 |
| Газета «Москвичка» | Протодиакон Андрей Кураев | 27.01.2012 |
Мы встретились с протодиаконом Андреем Кураевым, 
профессором Московской духовной академии и Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, в его московской квартире. Он только что вернулся из Абхазии, где читал лекции. Отец Андрей сам открыл дверь (он ходит по квартире босиком) и провел меня в кабинет — светлую комнату, по периметру заставленную высокими книжными шкафами, с двумя креслами и большим письменным столом у окна. На столе, как и положено, стоял монитор работающего компьютера…
Время от времени наш разговор прерывали телефонные звонки, иногда отец Андрей поглядывал на экран монитора, чтобы проверить почту. А один раз к нам даже заглянуло «солнышко» — малышка лет трех, внучатая племянница профессора. У самого отца Андрея супруги и детей нет — он принял целибат, когда вступал в сан.
Профессор отвечал на мои вопросы, как всегда, собранно и неожиданно. Это его главный метод общения с людьми — удивить собеседника, сказать совсем не то, что от него хотят услышать.
— Отец Андрей, из православных миссионеров вы, наверное, больше всех работаете с молодежью. Это осознанный выбор?
- Если честно, то нет. Просто так получилось. Моя аудитория — это мужчины и женщины моего поколения. Наши дети росли уже в эпоху, когда было не стыдно думать о вере, ходить в храм. У наших родителей, независимо от политической погоды, были свои мотивы для размышлений о вечности. А вот средовеки — есть такое забытое хорошее русское слово, поколение среднего возраста, — вдали от Церкви. Они целиком или в карьере, или в проблемах своей семейной жизни… То есть я плохой миссионер. Обращаюсь к тем, кто мне ближе и привычнее, кого легче понять мне и кто легче понимает меня…
Но и с молодежью провожу немало времени — просто потому, что я университетский преподаватель. Семинария, МГУ… Да и моих средовеков можно собрать только вечером, после работы. А я не могу бездельничать целый день в ожидании этой единственной вечерней лекции, и поэтому днем меня ведут туда, где можно собрать людей в рабочее время: в школу или университет…
— Можно ли так охарактеризовать основной метод вашей работы — поиск золота в песке того мира, который окружает молодежь?
- Нет, это не так. Основная моя работа — это обычные университетские лекции. Причем иногда я прихожу и навязываю аудитории тему, интересную именно мне и не имеющую никакого отношения к совре-менным молодежным проблемам: например, символику православной иконы, или рассказ о Галилее и Копернике, или лекцию о психологии веры — словом, если я встречаюсь с нормальной университетской аудиторией, говорю о своем. И только если передо мной уж совсем такие ребятишки из мира ПТУ, пусть даже это ПТУ называет себя университетом, приходится действительно искать какие-то завлекалочки и надеяться на то, что хотя бы «Гарри Поттера» они, если и не читали, то смотрели.
— Вы сами в молодости увлекались какой-нибудь молодежной субкультурой?
- Эта субкультура была очень широкой и совсем не специально-молодежной. Высоцкий, Галич. Не музыка, не ритм — смысл Для меня и сегодня Шевчук — это Высоцкий с электрогитарой. А вот роком я не увлекался, и мое сегодняшнее общение с байкерами и рокерами — это отнюдь не попытка продлить юность, не ностальгия.
— А как вы относитесь к современным молодежным движениям, например, к «Нашим»?
- Представьте: к священнику подходит человек и предлагает финансовую помощь храму. У батюшки нет спецслужбы, чтобы выяснить происхождение этих денег. А ведь этот добродатель еще и просит: «Батюшка, помолитесь обо мне». Если же священник молится о ком-то, понятно, что он добрее и доверчивее относится к тому, о ком молится. Потом где-то всплывает негатив об этом спонсоре, и в прессе начинается скандал: «Церковь дружит с бандитами», «Церковь награждает взяточников"…
Скажу так: мой личный и небольшой опыт общения с движением «Наши» был позитивным. Я видел нормальных студентов, которые задавали нормально-колючие вопросы. Эти ребята не были похожи ни на зомби, ни на фашистов. Да, далеко не все из того, что я читаю о них в прессе, мне нравится. Но опыт жизни, просто жизни, не только священнической, учит тому, что надо уметь терпеть друг друга. Батюшка, который будет искать идеальных прихожан, останется в одиночестве. Учитель, который будет искать идеальных учеников, останется бесплоден.
В любом человеке и движении есть свои плюсы и свои минусы. Один из плюсов, который я вижу в прокремлевских молодежных движениях, — это попытка ввести в действие социальный лифт, который затормозился на рубеже двухтысячных годов. Понимаете, в 90-е годы социальный лифт работал, но очень своеобразно — «ловись халява». Прорывы наверх были случайны, непредсказуемы или криминальны. Не было понятно, как молодому человеку после университета строить карьеру, а это нормальное желание — строить карьеру, профессионально расти. В советские времена этот лифт худо-бедно, но работал, поэтому мы могли получить таких лидеров, как Хрущев, Черненко, Андропов, Брежнев, что называется, парней из глубинки, чуть ли не из детского дома. В этом были огромные минусы, но были и плюсы. В послевоенные годы было действительно народное государство, и человек мог понять, что, если он будет соблюдать определенные правила игры, для него будут открыты все дороги.
А вот в нулевые годы сложилось нечто похожее на потомственный феодализм. Причем сегрегация начинается теперь на очень раннем уровне: от того, в какую школу определили, порой очень серьезно зависит, что будет с тобой дальше…
Движение «Наши» — это попытка ребят из провинции проявить себя, найти свое место в жизни. Очень надеюсь на то, что это не просто предвыборная игрушка до марта 2012 года. Я бы хотел, чтобы это движение жило и потом, чтобы ребят не бросили. Вот в этом смысле мне бы хотелось пожелать успеха этому движению. Это не означает моего согласия со всеми их методами, лозунгами и выходками. Но, повторю еще раз, я видел там обычных живых людей, которым просто желаю удачи.
— А нет у вас ностальгии о комсомоле? Некоторые считают, что там было много хорошего…
- О комсомоле ностальгии точно нет. Комсомол, который застал я, был школой лжи и лицемерия. Мое восприятие комсомола вполне совпадает с тем, как он описан в книгах Юрия Полякова, а отнюдь не Николая Островского и Константина Фадеева…
Но в то же время комсомол давал первый опыт относительной самостоятельности и ответственности. Там был принцип «предлагаешь — исполняй!». То доброе, что было в комсомольской жизни, — это черты, свойственные не комсомолу, а молодости. А в юности и девушки были красивее, и трава более зеленой. Но это не имеет никакого отношения к комсомолу, как к организации, к идеологии.
— А как Церковь относится к современным молодежным увлечениям?
- Я не понимаю, что такое «современные молодежные увлечения». По-моему, они не меняются в веках. Гиперсексуальность подростка связана с физиологией, а не с культурой. Критичность, борьба с былыми детскими авторитетами и поиск новой идентичности, кризис взросления — это тоже вещи, свойственные возрасту, а не эпохе.
Чего еще? Может быть, вы из меня хотите вытащить осуждение скинхедов, но я не буду их осуждать, потому что их поведение совершенно естественно — любой самец защищает свою каноническую территорию. Вы хотите, чтобы люди были ангелами? Но тогда вы должны стать христианами. Атеист не имеет права осуждать скинхедов, потому что это нормальное самцовое поведение, совершенно естественное. Потомки дарвиновских обезьян только так и должны себя вести.
Елена КОЧЕРГИНА
