— Отец Дмитрий, какую реальную помощь Церковь может оказать сегодняшней Российской армии? — Церковь сама себя именует духовной врачебницей, а армия это определенная часть общества и сословие нашего общества, в силу длительного насильственного отторжения от Церкви наш народ и армия, в том числе понесли значительный урон. Поэтому в восполнении этого урона может только Церковь. У нас армия также нуждается в духовном окормлении, как и все остальные сословия нашего общества. В восполнении никто другой не сумеет так помочь, как Церковь. Это не значит, что Церковь будет помогать при решении каких-то стратегических, тактических, научных проблем, нет, а именно в укреплении духовной жизни. Все знают, что в нашем народе самая главная проблема — это найти человека. Мы все время в любой области упираемся в то, что некогда стали называть человеческим фактором. И в этом, поиске конечно, Церковь может оказать государству, народу, обществу неоценимую услугу, потому что, чем больше люди будут воцерковляться, приходить к Богу, тем скорее улучшится нравственное состояние общества. Если спасается один человек, вокруг него спасутся тысячи. — Мне приходилось очень много слышать мнений о том, что в армии должны быть представлены все существующие у нас в стране конфессии, другие возражают, что это внесет раскол в армейские ряды. Ваша точка зрения по этому вопросу? — Дело в том, что мы монорелигиозная страна, и 95% военнослужащих корнями своими связаны с Православием. И есть очень незначительная часть мусульман или убежденных атеистов. И, конечно, ни в коем случае государство не может принуждать исполнять какие-то религиозные обряды или духовные установки, избави Бог, от этого насилия! Здесь должна быть полная свобода. Просто подавляющее большинство наших военнослужащих — это либо христиане, или же в Церкви крещеные люди, либо люди, которые сочувствуют этому. Конечно, представители любой традиционной конфессии могут такие же создавать структуры, как и мы, но это просто невозможно технически, потому что мы не найдем, даже в самых больших воинских соединениях такое количество мусульман, чтобы необходимо было строить мечеть. Их просто в природе нет. А православных или сочувствующих православию, таких абсолютное большинство. Конечно, у нас как в любой европейской стране есть представители и сектантского мира, и протестантизма, иногда изредка, штучно, попадаются и католики, но нет возможности, чтобы строить такое количество костелов, мечетей, как и православных храмов. Мы православная страна и никогда не чинили никаких препятствий традиционным конфессиям. Есть борьба с сектантами, но это в силу того, что они негативно воздействуют на психику людей. Я являюсь деканом факультета православной культуры в Ракетной академии, и у нас в личном составе наших курсантов мусульман бывает один, два, три человека на целый курс. Но и это большая редкость. И их то совсем не обижает то, что мы православные веруем во Христа. Это нисколько не оскорбляет их чувств. Мы очень благовидно относимся к традиционным конфессиям и ни в коем случае ни какую борьбу с ними не ведем. Наоборот, общение происходит вполне религиозно корректно, и я думаю, проблем не будет и в дальнейшем. Так что все эти разговоры есть просто скрытая форма борьбы против возрождения церковной жизни, поэтому такие лозунги возникают. Но практически на этом поле не должно быть никаких противостояний. — Отец Дмитрий, исходя из Вашего опыта работы в высшем военном учебном заведении, Вы можете сказать, как воспринимают Церковь военнослужащие, как они реагируют, когда появляется священник православный и с ними начинает общаться? — Это всегда какое-то открытие, потому что до встречи со священником для них Бог и духовная жизнь были абстрактными понятиями. А священник, это пытается каким-то образом конкретизировать. И тогда возникают какие-то вопросы, на которые мы вместе ищем ответы и часто находим. Наша культура, в которой мы живем насквозь христианская, православная. Поэтому то, что нас окружает — дома, церкви, музыка, наша литература русская, все это также непосредственно связано с Православной Церковью. Поэтому чтобы осмыслить нашу культуру необходимо, ну хотя бы чисто теоретически, представлять что такое православие. Поэтому люди проявляют к этому большой интерес. Мы стараемся этот интерес учитывать, но без всякого нажима. Ведь человек становится религиозным, только это по призыву Божьему. — Отец Дмитрий, известно, что у вас очень большой опыт социального служения обществу. Хотя бы в общих чертах не могли бы Вы рассказать о тех центрах по оказанию социальной помощи, которые Вы создали и которыми руководите? — Основной упор мы должны делать на образование и воспитание детей. У нас при приходе существует воскресная и общеобразовательная школы. Год назад мы открыли детский дом, есть и реабилитационный центр для детей сирот и оставшихся без попечения родителей. — Сколько там детей? Он создан на средства, которые собирает приход? — Да, только приход. Детский дом существует на средства, которые собирают прихожане. Детей постоянно окормляется более 20 человек, а на реабилитацию течет непрерывный поток. Дети у нас находятся до того, как мы