содержание речей «товарища Нины», произносимых ей перед матросами и солдатами. Однако не приходится сомневаться, что прибывшая из Петрограда революционерка умела разговаривать с массами.

Поначалу встретив Островскую настороженно, черноморцы вскоре провожали ее аплодисментами. А после выступления перед солдатами-ополченцами, те, как позднее утверждала Надежда Ильинична, прониклись ее речами настолько, что едва не учинили самосуд над своим командиром за то, что тот попытался ее арестовать. И только благодаря личному вмешательству «Нины» кровопролития удалось избежать. Доверие к Островской было столь велико, что солдаты тотчас постановили избрать ее членом Севастопольского Совета. На состоявшихся в октябре выборах в Севастопольский Совет из 178 бюллетеней в этой роте 155 были поданы в пользу Островской.

Были случаи, когда матросы прогоняли агитаторов от конкурирующих партий (меньшевиков и эсеров, занимавших оборонческие позиции), и требовали «тов. Островскую». На одном из митингов присутствующие кричали: «Да здравствует вождь революции Ленин!»

Левоэкстремистские тенденции среди черноморцев стали особенно активно проявляться после провала в августе 1917 г. т.н. «корниловского мятежа». Предпринятая Верховным Главнокомандующим генералом Лавром Корниловым неудавшаяся попытка спасти страну от сползания в пропасть путем установления военной диктатуры вызвала очередной всплеск митинговой активности граждан, в том числе и в Крыму. Среди призывов ораторов наиболее частыми были требования ареста и суда над генералом и другими руководителями путча, разгона Государственной Думы, отмены смертной казни, закрытия «буржуазных» и открытия большевистских газет.

Так, команда эсминца «Капитан Сакен» выразила в своей резолюции «готовность защищать идею большевизма до последней возможности», потребовав вооружения рабочих и крестьян, немедленного освобождения всех арестованных ленинцев, разгона всех «контрреволюционных организаций и полного разрыва с буржуазией».

30 сентября Островская с удовлетворением сообщала в ЦК РСДРП (б), что «агитация на судах, выступления в Совете дали блестящие результаты в смысле настроения в нашу пользу, популярности нашей партии, огромного спроса на наших лекторов.»

Стараниями Надежды Ильиничны севастопольская большевистская партийная организация стала одной из самых сильных в губернии. Причем, по мнению «товарища Нины», среди населения города и военных моряков «большевиков полусознательных, инстинктивных и сознательных было достаточно», так что ей даже приходилось искусственно сдерживать приток новых членов, «не желая возлагать на партию ответственность за выступления и речи этих людей пока еще лишь по настроению большевиков».

Стремясь закрепить достигнутые успехи, 9 сентября 1917 г. Островская обратилась в ЦК большевистской партии с просьбой немедленно прислать из центра «двух, если нельзя больше, человек, ну хотя бы на гастроли. <…> Через три недели перевыборы Совета. Он вселяет негодование тем, что выносит эсеровско-меньшевистские резолюции тогда, как на судах они носят характер большевистский, часто плохо оформленный. Если будет еще хоть 2 человека, безусловно, будет разбито эсеровское большинство Совета и, пожалуй, сменится нашим».

Удовлетворив пожелание «Нины», ЦК РСДРП (б) направил в Севастополь опытных партийных работников: профессионального революционера Юрия Гавена и кронштадтского матроса Николая Пожарова (их именами в городе также названы улицы). Прибыв в начале октября в Севастополь, посланцы из центра немедленно включились в работу. Пожарова избрали в исполком Севастопольского Совета и секретарем Севастопольского комитета РСДРП (б), Гавен вошел в состав городского и губернского партийных комитетов. Посетив, по приглашению команд несколько кораблей ЧФ, Гавен убедился, «что работа Севастопольской большевистской организации — главным образом агитация ее „боевого оратора“ тов. Островской — имела огромный успех. Симпатии большинства моряков Черноморского военного флота все больше и больше клонились на сторону большевиков».

Осенью 1917 г. по результатам проходивших в Таврической губернии выборов Островскую избирают членом Всероссийского Учредительного собрания (от Черноморского флота). Всего за список РСДРП (б) в губернии проголосовали 31 612 человек.

