Театр

Относительно честный монолог

Всяк человек ложь (Пс. 115, 2).

Говорят, существуют люди без двойного дна — абсолютно прозрачные и не прячущие свои мысли за словами. Наверное, это правда; иначе откуда взялись бы святые? Но вряд ли таковых много… По крайней мере, я к ним не отношусь.

Двойное дно — это та злополучная разница между «быть» и «казаться», о которой так часто слышишь и в которой так часто себя уличаешь. Всегда хочется казаться лучше. Не представляю, какого духовного уровня нужно достичь, чтобы, по слову Иоанна Лествичника, «стремиться к бесчестию». Гораздо комфортнее быть «гробом окрашенным» (Мф. 23, 27), блестя снаружи красивыми словами и поступками — хоть и задыхаясь внутри от собственной вони. Так велит эго — дьявольская пародия на личность.

Вонь всегда одна и та же, но гробы в каждую эпоху красят по-своему, и общепринятое понятие о «красивых» словах и поступках меняется сообразно духу времени. В каждом обществе — свои стандарты поведения, свои представления о нормальном и ненормальном. В Риме, например, нормальным было казнить несколько сотен рабов за убийство хозяина одним из них; в нашем теперешнем обществе нормальным считается «жить половой жизнью» налево и направо…

Короче говоря, общественные стандарты — вещь довольно зыбкая. Но — претендующая на незыблемость. В обществе спектакля у каждого своя роль, и отказ от неё карается неприятием и порицанием. «Как? Ты до сих пор не купил себе машину? Как это не нужна? Всем нужна, а тебе не нужна… А, так ты ещё и не пьёшь… Больной, что ли?»

Волей-неволей начинаешь на всё это реагировать. Эго — чувствительный орган, и он болезненно воспринимает малейшие травмы.

Впрочем, превращение просто человека в человека-актёра происходит гораздо раньше, чем его начинают попрекать отсутствием машины.

Ребёнок формируется, копируя поведение окружающих, а потому всасывает в себя театр вместе с молоком матери (или — питательной смесью из соски). Чуть позже «в работу» включаются низкопробное кино, реклама и прочий информационный ширпотреб. Помню, в детстве я представлял себе, будто я — герой какого-то фильма; естественно — главный. Стыдно признаться, но такое мировосприятие частично осталось и до сих пор.

Существует мнение, что разницу между «быть» и «казаться» человек должен изжить до определённого возраста. Очевидно, это удаётся далеко не всем. Да и не всем это нужно. Но, допустим, относительно честный человек (полностью честным актёра назвать никак нельзя) решил перестать играть. Здесь как раз и начинается самое интересное. Он замечает, что внутри того «гроба», который он собой представляет, плавает ещё несколько аккуратных белых гробиков; что в голове у него — свой собственный театр. Как часто разыгрываются в нём любовь, сострадание, смирение; какие спектакли ставятся для самооправдания!

…А может, желание перестать играть — это тоже игра?

В моём театре все окна завешены тяжёлой чёрной тканью. Усталые актёры в полинявших, дырявых костюмах бродят по сцене с огарками парафиновых свечей, повторяя давно заученные реплики. Вот Юный Рыцарь с седыми космами, обрамляющими лысину; вот Праведник, стыдливо прячущий синее от водки лицо и припухший нос… Я уже не помню, как их зовут на самом деле; не помню даже, есть ли у них настоящие имена.

Я уже давно не могу на это смотреть. Знаю, что всё прекратится, если внутрь попадёт хотя бы лучик дневного света. Но я боюсь отдёрнуть шторы. Боюсь увидеть, как мои актёры один за другим тают в воздухе…

Повторю за Довлатовым: «Мне показалось, что я наконец заговорил искренним тоном… Однако сразу же понял, что это не так. Искренний человек не может прислушиваться к собственному голосу. Не может человек одновременно быть собой и находиться рядом…»

Итак, дамы и господа, театр продолжает свою работу. Добро пожаловать!

http://otrok-ua.ru/sections/art/show/teatr.html