Развод — дело модное?

Ровно год назад я неуверенно загрузила в админку Татьянина дня свою первую колонку. В память о том дне Firefox сохранил ярлычок, нажатием которого я захожу на сайт. Там написано: «ТД возглавила Пелагея Тюренкова. Ее первая колонка — о любви». Так вот, с тех пор никакого поступательного движения вперед с Пелагеей не случилось, и она вновь хочет поговорить о любви.

Но уже не той, которая дается слишком просто: к детству и родителям, родному дому и алма-матер, книгам и друзьям. О любви между мужчиной и женщиной. Которая когда-то была настолько сильной, что привела их в загс и к алтарю (узаконить отношения), потом снова в загс и к алтарю (узаконить детей), а потом — просто в загс (узаконить несчастье, имя которому — развод).

За последний год в моем окружении распалось пять православных семей. Не тех, которые, заполняя «Вконтакте» графу «вероисповедание» пишут «православие»: верующие, воцерковленные люди, венчавшиеся и крестившие своих детей, регулярно исповедующиеся и причащающиеся, посчитали невозможным продолжать строительство Малой Церкви, объявили предприятие банкротом и разогнали наемных рабочих, не выплатив им зарплат.

Среди них нет наркоманов и конченых алкоголиков, заядлых гуляк и падших женщин. Только обычные люди, причем с «прицепами», которые «тормозят» развод до последнего. Один стар, как мир и зовется многодетностью, другой — новичок, уверенно вырывающийся в лидеры укрепления ячейки общества — ипотечный кредит.

И вот тут мы должны представить, до какой степени люди должны устать друг от друга, чтобы запустить эту адову машину: суд, раздел, алименты, оповещение общих друзей в «Фейсбуке» (набор деталей выбран автоматически).

Разговаривать с разводящимися бесполезно. Они всячески делают вид, что находятся на следующей стадии развития, куда простым смертным вход запрещен. Подкованные бесом, они так красиво излагают, что я решаюсь повторить лишь схематично: например, на логичный вопрос «А как же дети?» следует монолог «Чадам лучше на два дома, чем видеть родительскую нелюбовь», достойный как минимум Нобелевской по литературе (ибо за вранье ее пока не выдают).

У ребенка спрашивают: Сколько у тебя ручек? — Две. — А почему две? — Чтобы одной держаться за маму, другой за папу.

Сбившиеся, запутавшиеся, несчастные люди идут на непозволительный разрыв, после которого все мы имеем честь наблюдать удивительную картину. Бывшие супруги начинают стремительно хорошеть (как правило — за счет сброса лишнего веса), заниматься детьми (в основном отец, который теперь видит их только на уик-энд и начинает ценить) и вести активную социальную жизнь, наполненную приятным общением и ненапряжным времяпрепровождением.

Несчастные дети (побойтесь Бога и не рассказывайте мне, что им лучше без отца, чем с «таким»), рыдающие в подушку женщины и катающиеся по полу мужчины остаются за кадром. Нашпигованные болью, актеры начинают играть свою роль еще лучше, а горе-зрителей, увы, хватает.

Затюканные бытом и безденежьем (или, наоборот, бездельем и жизненными излишками), товарищи по несчастью, возомнившие, что водить машину, варить суп и писать в ЖЖ надо умеючи, а жить семейной жизнью — как получится, начинают… как бы это сказать… мыслить не в том направлении. Задумываться об ампутации пальца в связи с вросшим ногтем. Потому что общество кричит: «Да, я отрезала большой палец, немного помучилась, но теперь только рада — избавилась и от причиняющего боль ногтя, и размер ноги уменьшила!»

Да, я все знаю. Понятно, что сколько семей, столько и проблем. Что у каждой вот самый-самый особенный и нетерпимый случай. Что «жить так было просто нельзя». Я просто хочу сказать, что это ложь. Вынужденная, выстраданная, сто миллионов раз оправданная и оплаканная. Но от этого она не становится правдой.

Правда — она одна. Если ты ввязался в то «хорошее дело, которое браком не назовут», то тяни. Да, тяжело, да, не предупреждали (хотя, наверное, все-таки предупреждали!), да, жизнь одна, годы уходят, одни страдания, да-да-да! Весь список известен, он общий и весьма банальный. Новая любовь? — извините. Родившегося ребенка обратно не засунешь.

Витающее в воздухе почти одобрительное отношение к решению православных супругов развестись и намечающаяся мода на «знающих себе цену» православных женщин (перестанешь устраивать — уйду!) кажется мне — сорри за пафос — самой глобальной проблемой современности. Ведь современная семья — это, чаще всего, соломенный домик Ниф-Нифа: женщина, предпочитающая потеть не над съестными заготовками, а в турецком хамаме за 40 тысяч в год; мужчина, который даст и 80 в обмен на возможность спокойно посидеть в компьютере. Не готовые вгрызаться зубами в построение и пестование своей семьи, люди смотрят по сторонам. Стороны же эти предлагают легкое решение всех проблем — снос старой хрущобы и построение новой высотки — с подземным паркингом и консъержем. Забывая уточнить, что нет ни котлована, ни гарантий, ни утвержденного места строительства. И уж — тем более — Божьего благословения — ведь что Бог соединил, то человек не разрушит. И сносок в Евангелии нет.