Православие.Ru | Даниил Ильченко | 27.01.2012 |
Через четыре года Суворов отправился в Польшу — подавлять восстание Костюшко. Спустя 42 дня его руководства войсками, 23 октября 1794 года, Варшава капитулировала. Бой за Прагу — предместье польской столицы — был страшен: солдаты не знали пощады. В их памяти были свежи здешние, полугодовой давности, события, когда мятежники буквально вырезали русский гарнизон, убивая их безоружных соотечественников даже в церквях. Видя безудержное ожесточение войск, Суворов приказал поджечь мост через Вислу, ведущий в центр города. Этим он спас столицу Польши от полного разрушения. И удостоился от имени варшавян и городского магистрата подарка — золотой табакерки с надписью: «Варшава — избавителю своему». Суворов называл этот дар самым неожиданным сюрпризом после штурма.
Заняв город, Александр Васильевич вскоре освобождает 829 пленных польских офицеров и подписывает амнистию всем остальным участникам восстания. Многие были снабжены подъемными деньгами.
«…я проливал кровь ручьями, — говорил он в минуту откровенной беседы с рисовавшим его портрет живописцем Миллером. — Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего. Во всю жизнь мою никого не сделал несчастным. Ни одного приговора на смертную казнь не подписал. Ни одно насекомое не погибло от руки моей.»
«Весьма щадить жен, детей и обывателей…», «безоружных, женщин и детей не трогать», «не обижай обывателя: он тебя поит и кормит», «солдат не разбойник», — пожалуй, самые распространенные суворовские приказы и наставления.
Но в отношении настоящих врагов он не питал сентиментальных иллюзий:
«Человек, любящий своих ближних, человек, ненавидящий войну, должен добить врага, чтобы вслед за одной войной не началась другая».
Конец XVIII века, французская армия во главе с Наполеоном победоносно вторгается в Италию. Англия, Турция, Неаполитанское королевство, Россия и Австрия, владеющая в то время Италией, объединяют свои усилия в противостоянии французам. Польщенный Павел I удовлетворяет просьбу иностранных военачальников — назначить во главе союзных войск «знаменитого мужеством и победами» Суворова. «Достаточно этого чудака в белой рубашке просто возить и показывать войскам, и победа будет обеспечена», — говорили тогда австрийские генералы.
Для самого Суворова назначение главнокомандующим сулило исполнение давней мечты. Пристально следя за успехами молодого Наполеона, он нередко приговаривал: «Эх, далеко шагает мальчик, пора бы унять его».
Мечте не суждено было сбыться: на ратном поле два великих полководца так и не встретились. Зато Суворову удалось помериться силами с лучшими наполеоновскими генералами. Четыре месяца понадобилось ему, чтобы разбить и выгнать их из Италии — в два раза быстрее, чем они завоевали сапогообразный полуостров под руководством Бонапарта.
«Нет земли на свете, которая так была бы усеяна крепостями, как Италия. И нет так же земли, которая бы была так часто завоевана», — говорил Александр Васильевич, выигрывая сражения и покоряя города одним за другим. Брешия, Милан, Турин, Нови… - триумф был полный!
Европа чествовала русского полководца. На праздничных обедах возглашали его здоровье вслед за тостом, адресованным королю. Восторженные итальянцы подводили к нему детей целовать ему руку, как святому. В лондонских театрах в его честь воспевали оды и читались стихи. Портреты, карикатуры, медальоны с суворовским изображением наводнили лавки мелких торговцев; в моду вошли суворовские пироги и суворовская прическа. А во Франции составляли пари: за сколько времени дойдет он до Парижа.
Но взятие Парижа и сопутствующее этому укрепление позиций России не входило в планы союзников. Неожиданно австрийское правительство объявило о выводе своих войск из Швейцарии, где предполагались совместные действия с корпусом Римского-Корсакова. Русское войско оказалось предательски брошенным перед превосходящими силами противника. 10 сентября 1799 года Суворов с 20-тысячной армией спешно выступает из Италии на помощь соотечественникам. Путь его лежит через заснеженные Альпы.
Римский-Корсаков разбит — «В.Суриков.Переходоб этом Суворов узнает через две недели. В том, что теперь он окружен воодушевленным победой неприятелем, у которого есть время занять высоты, укрепиться на перевалах и организовать засады, он отдает себе отчет. То, что по вине австрийских фуражиров съестных и боевых припасов едва ли хватит до конца похода, а летняя форма солдат едва ли подходит для высокогорных «прогулок», — уже не новость. Он все равно идет вперед. Европа, затаив дыхание, со дня на день ожидает весть о разгроме доселе непобедимого полководца.
