 |
| Православная газета г. Екатеринбург | Протоиерей Евгений Попиченко | 11.02.2012 |
В XI веке, в царствование христолюбивого императора Алексея I 
Комнина между христианами в Константинополе случилась великая распря о святых учителях. Одни превозносили Василия Великого как учителя высокоглаголивого, твердого нравом, строгого к согрешающим. Другие же ставили выше святителя Иоанна Златоустого, при необыкновенном красноречии отличавшегося мягкосердием к грешникам. Третьи более прославляли святителя Григория Богослова, красноречивейшего в слове, глубоко понимавшего истины и догматы веры.
В самом деле, трудно было решить, кого из трех святителей считать выше других, кому из них воздавать высшую честь. Каждый из них в своем роде был весьма велик. Споры между христианами о величии трех святителей были жаркими и довели, наконец, многих из них до разделения. Одни называли себя василианами, другие — григорианами, третьи — иоаннитами, и видели друг в друге злейших врагов.
Так часто случается, когда лукавый, пытаясь человека увести от истинного пути, дает ему как указание некоторые благие намерения. Человек, как ему кажется, по своей воле выбирает ориентир и следует ему, чтобы (как ему кажется) угодить Богу. Но фактически из этого происходит еще больший грех — человек оказывается или во вражде, или в ненависти.
Вот по-доброму, по-товарищески решил подсказать брату: то, что он делает, — грех. Хорошее дело? С формальной точки зрения хорошее, но сказанное не в свое время, не с должными сочувствием, не теми словами, не с той интонацией, напротив, вызывает раздражение, обиду и многодневную ссору.
Вот так и здесь. Оскорбительной была для святителей распря между братьями и сестрами. Тяжела была душам святых рознь среди верующих. И вот они, по воле Божией, в 1084 году являются славившемуся в ту пору благочестием епископу Евхаитскому Иоанну, сначала порознь, затем все вместе. Являются не во сне, а наяву, и единодушно возвещают: «Мы едины у Господа Бога нашего, в каждом из нас не было ничего такого, из-за чего стоило бы враждовать другим. Нет между нами ни первого, ни второго, ни третьего. Если называть кого-нибудь одного из нас, то за ним непременно следуют два других. И посему мы просим тебя: повели враждующим из-за нас прекратить споры и не разделяться, ибо как во время земной жизни мы заботились о единомыслии между верующими, так и теперь у нас единственная забота: мир и единодушие между всеми христианами. Для этого ты соедини в один день память всех нас, передавши верующим, что все мы едины у Бога».
Сказавши это, три святителя в Божественном сиянии поднялись к Небесам, называя друг друга по имени. Святитель Иоанн Евхаитский сейчас же поспешил возвестить константинопольцам о бывшем ему видении, повелел прекратить споры и установить общий день празднования их памяти 12 февраля. И мудро это сделал святитель Иоанн, — прибавляет святитель Димитрий Ростовский, — так как в январе (речь идет о старом стиле) бывает память каждого из трех святителей — память Василия Великого 1 января, Григория Богослова — 25 января, перенесение мощей Иоанна Златоустого — 27 января. И прилично было в конце этого же месяца (по старому стилю 30 января) установить общую память трех святителей и наименовать этот день Собором трех святителей.
Мы прославляем трех высочайших угодников Пресвятой Троицы. Василия называем Великим и священноявленным церковным светилом, огненным столпом, верных освящающим и врагов попаляющим. Григория называем Божественным и благоглаголивым умом Небесным, огнем высокоречия, архиереем превеличайшим. Иоанна именуем Златословом, Христовыми устами, рекой духовных дарований. Вместе же три святителя, как сказано выше, — наши великие учителя любви и единомыслия в вере.
Отчего же христиане, призванные к единству в вере, взаимной любви, снисхождению, несению немощей друг друга, вдруг стали разделяться? А из-за того, что человеческая душа и дух поражены страшной болезнью, именуемой тщеславием.
Еще во времена апостола Павла ученики и последователи святых апостолов так же выясняли отношения. И это состояние разделения между учениками апостол Павел очень жестко пресекал. Но больная душа ни голове, ни рукам, ни ногам покоя не дает. И хочется к чему-то так приклониться, чтобы за счет этого авторитета придать и себе некоторый вес.
Ну, например, по телефону разговариваешь, а собеседник говорит, что сейчас находится в кабинете такого-то уважаемого человека. Понятно, тем он себя как бы возвышает: «вот я с кем знаком!». Это стремление себя выдвинуть, поставить на пьедестал, подчеркнуть свои достоинства, заслуги. Но Господь нас предупреждает: «Как вы можете веровать, принимая славу или ища славы у человеков, а славы у единого Бога не ищете?».
Невозможно одной душе вместить славу Божию и славу человеческую. Ибо то, что высоко у людей, то мерзость перед Богом. И действительно, чем выше человек, чем больше он о себе мечтает, тем пренебрежительнее он относится к нижайшим себя.
Тщеславие — страшная болезнь, опасная, потому что незаметна. Если блуд, гнев, чревобесие и прочие проявления страстей телесных и душевных очевидны: достаточно посмотреть на лицо гневающегося человека, это уродливое зрелище, — то тщеславие, незаметная тихая змея, вползает в души и отравляет их: нравится, когда тебя хвалят, когда признают твои достоинства, когда отмечают успехи, и человек начинает на себя смотреть иначе, забывая, кто он есть на самом деле. Пророк Давид, например, никогда об этом не забывал: «Червь я, а не человек, поношение человекам», — говорил он о себе, будучи царем, весьма знатным и славным среди этого мира. Тем не менее, эти блага не поработили его душу.
Тщеславие, как говорит преподобный Иоанн Лествичник, это «колючка, которую как ни брось, все шипами кверху». Человек постится — и тщеславится, что он выполняет заповедь Божию. Это выражается еще и через то, что он начинает осуждать других: вот, он не постится, значит, какой-то он неправильный, значит, неверующий. Если человек не постится, роскошествует в пище, он, естественно, осуждает тех, кто попроще, победнее. Одетый в бедную одежду может тщеславиться дырами на ней — мол, он такой бессребреник и не заботится о внешнем. Хотя, с точки зрения духовной, это тоже грех — христианин должен не только не согрешать против Бога и ближних, но хранить совесть и в отношении к вещам, заботиться о них, стараясь не пренебрегать чистотой и аккуратностью своих вещей.
И, кроме того, тщеславие всегда может легко «переворачиваться». Человек смиряется, например, и доволен тем, что он смиряется, не прекословит, не огрызается. Но на самом деле, как говорят святые отцы, смиренные не видят своего смирения: смиренный человек никогда не будет считать себя смиренным, а, напротив, будет замечать за собой постоянное уклонение в тот или иной грех, превозношение даже в мыслях или чувствах.
Что же делать с этой страшной язвой души? В первую очередь, конечно же, надо просить помощи у Бога, просить, чтобы Господь дал смирение. Но всякий раз, когда мы будем просить у Бога смирения, надо понимать, что мы будем просить тех обстоятельств, в которых мы будем смиряться. И Господь будет посылать эти уроки в виде несправедливого унижения, незаслуженной обиды, неоцененных достоинств. Но внимательный к душе человек должен прекрасно это понимать и говорить: «Достойно по грехам своим приемлю, помяни меня, Господи, во Царствии Твоем». Тщеславие лечится позором. Сознательным, терпеливым перенесением тех или иных позорных для меня обстоятельств. Но без этого невозможно обрести Божественное качество души — смирение. Помогай нам всем Господь.