определим их дальнейшее местопребывание в каких-то государственных структурах, потому что мы не можем охватить всех нуждающихся, а потребность очень велика. Если бы у нас были здания или какие-то средства, мы бы, конечно, структуру бы расширили. Мы стараемся детей отмыть, поставить диагноз их болезни, провести первый курс лечения, а потом отправить в более или менее надежное государственное учреждение для сирот. Вот такую задачу мы ставим перед собой. — Но в принципе этот опыт, который накоплен, он ведь может быть распространен и шире. Существуют определенные препятствия этому, насколько я понимаю? — Препятствий особых нет. Препятствие одно — нам не хватает людей и средств, чтобы этим людям, которые трудятся, платить хотя бы минимальную зарплату. Поэтому у нас существуют чисто материальные затруднения. — Батюшка, вы не могли бы еще сказать о тех программах, которые существуют в ваших храмах по оказанию помощи молодым семьям, старикам? — Мы оказываем помощь, старикам, которые не имеют детей и родственников, остались одинокими. Такая патронажная служба на дому у нас существует. Также регулярно выделяются средства для многодетных и неполных семей. — То есть это достаточно большая структура? — Нет, в масштабе Москвы, конечно, небольшая, но важен сам опыт. Люди из окрестных домов, когда оказываются в беде, обращаются именно в храм, потому что им некуда больше обращаться. И даже через это многие воцерковляются, впервые начинают причащаться, впервые сталкиваются со священником и очень бывают благодарны. Такая служба у нас существует. Но мы можем брать на свое попечение только абсолютно брошенных людей, потому что если у кого-то хоть кто-то есть, мы уже это делать не можем, у нас тоже силы небесконечны. У нас ограниченное количество добровольных помощников, хотя их десятки, но нужны их тысячи. — То есть накоплен значительный по масштабам современной жизни опыт такого социального служения? — Да, конечно, это, я считаю, драгоценный опыт. Тем более это внове, раньше при советской власти это не было возможным, а теперь мы сами без помощи государства справляемся. Даже помогаем государственным учреждениям — областной психиатрической больнице или 50-й клинической больнице, самому тяжелому отделению. — А в чем эта помощь заключается? — Все санитарки являются членами нашего сестричества, находятся под нашим окормлением и являются прихожанками нашего храма. Поэтому там по сравнению с тем, что было до нашего прихода просто небо и земля. И врачи, и младший медперсонал очень довольны, что Церковь там присутствует. — Тот опыт служения Церкви, который существует, востребован ли он в обществе? — Он очень востребован, этим опытом интересуются и перенимают его. Приобретать наш опыт приезжают священники совершенно из разных регионов нашей страны, даже из Казахстана, Украины и Прибалтики например, интересуются, как у нас поставлено. Мы даем свой устав, рассказываем и показываем. Также из-за границы люди приезжают интересуются. Были делегации у нас из Италии, из Германии, они очень интересовались, как это у нас все происходит. Так, что постепенно этот опыт распространяется все шире. Церковь всегда живой организм. Она всех воспринимает как братьев и сестер. Тем, что у нас есть мы готовы делиться, как сказал Апостол — «мы бедные, но всех обогащаем». Потому что уж этим поделиться совсем не трудно. Одни радуются тому, что им помогают жить, а другие тем же самым спасают свою душу. — Как Вы думаете, как сейчас реально Церковь может служить обществу? — Она может общество спасти. Наш народ, наша страна движутся к катастрофе, которая кончится уничтожением народа, рассеянием его и крахом государства как такового. То есть на огромной территории будут другие люди жить и будет другое государство. Ситуация, как говорится, хуже не придумаешь. И спасти от этого может только Церковь, поэтому тот, кто этого не понимает, тот пребывает как бы вне Ноева ковчега и бушующие волны просто поглотят его. Известно, что как только люди русские оказываются на Западе, они всегда жмутся к храму, гуртуются вокруг церкви, или исчезают ассимилируясь, потому что больше деваться некуда. Если храма нет, они его строят, чтобы иметь хотя бы уголок России. Русские не могут без этого жить. Когда они жили в Москве или в Киеве, в Тобольске они не ходили в храм и даже не ощущали его нехватки, а оказавшись где-нибудь в Австралии, поняли, что без храма они жить не могут. — А если бы этот опыт социального служения, накопленный Церковью, был бы поставлен на какую-то государственную основу и была бы помощь со стороны государства, это могло бы кардинально изменить ситуацию? — Но это не все. Самое главное — это воспитание молодежи. Вот это главная национальная задача. А задача социального служения старым, больным, немощным, это лишь один из камней фундамента подлинной жизни. Но одного камня недостаточно. Хотя это камень очень показателен и внешне эффективен, но он не главный. Чтобы предотвратить катастрофу, в фундамент новой России необходимо заложить куда более важные камни, описать которые довольно просто: рожать, вскармливать, воспитывать и образовывать детей. Сколько и какие у нас будут дети — такова и будущность России.