Детальному разбору Швейцарского похода Суворова теперь посвящены избранные страницы всех военных учебников мира. Что в действительности пришлось пережить нашим предкам — одному Богу известно. Уже тот факт, что суворовский генерал Ребиндер последние дни похода ходил, обернув ступни ног кусками своего мундира, говорит о многом. Вот что впоследствии писал Александр Васильевич в донесении Павлу I:
«На каждом шагу в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверзтые и поглотить готовые гробы смерти. Все опасности, все трудности были преодолены, и, при такой борьбе со всеми стихиями, неприятель, согнездившийся в ущелинах и неприступных, выгоднейших местоположениях, не мог противостоять храбрости воинов, явившихся неожиданно на этом театре. Войска Вашего императорского величества прошли через темную горную пещеру Урзен-Лох, заняли мост, удивительной игрой природы из двух гор сооруженный и проименованный Тейфельсбрюкке (Чертов мост. -Д.И.). Оный разрушен неприятелем. Но сие не останавливает победителей. Доски связываются шарфами офицеров, по сим доскам бегут они, спускаются с вершины в бездны и, достигая врага, поражают его всюду».
История сохранила эпизод военного совета в долине Муттенталь в самый опасный и, казалось бы, безвыходный момент Швейцарского похода. Вот как присутствовавший там Багратион описывает его.
- Теперь идти нам вперед, на Швиц, невозможно, — говорил Суворов. — У Массена (французского генерала, разбившего Римского-Корсакова. — Д.И.) свыше 60 тысяч человек, у нас нет полных 20 тысяч; идти назад — стыд. Это означало бы отступать. а русские. и я. никогда не отступали. Мы окружены горами. У нас осталось мало сухарей, а меньше того — боевых и артиллерийских снарядов. Мы будем окружены врагом сильным, возгордившимся победою. победою, устроенной коварною изменою.
Помощи теперь нам ждать не от кого; одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и на высочайшее самоотвержение войск, нами предводимых. Это одно остается нам. Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире: мы на краю пропасти.
Но мы русские. С нами Бог. Спасите, спасите честь и достояние России и ее самодержавца отца нашего государя императора!.. Спасите сына его, великого князя Константина Павловича, залог царской милости к нам и доверенности! — с последними словами полководец пал к ногам Константина Павловича — младшего сына Павла I. 20-летняя монаршая особа воевала под суворовским началом в Италии и стойко переносила все тяготы Швейцарского похода.
За всех отвечал старший после Суворова генерал Вилим Христофорович Дерфельден:
- Отец Александр Васильевич! Мы видим и теперь знаем, что нам предстоит; но ведь ты знаешь, знаешь, отец, ратников, преданных тебе душою, безотчетно любящих тебя; верь нам! Клянемся тебе перед Богом за себя и за всех, что бы ни встретилось, в нас ты, отец, не увидишь ни гнусной, незнакомой русскому трусости, ни ропота. Пусть сто вражьих тысяч станут перед нами, пусть горы эти втрое, вдесятеро представят нам препон — мы будем победителями того и другого; все перенесем и не посрамим русского оружия; а если падем, то умрем со славою!.. Веди, куда думаешь; делай, что знаешь: мы твои, отец!.. Мы русские!
Тут же хором раздался клич: «Клянемся!» Суворов слушал, закрыв глаза, а когда открыл их, полные слез, произнес:
- Надеюсь… рад!.. Помилуй Бог. мы русские!.. Благодарю, спасибо! Разобьем врага, и победа над коварством. будет победа!.. — и, не теряя времени, начал раздавать указания к наступлению.
«У меня происходило необычайное, никогда не бывавшее волнение в крови, — делится Багратион своими ощущениями. — Меня трясла от темени до ножных ногтей какая-то могучая сила; я был в каком-то незнакомом мне положении, в состоянии восторженном — в таком, что если бы явилась тьма тьмущая врагов или тартар с подземными духами злобы предстали передо мной, я готов бы был с ним сразиться. То же было и со всеми, тут бывшими. Мы вышли. с восторженным чувством, с самоотвержением, силой воли и духа: победить или умереть, но умереть со славой — закрыть знамена наших полков телами нашими. И сделали все по совести, по духу, как русские. Сделали все, что только было в нашей силе.»
