 |
| Фома | Протоиерей Игорь Фомин | 23.02.2012 |
На границе нынешних Ярославской и Вологодской областей 
стоит селок Кукобой. Странное название: может, кукушек здесь били, а может, какому-нибудь хану Куке дали сражение. В 1908 году здесь освятили новый храм, а точнее большой роскошный собор. Возвел его бывший местный житель, разбогатевший и ставший купцом. Сперва он предлагал провести до села железную дорогу, но сами местные жители попросили его о строительстве нового храма.
Величественный собор простоял совсем немного — до революции, затем был закрыт и разрушен. Лишь в 1989 году в Кукобой приехал мой отец — священник Георгий, взявшийся восстанавливать церковь и общинную жизнь.
В селе еще были живы последние участники артели имени Крупской (бывшего женского монастыря, сменившего юридический статус, дабы сохранить общину при новой власти). Были живы и те, кто рушил храм в 20-е годы. Одну из бывших комсомолок, ту самую, которая сбрасывала кресты, мой отец навестил в больнице. Говорят, была очень веселая, очень активная и задорная девушка: одна из немногих местных активных безбожниц (остальных специально привозили из Ярославля). К тому времени она была уже очень стара, у нее не было рук — отморозила, уснув после какого-то гуляния на зимней улице. Да и все лицо тоже было повреждено тем обморожением. Но не было ни примирения, ни гневного отвержения. Она просто не приняла, не смогла принять того, кто через столько лет пришел к ней (поверьте) не для укоризны и не для обвинений, а с одной лишь целью — постараться примириться после стольких ужасных лет.
Не получилось…
Случившаяся вчера в храме Христа Спасителя акция — безусловно, спланированное мероприятие (даром все фотографы и журналисты именно в этот момент пришли помолиться). Безусловно, это куда больший грех, чем несознательное оскобление или обида человека. Но что же теперь делать нам, православным?
Молиться, как ни банально это звучит. Молиться за этих несчастных девочек, которые, дай Бог, еще поедят на нынешнюю масленицу блинов, хотя и вряд ли в том храме, на солее которого танцевали. Молиться, чтобы их руки и ноги остались целы. Молиться, чтобы потом, через много лет, кто-то, пришедший с именем Христовым для примирения с ними, был услышан и принят. Наверное, призывы к молитве могут прозвучать банально, как некая попытка отговорить от более активных действий. Но я вспоминаю ту женщину, с которой так и не смог примириться мой отец, вспоминаю, как она так и не успела в своей земной жизни сделать самый главный шаг. И понимаю, что именно молитва и есть самое главное, что следует делать в подобной ситуации.
Я видел разных людей: к священнику на исповедь приходят с поистине страшными грехами. Бывают и убийцы, были и официальные убийцы «с лицензией» — например один из палачей, работавший еще до моратория на смертную казнь. Поверьте, грехи бывают куда более ужасными, чем мы можем представить, бездна человеческого зла велика. И в тоже время я видел этих людей именно на исповеди, где они искренне каялись, искренне плакали о своих грехах.
Бог дает нам эту великую возможность, а значит и для этих девочек выход будет.
Иоанн Кронштадский говорил о двух типах людей: святые, умеющие любить, и второй тип людей — ненавидящие все, что им предлагают другие, не слышащие, не желающие общения. Это так. И не стоит забывать, что подчас, в порыве обличения вторых мы сами можем уподобляемся им. А это сделает бессмысленным и нас, и нашу веру. Ведь если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям (Мф 5:13). А потому, что бы ни происходило, главное — сохранять умение любить и понимать других. А уже это поможет нам делать верный выбор.
