 |
| Вера-Эском | Священник Игорь Сальников | 08.02.2012 |
Наш Покровский храм находится в самой сердцевине рабочего посёлка. Сюда часто приходят люди со сложной биографией. Некоторые побывали в тюрьме, другие отсидели свой срок в колонии. Там они разными путями пришли к вере во Христа. Немало горьких историй от них мне довелось услышать. Некоторые из них весьма поучительны.
Вот, например, молитвенный опыт, о котором поведал Пётр М. Передаю его рассказ примерно так, как услышал, отчасти с той самой лексикой, которая бытует среди этих людей.
«…Меня „закрыли“ по групповому делу. Якобы кто-то из нас организовал банду, которая систематически совершала хищения на железной дороге, где я в то время работал во вневедомственной охране. Украсть мы ничего не успели, но приготовили к вывозу, а тут нас всех и повязали доблестные сотрудники линейного отдела, которые более полугода ловили банду, бывшую у их начальства как бельмо на глазу. Воровал (и много больше) кто-то повыше. А их почему-то не тронули.
Поначалу в камере предварительного заключения случившееся показалось мне нереальным кошмаром. Пытался договориться насчёт адвоката, говорил следователю, что желаю сотрудничать. Я даже тогда представить себе не мог, чем угрожало мне сие мирское слово, узнай о нём мои товарищи по несчастью в камере.
В КПЗ я ещё верил, что разберутся и выпустят. И чем активнее пытался вылезти из петли, тем плотнее она устраивалась на моей шее. Я от всего отказывался: типа ничего не знаю и ничего никому не разрешал, покажите бумаги и свидетелей. Но нашёлся среди нас товарищ, предложивший помощь правоохранительным органам раньше меня. Он уж лет пять сотрудничал с ними по зонам и тюрьмам. Систему эту знал, как родную маму.
Молодой следователь в обвинительном заключении выставил меня паровозом (организатором всех покраж за полгода), остальных прицепил вагончиками. В том числе и раскаявшегося и вставшего на путь исправления секретного „сотрудника“, которому за это устроили поездку к родителям.
Дело тянулось почти полгода. Через три дня после задержания меня отправили на тюрьму. В хату (камеру) почему-то попал „серьёзную“. Хотя я был „ботаник“ и „первоходка“ (первый раз под следствием) и по всем законам тюремного быта должен был попасть к „мужикам“. Наверное, тот же следователь постарался, дал характеристику отказника и баламута. Хата смотрела за „продолом“, то есть наблюдала за порядком жизни длинного тюремного коридора на первом этаже: информация о сидельцах, сбор средств в казну, передача различных запрещённых и не очень вещей по горизонтали и вертикали преступного мира. Руководил этим делом „смотрящий“, которого звали Руслан. Был он южных кровей, плотный, мускулистый, смуглый. Справедливый, но порой жестокий. Немного странный для этой среды. Например, стихи читать любил. Хотя всячески скрывал эту свою страсть. Потом уже я узнал, почему он скрывал.
Меня Руслан невзлюбил сразу. Видимо, интуитивно почувствовал, что этот „пассажир“ не найдёт себе места в хате, да и вообще для преступного сообщества скорее вреден, нежели полезен. Поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, он создал мне такую „духоту“, что и вздохнуть было нельзя. Я спал на самой неудобной шконке напротив туалета, выполнял чёрные хозяйственные работы, при изобилии пищи, которое отличает камеры „смотрящих“, жил впроголодь. Из посылок с воли всё, кроме табака, отбиралось на общак. „Мы, — по-южному тепло шутил Руслан, — и жену твою на общее дело пустим, отдашь?“ За малейший косяк, который простили бы другому, мне грозил „пресс“. Палач наш Василий, добродушный деревенский парень, старался как мог. „Духота“, созданная Русланом, была такой, что в эти дни я стал молиться Богу. Сначала пытался читать „Отче наш“, потом вспомнил, как в какой-то книжке монах писал, что достаточно всё время повторять „Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!“ Так и делал. За день до полутора тысяч молитв вычитывал. С утра поминал всех обитателей хаты поимённо, не исключая мусульман, атеистов и некрещёных. Первым поминал Руслана.
Но не помогало. Руслан ярился на меня всё больше и больше. Тогда мне пришёл помысл совмещать молитву со служением своим сокамерникам. Я старался выполнять всю чёрную и унизительную работу добросовестно и с радостью. Мало спал из-за этого. В еде, чтобы не ущемлять ближнего, перешёл на хлеб и воду. Товарищи реагировали на это по-разному. А Руслан доходил до бешенства, думая, чем ещё можно меня ущемить.
И однажды утром я шкурой почувствовал: всё, сейчас… Защиты от людей, как обычно, ждать не приходилось. И я стал читать Иисусову молитву, шевеля губами. Пришло время вставать на „пресс“ к Василию, что предваряло процедуру отправки в „гарем“ (в камеру с так называемыми опущенными), и тут погас свет. Вода, свободно тёкшая из крана в раковину умывальника, прекратила свой бег. В скважине повернулся ключ. Дубак (охранник) вывел Руслана на допрос, и больше он не пришёл.
Через полтора года моё дело развалилось в суде. Большие гонорары и опытная адвокат сотворили чудо. Судья не обнаружил в моих действиях состава преступления. Как должностное лицо ВОХР, я находился на своём месте и выполнял свои обязанности. Халатности и превышения служебных полномочий не было. Короче, освобождение из зала суда.
„Паровозом“ ушёл тот секретный сотрудник, который больше всего старался при нашей посадке. „Вагончиками“ — пара местных бедолаг-грузчиков. Одного, впрочем, направили на экспертизу в дурку и тоже отпустили. Следователю Трофимову присвоили очередное звание и перевели в район на новую должность. Начальника железнодорожного участка уволили за какую-то провинность. Он ушёл в бизнес.
А я вот, батюшка, до сих пор маюсь совестью и вопросом: „Зачем же человеки так мучают человеков?“ И каждое Божие утро поминаю на молитве своих сокамерников.
И ещё, батюшка, помните? — в Библии вавилонский царь бросает трёх еврейских юношей в печь огненную, но они там не сгорают, потому что ангел укрепляет их. Ангел этот вроде образ Христа, как говорили на проповеди.
Я мню, последние будут жить хуже, чем мы в нашей хате при Руслане, и будут словно отроки в пещи вавилонской. Спасение для них одно — Христос».
Так, с некоторым пафосом, Пётр завершил свой рассказ.
Я сказал ему, что это ещё не исповедь, что надо разобраться в себе. Следует опасаться ложной духовности, и вообще всё должно быть по чину, как учит Писание. За сим традиционно посоветовал ему подготовиться к правильной исповеди и причаститься Святых Тайн.