Французы потерпели сокрушительное поражение. По разным данным, они потеряли от 3 до 7 тысяч убитыми, 1200 попали в плен. Русские потери — 700 человек убитыми и ранеными. Сам Массена едва спася, оставив в кулаке пытавшегося скинуть его с лошади гренадера Матохина свой золотой эполет. Подлинность трофея подтвердил захваченный в плен французский генерал Ла Курк.
Швейцарцы встречали Суворова как освободителя от французской оккупации. Они были поражены точностью, с которой оборванные и голодные русские войска исполняли суворовский наказ — «обывателя не обижать!» На фоне страшных грабежей и насилия наполеоновских вояк это казалось чудом. До сих пор имя Суворова здесь вспоминают с теплотой и уважением: о нем и его солдатах рассказывают детям в школах, стоят памятники, открыты музеи.
«Побеждая всюду и во всю жизнь вашу врагов Отечества, — писал Павел I в ответ на донесение Суворова, — недоставало вам одного рода славы — преодолеть и саму природу; но вы и над нею одержали ныне верх».
Стать «победителем природы» Суворову было суждено (внимание!) — в 69 лет. Дорогие наши пенсионеры, вы часто даже не представляете, на что еще способны!
Деятельность неутомимая
«Горжусь, что я русский!», — часто говорил Александр Васильевич. Он же призывал: «Докажи, что ты русский!» И доказывал это каждой своей победой.
По Суворову, «побеждает тот, кто меньше себя жалеет». Он не жалел себя ни в учении, ни в бою. Его профессиональные знания поражали коллег, а оценки и прогнозы международной военно-политической обстановки, вместе со стратегическими планами ближайшей войны, помещавшиеся на двух-трех страница, были предельно точны и глубоки. Он предвидел вторжение Наполеона в Россию и предсказал его бесславный конец: «Тщетно двинется на Россию Европа. Она найдет здесь Леонида, Фермопилы и свой гроб». Но не раз он был и «на полногтя от смерти» — рядом со своими солдатами на передовой — даже в чине фельдмаршала.
Высший свет воспринимал его за чудака и полусумасшедшего — Суворов просто не оставлял ему другого выбора. Его пожизненная привычка спать на сене, закутавшись в солдатскую шинель, распространялась и на покои дворца Ее величества, в которых ему не раз приходилось гостить. На вопрос Екатерины II: «Чем мне наградить вас?» — Суворов просит оплатить счет за квартиру. «А разве много?» — удивилась императрица. «Много, матушка: три рубля с полтиной.» — вполне серьезно ответил Суворов, а после всем рассказывал: «Промотался! Хорошо, что матушка за меня платила, а то бы беда.» Подобные причуды вводили чопорных вельмож в растерянность и ступор, одновременно позволяя Суворову высказывать свое мнение на любую тему и на любом уровне. «Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре I и благодетельствовал России, кривлялся и корчился. Я пел петухом, пробуждая сонливых, угомонял буйных врагов Отечества», — говорил он о себе. «Над ним шутили в штабе иногда, а он брал сходу города», — написал о нем лорд Байрон в поэме «Дон Жуан».
Подобные анекдоты имели колоссальный успех в солдатской и офицерской среде, окутывая личность «отца нашего Суворова» дымкой очарования и сказочности.
Любил князь ходить между солдат в своей серенькой солдатской шинели и был всегда доволен, когда его не узнавали. Тут нередко случались с ним разные истории, и если описывать их, то понадобилась бы целая книга. Часто находили его в армии спавшим наповал с солдатами. А однажды окликнул никем не примеченного фельдмаршала присланный от генерала В.Х. Дерфельдена с бумагами сержант:
- Эй, старик, постой! Скажи, где пристал Суворов?
- А черт его знает, — был ответ.
- Как! — взмутился сержант. — У меня от генерала к нему бумаги.
- Не отдавай, — поморщился «старик». — Он теперь или мертвецки пьян, или горланит петухом.
Сержант взорвался, замахнулся палкой:
- Моли Бога, старикашка, за свою старость: не хочу руки марать! Ты, видно, не русский, что так ругаешь нашего отца и благодетеля!
Суворов — «давай Бог ноги»! Через час возвратился он домой. Узнавший его сержант пал колени, но главнокомандующий, обняв его, сказал:
- Ты доказал любовь к начальнику на деле: хотел поколотить меня за меня же.