После Октябрьского переворота влияние большевиков в Севастополе стремительно продолжает усиливаться.

«Официально, — писал о том периоде в жизни города современник, георгиевский кавалер, подполковник Николай Кришевский, — большевики еще не признаны, по-прежнему матросами как будто руководит партия эсеров, но фактически власть в руках большевиков, и все начальство лишь жалкие пешки в руках матросской вольницы, руководимой кронштадцами и членом Совета рабочих депутатов — Островской».

Выступая на митингах и собраниях, Островская вместе с другими прибывшими из столицы партийными функционерами высказывается против эсеровского большинства городского Совета, которое продолжало сохраняться до декабря 1917 г. Звучавшие прежде из уст Надежды Ильиничны призывы к неповиновению офицерам сменяются требованиями расправиться с ними. Брошенные в массы, семена слепой ненависти, упали в благодатную почву и дали кровавые всходы.

6 ноября 1917 г. в Морском собрании Севастополя открылся 1-й Общечерноморский съезд, итогом которого стало упрочение позиций большевиков и принятие резолюции о формировании и последующей отправке на Дон для борьбы с атаманом Калединым отряда вооруженных матросов численностью 2500 человек.
Таким образом, на практике претворялись распоряжения высших партийных большевистских руководителей — Ленина — «превратить войну империалистическую в гражданскую» и Свердлова — «превратить Севастополь в революционный базис Черноморского побережья», в «Кронштадт Юга».

Встретив под Ростовом ожесточенное сопротивление со стороны офицерских и казачьих частей, понеся потери, красногвардейский десант возвратился обратно. Озлобленные поражением и гибелью своих товарищей по оружию, вернувшиеся в Крым моряки жаждали мести. Речи Гавена, Пожарова, Островской и других большевистских ораторов, призывавших решительно бороться против «контрреволюции», находят у моряков живой отклик.

12 декабря 1917 г. представители возвратившегося из-под Белгорода I-го черноморского революционного отряда заявили на заседании Севастопольского Совета, что отряд не только не признает его авторитета и распоряжений, но требует в 24 часа очистить помещение исполкома, угрожая в противном случае разогнать Совет силой.

Местные большевики тут же приняли декларацию о своем выходе из состава Совета, окончательно, по их мнению, скомпрометировавшего себя перед массами, и настаивали на его переизбрании.

«В момент Октябрьской революции, — говорилось в заявлении большевистской фракции Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов об отзыве своих представителей из исполкома совета от 13 декабря 1917 г. за подписью Надежды Островской, — Севастопольский Совет объявил, что берет власть в свои руки. Однако фактически Совет вел политику выжидательную, совершенно не проводя в жизнь принятого решения, не проводя ни единой меры, ведущей к закреплению этой власти и осуществлению декретов Советского правительства.

При таком положении вещей участие социал-демократов большевиков в исполнительном комитете является совершенно бесплодным для дела революции.
5 декабря Севастопольский Совет на объединенном заседании Совета, Центрофлота, делегатов судовых частей, городского самоуправления, социалистических партий и национальных организаций принял резолюцию (без участия советской фракции социал-демократов большевиков, сделавших мотивированное заявление о неучастии в голосовании подобной резолюции), трактующую Октябрьскую революцию как «насильственный захват власти против воли революционной демократии».

<….>

Не считая возможным ни в какой мере нести ответственность за такую гибельную для дела революции тактику исполнительного комитета, фракция видит себя вынужденной отозвать из исполнительного комитета своих представителей".

В этих условиях офицерские кадры ЧФ были фактически обречены на расправу. Морально унижаемые в предыдущие месяцы, начиная с декабря 1917 г. офицеры Черноморского флота стали уничтожаться физически. Первой жертвой надвигающегося террора стал мичман Николай Скородинский. 13 декабря 1917 г. он был застрелен на миноносце «Фидониси». Как написал Н. Кришевский, причиной гибели мичмана стали его критические высказывания в адрес «товарища Нины», «давно призывавшей матросов к резне офицеров».

