 |
| Фома | Владимир Легойда | 02.02.2012 |
До сих пор не могу отойти от одного ошеломляющего разговора с 11-летним мальчиком. 
Назовем его Петр. Знакомы мы с ним довольно давно. Мальчик не по годам развитый, из, что называется, новой традиционно православной семьи. Семья хорошая: родители с прекрасным образованием, телевизора в доме нет, воспитание и образование детям стараются дать серьезное и глубокое, церковная жизнь никогда не сводилась лишь к внешним формам…
Помню, с каким радостным удивлением слушал я пару лет назад его рассказы о том, как и чем он живет. Передо мной стоял человек с огромным миром положительных фантазий: мальчик писал романы, увлекался историей, рассказывал мне, как во дворе и в классе они с друзьями играют в военные события — но не в Рэмбо, а в благородных офицеров; в речи часто звучали слова честь, благородство.
…А недавно мы встретились вновь — после продолжительного перерыва. Петя оказался в новой гимназии (кстати, одной из лучших православных гимназий Москвы), но из этой гимназии он хочет уйти, точнее, такое решение приняли родители после рассказов сына и увиденного в школе. Но — обо всем по порядку. Разговор наш начался с моего вопроса о том, как проходят его офицерские баталии. Как-то почти по-взрослому, серьезно глядя мне в глаза, Петя сказал: «Я больше этим не занимаюсь, это была ошибка». Когда я спросил, в чем же ошибка, он ответил примерно следующее: «Это были детские грезы, оторванные от реальности». Я мысленно списал эти слова на то, что в переходном возрасте и не такое услышать можно. И спросил его: «А сейчас чем же ты занимешься?». Он ответил, что попыткой «повысить свою популярность в классе». Оказывается, в его православной гимназии учится мальчик, сын то ли священника, то ли диакона, который обогнал всех в популярности. А популярность его определяется тем, что он лихо управляется с современыми гаджетами, у него самые модные в классе наушники — точнее не помню, но что-то в этом роде. Однажды, пожаловался мне собеседник, этот мальчик его даже побил. «Как так?» — спросил я. «Дело в том, что я привык решать все споры словами. Ему это было непонятно, а ответить на его „языке“ я не смог». Еще он рассказал, что в классе есть девочка, которую все регулярно гнобят — насколько я понял, фильм «Чучело» вполне актуален и в православной гимназии. Еще рассказал, что одним из главных развлечений среди учеников считается зайти… в туалет для девочек. Увидя ужас в моих глазах, Петя быстро пояснил: только в нем есть окно, выходящее во двор. А во дворе рядом с гимназией располагается отделение полиции, насколько я понял. И из окна проходящим мимо сотрудникам можно кричать что угодно, оставаясь незамеченным. «Полицейские очень сердятся, так как нас не видят — почти с восторгом говорил Петр, — а один даже направил в нашу сторону автомат, но все равно нас не заметил». На мой изумленный вопрос: «Как же так, дружище, раньше у тебя были совершенно иные интересы?», — мальчик лишь пожал плечами: мол, куда ж деваться?
Конечно, опытные психологи расскажут на этом месте об особенностях переходного возраста. Безусловно, и в нашем детстве были подобные шалости, разной степени невинности. И все же…
Я, конечно, не могу сделать однозначного вывода о том, насколько фатальна или даже просто типична та ситуация, которую описал мне мальчик. Но вот уже несколько дней я не могу забыть и того разговора с ним. В голове не укладывается, что подобное происходит в одной из лучших православных школ Москвы. Мне не хочется никого обвинять или тем более поучать. Ведь ответ на поучение может быть только один: иди туда сам и преподавай, воспитывай. А я точно знаю, что не пойду. Более того. Я уверен, что школа эта вполне заслуженно является одной из лучших, и, полагаю, не только среди православных школ. Я не сомневаюсь в том, что там хорошие учителя и ученики. Да и мой добрый друг Петя не превратился в монстра. Он по-прежнему добрый, умный, прекрасный мальчик.
Просто эта история заставила меня еще раз подумать о том явлении, которое принято назвать неприятным словом «обмирщение».
…Так как же получается, что именно подростки погружаются в мир мелкого греха («Апокалипсисом мелкого греха» назвал одну из своих книг владыка Иоанн Шаховской)? Несомненно их учат вычитывать правило, регулярно посещать храм, не есть скоромного в постные дни… Стремятся — намного реже, но все-таки — и привить навык живого общения с Живым Богом, и прежде всего — в таинствах. Опытные духовники даже учат каяться… При этом я не имею в виду вбивание себя в землю по макушку под обличающим перстом, а стремление рассматривать свою жизнь перед лицом Божиим — ради любви, в которой суть Нового Завета между Богом и человеком.
И все же… Очевидно, что наша уверенность в том, что православное окружение совершенно изолирует человека от того, чем живет мир, не подтверждается практикой. Много ли в рассказанной истории отличий от обычной современной школы? Похоже, даже в лучших православных школах нередко определяющим для поведения детей является не христианское содержание, а такой вот общий фон не вполне здорового подросткового сообщества.
И все это волнует меня намного больше, чем любые митинги и шествия, которые сейчас определяют повестку дня.
