 |
| Религия и СМИ | Александр Щипков | 17.02.2012 |
Со времен СССР прошло более 20-ти лет. Срок огромный. Но в отношении церковной истории мы все еще подвержены влиянию идейных штампов. До сих пор иногда приходится встречаться с абсурдным утверждением, что Церковь в России является слугой государства, глашатаем его светской идеологии и, в конечном счете, воспевает чуждый ей культ. Только заходит речь о реституции, от кого-нибудь непременно слышим: здания церквей возвращают в обмен на лояльность. Как только РПЦ предлагает учить детей нормам православной культуры, непременно кто-нибудь скажет: «Помилуйте! Это же новый обком».
И возникает впечатление, что церковь всецело поддерживает тот странный многовековой режим, который некоторые русские историки со времен Сергея Соловьева называют «внутренней колонизацией» и «опричной системой». Это когда в рамках одного государства две страны, большая и малая. Причем меньшая владеет 90% существующих активов, живет какой-то «другой жизнью» и как будто даже не вполне уверена, есть ли жизнь за МКАДом.
Причем здесь Церковь? Объяснения, как правило, скупы и невнятны. Ну просто потому, что ведь она плоть от плоти власти. Потому что ведь так повелось… Самое смешное — наблюдать, как антицерковные критики либерального направления вдруг переходят на марксистские позиции, в принципе им чуждые, и рассуждают в том духе, что, мол, православие — это часть идеологии правящего класса.
Идеология эта хорошо известна: накопительство и потребление. Отсюда специально для церкви автоматически выводятся заглянцевевшие формулы: «солидный Господь — для солидных господ», «православная этика и дух капитализма"… Полюбуйтесь на православных бизнесменов, осеняющих знамением банковские ячейки… Картина, что и говорить, пренеприятная. Но, к счастью, очень мало соответствующая реальности. Об этом говорит хотя бы «Социальная концепция РПЦ», вышедшая в свет в начале «нулевых». Достаточно бегло пролистать указанный документ, чтобы убедиться в фальсифицирующей направленности мифов о «неосергианстве», государственной церкви и православном госкапитализме. Но паства наша, задерганная работой и спасаемая многодетностью, читает порой невнимательно. Вот и пытается, не зная сути, примирять в душе непримиримое. Любовь к неоязыческим культам и слово Божье. У некоторых, честное слово, это даже получается…
Но, право же, не стоит труда. Поскольку само утверждение, будто совмещенный культ кесаря и патриарха есть чаемая «симфония», — столь же пафосно, сколь и неверно. На самом деле это что-то из области кентавристики. Зародившись во времена безудержных религиозных поисков царя Алексея Михайловича, данное представление по недоразумению и вопреки исторической реальности все еще остается в силе. И бродит по умам, словно переходящее красное знамя.
Но реальность совсем не такова. Церковь в России далеко не всегда была причастна к интересам правящего класса. До середины 17 века в стране существовала народная теократия. Она возникла после татарского нашествия и была создана усилиями всей русской нации. Произошло это, заметим, вопреки государственному вассалитету князей перед ханами. Скажем еще точнее: в России в этот период развивалось социальное православие. Оно продвигалось энтузиазмом «нестяжателей» в лице Нила Сорского и его последователей. И дожило до времен Аввакума и Ивана Неронова. До той поры, пока Церковь не была насильно вписана в проект бюрократического государства.
Отголоски этой ситуации наблюдались и в начале ХХ века. Не случайно русская версия социализма связана с именем Сергия Булгакова. Не случайно протоиерей Валентин Свенцицкий в 1912 году призывает верующих людей голосовать за левые партии (не большевистские). К сожалению, идея социального государства в 1917 году попала в руки политических авантюристов, большевиков, использовавших ее как временный манок для русского общества. Что произошло потом, хорошо известно.
Конечно, дыма без огня не бывает. Государство временами стремится навязать Церкви то холопские комплексы, то кодекс коммунизма, то веберовский идеал. Но Церковь, как может, противостоит этому нажиму. Стараниями того же Нила Сорского, Феодосия Печерского, митрополита Филиппа, патриархов Тихона и Сергия. Период «государственного пленения» Церкви, когда она утрачивала автономию, длился после Раскола (Реформы) и вплоть до окончания синодального периода в 1917 году. С обер-прокурором Синода вместо патриарха во главе Церкви. Тогда члены церкви и впрямь должны были совмещать Слово Божье со словом кесаря. Они еще не знали, не догадывались, что скоро этот период закончится навсегда.
Сперва Церковь была отторгнута большевистской властью от общества. Это означало гибель тысяч священников. Ситуация болезненная и страшная. Она была подретуширована после 1943 года, а репрессии частично прекращены при патриархе Сергии и до конца советского периода. Но, не убив Церковь до конца, власть в начале 90-х забыла про неё на десятилетие. За это время РПЦ выпрямилась и сформировала собственную социальную концепцию, не имеющую ничего общего с господствующим в официальных кругах социал-дарвинизмом, законами джунглей и обществом борьбы всех против всех.
Непросто осознать, что Церковь стоит на защите социального государства. До сих пор, упоминая о социализме или социал-демократии, очень сложно объяснить, что речь вовсе не идет о Ленине и Сталине. В той же Германии феномен «социальной церкви», «социального христианства» воспринимается куда легче и привычнее.
Но ситуацию надо менять. Не выйдя за рамки порочной объяснительной модели, нельзя двигаться вперед. Причем прекрасные условия для этого шага сложились именно сейчас. Со времен господства госатеизма Церковь впервые оказалась свободна. Насильно закрепощать ее пока никто не пытается. Причины очевидны: у государства и так хватает «непрофильных активов» вроде социалки, пенсионеров, фундаментальной науки и проч. А вот намерение вытолкнуть РПЦ из пространства общественных дискуссий прослеживается вполне отчетливо. Стандартный вопрос римской Фемиды «Кому выгодно?» читатель задаст себе сам. Мы лишь подчеркнем, что попытки эти явно запоздалые: православные в России уже оформились в мощную социальную группу, голос которой заглушить нельзя.
Повторим главное: Церковь в посткоммунистический период была и остается автономной. Именно поэтому она не имеет не малейших резонов поддерживать систему денежного феодализма и соответствующую ей гламурную идеологию (в основе мальтузианскую), которую навязывают «креативные менеджеры» от власти.
Она сама по себе. Она принадлежит только Господу и истории. А потому попытки искусственно отделить социальное служение и милосердие от духа Святого Писания — тщетны. Они лишь выдают попытки гламурных идеологов соблазнить православных верующих холодным сиянием неоязыческих культов. Напрасный труд. Церковь не гламурна. Сочувствие, солидарность, справедливость, взаимопомощь, любовь к униженным (на ИХ языке — к «аутсайдерам» и «лохам») не просто сочетаются с церковностью. Они необходимы для истинного поклонения Христу в духе и истине.
Обращая взор на политические баталии сегодняшнего дня, православный верующий неизбежно задастся вопросом: кто из пяти кандидатов на пост Президента России действительно это понимает? Пусть он ответит на него сам.