Сутки спустя, 15 декабря 1917 г., полуостров потрясли «ужасы, которые пережило население Севастополя». Разгулявшаяся матросская вольница, устроив самосуды, истребила, как минимум, 23 (по другим данным — 32) офицера.

«Севастопольский Совет рабочих депутатов, — писал Н. Кришевский, — умышленно бездействовал. Туда бежали люди, бежали известные революционеры, молили, просили, требовали помощи, прекращения убийств, одним словом, Совета, но Совет безмолвствовал; им теперь фактически руководила некая Островская, вдохновительница убийств, да чувствовалась паника перед матросской вольницей.

И лишь на другой день, когда замученные офицеры были на дне Южной бухты, Совет выразил «порицание» убийцам…"

Воспользовавшись создавшимся положением, ленинцы захватывают власть в городе. 16 декабря 1917 г. организовывается Севастопольский Временный военно-революционный комитет (ВРК) в составе 18 большевиков и 2 левых эсеров о главе с Ю. Гавеном. В воззвании к матросам, солдатам и населению Севастополя ВРК сообщил переходе к нему всей полноты власти, призвал к сохранению спокойствия и революционной дисциплины. Приняты приказы о прекращении самочинных обысков и арестов, о запрещении покупки и продажи оружия. Прежний эсеро-меньшевистский Совет был распущен.

Хотя Севастопольский ВРК опубликовал ряд воззваний, осуждающих самосуды, призвал к сохранению спокойствия и «революционной дисциплины», выпустил приказы о прекращении самочинных обысков и арестов, о запрещении покупки и продажи оружия, виновники самосудов не только не были наказаны — не было проведено никакого расследования.

В составе Севастопольского ВРК Островская принимает активное участие во всех мероприятиях новой власти. Выступила на состоявшемся утром 16 декабря первом заседании ВРК (на котором, в том числе, обсуждался вопрос о том, что делать с трупами расстрелянных офицеров) с докладом о текущем моменте и высказала соображение о необходимости войти в контакт с революционным штабом отряда матросов, вернувшегося с Дона. Протокол заседания ВРК был опубликован в газете «Известия Севастопольского военно-революционного комитета», первый номер которой при содействии Надежды Ильиничны вышел 19 декабря.

Касаясь вопроса о личном участии «Нины» в крымском терроре, нельзя обойти вниманием следующее.

В книге эмигрантского историка Романа Гуля «Дзержинский», а также некоторых публикациях последнего времени, затрагивающих вопросы революционных событий в Крыму в 1917—1918 гг., о деятельности Надежды Ильиничны в Севастополе можно прочесть:

«…Эта сухенькая учительница с ничтожным лицом, писавшая о себе, что „у нее душа сжимается, как мимоза, от всякого резкого прикосновения“, была главным персонажем чеки в Севастополе, когда расстреливали и топили в Черном море офицеров, привязывая тела к грузу. Об этих казнях известно, что опустившемуся на дно водолазу показалось, что он — на митинге мертвецов».

Отталкиваясь от этой цитаты, севастопольский историк Аркадий Чикин в своей книге «Севастопольская Голгофа» (Севастополь, 2005), а также интервью издаваемому русской диаспорой в Чехии журналу «Русское слово» (№ 10−11/2010) ошибочно приписывает Надежде Островской участие в казнях на гидрокрейсере «Румыния» и транспортном судне «Трувор», которые осуществлялись в начале января 1918 г. на евпаторийском рейде:

«Казнями руководила „худенькая и стриженая дамочка“ Надежда Островская, которая подписывала смертные приговоры и в Севастополе».

Ничем не подтвержденные, эти сведения не отвечают действительности, поскольку в конце декабря 1917 г. Островская выехала в Петроград с докладом о проделанной работе — создании севастопольской организации РСДРП (б) и избрании большевистского Совета.

Если говорить о январских событиях в Евпатории, то главными организаторами и творцами террора в этом приморском городе были родные сестры — Антонина, Варвара и Юлия Немич. Это подтверждено многочисленными свидетельствами, в том числе, и советскими. В марте 1919 г. Немичи и другие организаторы убийств на евпаторийском рейде были расстреляны белыми. После окончательного установления советской власти в Крыму, в 1921 г., останки сестер и других казненных большевиков с почестями захоронили в братской могиле в центре города, над которой в 1926 г. соорудили первый памятник — пятиметровый обелиск, увенчанный алой пятиконечной звездой. Несколько десятилетий спустя, в 1982 г., памятник заменили другим. У его подножия и сейчас можно увидеть живые цветы. (Во всяком случае, так было осенью минувшего, 2011 года). Также в честь Немичей в Евпатории названа одна из городских улиц.

Не отвечает действительности утверждение о работе Островской в Севастопольской ЧК. Прежде всего, потому, что в процессе первой попытки установления режима военно-коммунистической диктатуры в Крыму (декабрь 1917-май 1918 гг.) местные власти не успели организовать должным образом систему репрессивного аппарата. ЧК в 1917—1918 гг. крымские коммунисты не создавали. Как было отмечено выше, расправы над «классовыми врагами» совершали распропагандированные соответствующим образом матросы и бойцы Красной гвардии, а также ВРК и революционные трибуналы.

Однако до настоящего времени не сохранилось документальных свидетельств, подтверждающих участие Островской в заседаниях трибунала и тем более вынесение ей приговоров.

Но было бы ошибочно полагать, что, являясь заметной фигурой в Севастополе, Надежда Ильинична, совсем не могла быть причастной к террору. Хороший пропагандист и оратор, «Нина», наряду с другими прибывшими из Петрограда «посланцами Ленина», виновна в самосудах как минимум косвенно, поскольку во многом благодаря ее рвению разлагавшиеся в условиях тыла матросские и солдатские массы прониклись идеями пораженчества и классовой ненависти, а после Октябрьского переворота — были вовлечены в мясорубку начинающейся Гражданской войны.

Таков был «вклад» Надежды Ильиничны в установление в Севастополе власти большевиков.

Еще одним заметным эпизодом биографии Островской служит ее участие в затоплении кораблей Черноморского флота в Новороссийске в июне 1918 г. Выехав из Севастополя в Петроград в конце декабря 1917 г., и встретившись с большевистскими лидерами — Лениным и Свердловым, «Нина» была назначена секретарем Ставки Верховного главнокомандования, а с февраля 1918 г. входила в состав Центроколлегии по эвакуации Петрограда. В марте 1918 г. Надежда Ильинична принимает участие в качестве делегата в VII съезде партии, в дальнейшем командируется на юг с новым «ответственным поручением». Становится заместителем председателя ЦИК Кубано-Черноморской республики, с мая 1918 г. — входит в состав Чрезвычайного Черноморского революционного комитета Новороссийского района. Летом 1918 г. Островская познакомилась с заместителем наркомвоенмора Льва Троцкого по морским делам Федором Раскольниковым, который впоследствии напишет о ней:

«Маленькая, остролицая брюнетка Островская прежде работала в Севастополе и пользовалась огромным влиянием в Черноморском флоте».

По свидетельству морского офицера Гаральда Графа, на момент прибытия эвакуировавшихся из Севастополя в связи с захватом Крыма войсками кайзеровской Германии кораблей Черноморского флота в Новороссийск, в городе «сосредоточились почти все главные руководители большевизма на Юге, бежавшие своевременно из Одессы и всех городов Крыма. Здесь были Гавен, Пожаров, <…> и, за месяц приехавшая в Новороссийск, известная Островская».

Снова оказавшись в привычной для нее стихии, «Нина» выступает перед командами прибывших кораблей, однако теперь ее агитационная работа не приносит желаемых результатов. Установившееся во время морского похода хрупкое единство офицеров и нижних чинов не обернулось новыми самосудами, и все усилия большевиков в этом направлении свелись лишь к бегству 40 моряков со всего флота и распродаже матросами лишнего обмундирования.

Среди моряков даже стали ходить разговоры о том, что было бы неплохо «взять на мушку» Островскую и всех эвакуировавшихся из Крыма главарей большевизма. Однако эти намерения не были приведены в исполнение. Тем не менее, когда эти слухи дошли до Надежды Ильиничны и ее товарищей по партии, те посчитали благоразумным покинуть Новороссийск и переместиться в «столицу» Кубано-Черноморской республики — Екатеринодар (ныне — Краснодар).

Распоряжение Ленина затопить корабли также не встретило единодушного одобрения среди черноморцев. С 10 по 16 июня 1918 г. на кораблях проходили беспрерывные митинги по вопросу о дальнейшей судьбе флота. В результате сформировались три точки зрения: первая — за потопление кораблей; вторая — за возвращение в Севастополь; третья — сражаться с врагом до последнего снаряда и только после этого затопить флот.

В конечном итоге часть флота ушла назад в Севастополь, остальные корабли 18 июня 1918 г. были затоплены в Цемесской бухте.

Дальнейший жизненный путь Надежды Ильиничны не получил сколь-либо полного освещения. Авторами издававшихся в советское время исследований, посвященных истории Гражданской войны в России, приводились лишь основные этапы биографии «Нины». Известно, что после отъезда из Екатеринодара Островская на протяжении довольно долгого времени (сентябрь 1918-март 1919) являлась председателем Владимирского губкома, и в силу специфики своей должности тем более не могла не быть причастна к террору.

Поскольку начальный период деятельности Надежды Ильиничны на этом руководящем посту пришелся на самый разгар «красного террора», объявленного 5 сентября 1918 г. советским правительством. В соответствии с изданным в этот день постановлением Совнаркома, придавшим убийствам «врагов революции» законодательный статус, расстрелу подлежали «все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам». Кроме того, органам ВЧК было официально предоставлено право выносить приговоры и изолировать всех потенциальных врагов большевизма в концентрационные лагеря.

Не располагая архивными сведениями, нам не представляется в настоящее время возможным ответить на вопрос о личном участии «Нины» в организации и проведении репрессивных мероприятий в губернии, однако бесспорно, что в целом, большевистский террор в период пребывания здесь Надежды Ильиничны, как минимум, не уступал своей жестокостью и массовостью террору в других регионах страны. К примеру, сотрудниками Владимирской ЧК для получения признательных показаний (а часто и вовсе из садистских побуждений) по отношению к арестованным применялись изощренные пытки. Некоторые сведения об этом просочились даже на страницы центральной советской печати. Так, 22 февраля 1919 г. газета «Правда» опубликовала информацию о том, что во Владимирской ЧК «иголками колют пятки». Смертные приговоры, главным образом, приводились в исполнение в стенах тогдашней «резиденции» губЧК — Богородице-Рождественском монастыре.

Закончив работу по организации губернского центра, в марте 1919 г. Островская была назначена в президиум Московского обкома РКП (б). Принимает участие в VIII съезде партии, в апреле 1919 г. становится заведующей политотделом запасных частей 10-й армии в Саратове.

В качестве представителя ЦК РКП (б) и инструктора НКВД в агитпоезде им. В. И. Ленина военного отдела ВЦИК колесит по стране (Уралу, Сибири), и много выступает на публике.

С 1920 г. Островская работает в кооперативной секции Коминтерна, принимает участие в международных конференциях коммунисток, входит в состав коллегии Отдела работниц Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала. В этот период Надежда Ильинична написала и издала целый ряд популярных брошюр, освещающих различные вопросы кооперации: «Для чего нужна кооперация крестьянке и работнице» (М., 1924); «Кооперирование трудящихся женщин» (М., 1925); «Кооперация и дошкольное воспитание» (М., 1925); «Задачи и работа пролетарки в жилкооперации» (М., 1927); «Работа молодежи в жилищной кооперации» (М., 1928) и некоторые другие. Также Островская написала воспоминания, в которых рассказала о своей революционной работе среди моряков Черноморского флота. Некоторые фрагменты оттуда под заглавием «По заданию партии» были опубликованы в выпущенном в Симферополе в 1967 г. сборнике «Годы борьбы и побед».

В целом, описывая последнее десятилетие жизни «Нины», авторы биографических справок о ней становились крайне немногословны. Последнее упоминание о ней относится к 1928 г. — в связи с работой руководителем группы мирового хозяйства в Институте экономических исследований при наркомате связи СССР.
Также практически ничего не писалось об обстоятельствах ее смерти. Указывался лишь год — 1933-й. Да говорилось еще о слабом здоровье Островской, подорванном годами борьбы за «народное счастье». Официальную биографию Надежды Ильиничны, в том числе, и год ее смерти, не ставят под сомнение и современные краеведы.

Устоявшуюся точку зрения решительным образом опровергают выявленные в процессе написания настоящего очерка и находящиеся в открытом доступе сведения, в определенной мере проливающие свет на последние годы жизни этой «профессиональной революционерки».

Так, в комментариях к опубликованным в журнале «Вопросы литературы» (№ 1, 2000) письмам советского поэта Ильи Эренбурга к его «соратнице по перу» Елизавете Полонской, встречается упоминание о том, в конце 1920-х гг. Островская примкнула к антисталинской оппозиции, за что в 1928 г. была исключена из партии и отправлена в ссылку. А в книге известного русского писателя, поэта и публициста Александра Солженицына, «200 лет вместе», годом смерти Надежды Ильиничны назван 1937-й.

Большую информацию в данном вопросе дают размещенные на сайте международного историко-просветительского и благотворительного общества «Мемориал» именные списки жертв политического террора в СССР (http://lists.memo.ru/d25/f267.htm). Согласно им, постановлением Особого Совещания при коллегии ОГПУ 23 февраля 1933 г. Островская была сослана на 3 года в Йошкар-Олу.

Оттуда Надежда Ильинична продолжала вести переписку с Полонской, которую знала еще с эмиграции (женщины познакомились в Париже в 1910 г.). В одном из писем Островская предупреждала поэтессу о Сталине: «Вы не знаете этого человека. Он жесток и неумолим».

В связи с вышеизложенным, не будет преувеличением написать, что 1933-й открыл в биографии «Нины» последнюю и самую драматическую страницу. Прожив в Йошкар-Оле до лета 1935 г., 7 июня того же года Островская вновь была осуждена на 3 года ссылки в Таджикистане. Несколькими месяцами позже, 20 октября 1935 г. Надежда была вновь арестована в Сталинабаде (ныне — Душанбе), и 20 ноября 1936 г. выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в г. Горький (ныне — Нижний Новгород) осуждена к 10 годам лишения свободы. Отбывала наказание в Соловецком лагере.

С началом «Большого террора», в ходе которого энкаведисты уничтожали даже уже осужденных и отбывающих срок, участь Островской была предрешена. 10 октября 1937 г. Особая «тройка» УНКВД Ленинградской области приговорила Надежду Ильиничну к высшей мере наказания. Осужденные к смерти соловецкие узники были разбиты на три больших этапа, первый из которых (в составе его находилась Островская) — самый крупный по численности (1111 человек), в октябре 1937 г. отправили в Медвежьегорск, откуда партиями вывозили в урочище Сандармох и расстреливали. Казни производились так: со связанными за спиною руками жертву ставили на колени на краю смертного рва, затем стреляли ей в голову. Именно так 4 ноября 1937 г. закончила свой жизненный путь Надежда Ильинична.

Приложившая столько усилий для упрочения коммунистической власти, спустя десятилетия Островская, подобно многим другим партийным функционерам, попавшим в жернова репрессий и чисток 1930-х гг., была уничтожена той самой системой, к созданию которой она была когда-то причастна. В годы революций и Гражданской войны боровшаяся против офицеров, дворян и прочих «вражеских элементов», Островская едва ли могла предполагать, что годы спустя разделит их участь. И более того — найдет свой последний приют в общей с ними могиле (ибо среди расстрелянных в Сандармохе бывшие коммунисты составляли ничтожное меньшинство; в подавляющем же своем большинстве жертвами являлись простые советские граждане, в том числе, лица, имеющие «неподобающее» социальное происхождение).

Однако с конца 1950-х гг. имя Надежды Островской вновь возвращается на страницы советской литературы, а в 1960-е гг. — занимает полноправное место в пантеоне революционных «героев» — «борцов за установление советской власти в Крыму», и продолжает оставаться там до настоящего времени.