А вот с любовью на личном фронте у Суворова не сложилось. Женившись в 44 года на княжне Варваре Ивановне Прозоровской, через десять лет он разорвал отношения с уличенной в измене супругой. Быть рядом со своенравным и вспыльчивым человеком, большую часть жизни пребывающим в походах и сражениях, — жребий не из легких, Варвара Ивановна не справилась. Хотя, кто знает, может быть, Господь попустил это, дабы Александр Васильевич смог целиком и полностью посвятить себя своему делу. «Господь дарует мне жизнь для блага государства, — писал Суворов. — Обязан и не замедлю явиться пред Его судилище и дать за то ответ.» А «виновата она (Варвара Ивановна) была только в том, что я не умел ее любить», — считал великий полководец и до конца своих дней исправно перечислял ей содержание.
Раз определившись с призванием — «служить до издыхания государю и Отечеству», он всегда был верен ему до победного конца. И даже тогда, когда интересы Отечества шли вразрез с личными устремлениями, и даже тогда, когда государь лишал его любимого дела и отправлял в ссылку. Все сумел он стерпеть и пережить. И тем покрыл себя истинной славой — именно той, про которую сам писал: «Истинная слава не может быть оценена: она есть следствие пожертвования самим собой в пользу общего блага».
«Кто любит свое Отечество, тот подает лучший пример любви к человечеству» — вдумайтесь в это суворовское изречение и сравните его с лозунгами прозападных глобалистов, нивелирующих само понятие Родины. Но важно помнить, что в патриотизм Суворова не примешивалось ни капли небрежения к другим народам. Эстонец В.Х. Дерфельден, серб А.С. Милорадович, грузин П.И. Багратион — для Суворова что ни на есть русские. Последнему он завещал перед смертью: «Береги Россию!» И Петр Иванович Багратион с честью выполнил суворовский завет, сложив голову на Бородинском поле.
«Победа есть не роскошь, а первейшая необходимость». Суворов стремился к ней изо всех сил. Его вера в то, что «против храброго русского гренадера никакое в свете войско устоять не может», укрепляла и гренадера, и самого великого полководца. Слова «отступление», «поражение», «оборона» были запрещены к употреблению в суворовских войсках. В место них: «ничего — кроме наступательного», «кто отважен и смело идет прямо на неприятеля, тот одержал уже половину победы». В то же время — никакого бахвальства смелостью и пренебрежения к врагу: «Никогда не презирайте вашего неприятеля, каков бы он ни был. И хорошо узнавайте его оружие, его образ действовать и сражаться. Знай, в чем его сила и в чем слабость врага»; «не меньше оружия поражать противника человеколюбием». И, быть может, самое главное: «Одна минута решает ход баталии, один час — исход кампании, один день — судьбу империи. Я действую не часами, а минутами», «время — драгоценнее всего», «привыкай к деятельности неутомимой. Деятельность есть важнейшее из всех достоинств воинских» — но: «Тот не сделал ничего, кто не завершил дело полностью».
Суворовские принципы, не раз испытанные и проверенные на практике, неизменно давали один и тот же результат — победу. А когда их предавали забвению — мы терпели сокрушительные поражения. Так было при Аустерлице, и только назначение главнокомандующим суворовского ученика Кутузова исправило ситуацию. Неспроста и в ноябре 1941 года портреты Карла Маркса и Ленина в кабинете Сталина сменили изображения Суворова и Кутузова.
В чем секрет этих принципов? В их фундаментальности, а точнее — фундаменте. Они построены на камне — искренней, простой и ясной православной вере. «Молись Богу: от Него победа», — призывал Александр Васильевич. «Будь христианин; Бог Сам даст и знает, что когда дать», — наставлял он. Ни одно сражение не начинал он без войсковой молитвы, всякий бой заканчивал благодарственным молебном. «Безверное войско учить — что перегорелое железо точить», — говорил он и предписывал каждому воину обязательную молитву: «Пресвятая Богородица, спаси нас!», «Святителю отче Николае Чудотворче, моли Бога о нас!» — «без сей молитвы оружия не обнажать, ружья не заряжай, ничего не начинай!» Тот факт, что глубоко верующие солдаты чаще оставались невредимыми, не раз отмечал Александр Васильевич, но его, как и любого верующего человека, это нисколько не удивляло.
Вера научила Суворова любить Родину. А в любви нет страха. Умереть за Россию — дом Пресвятой Богородицы — для Александра Васильевича и его солдат было честью не меньшей, чем остаться в живых и победителями: «Кого из нас убьют — Царство Небесное! Церковь Бога молит. Останемся живы — нам честь, нам слава, слава, слава!»
В мирное время Суворов содержал старые и строил новые храмы: «я и всех своих оброков на этот предмет не жалею». Только после смерти Александра Васильевича обнаружилось: ежегодно перед Пасхой он перечислял в петербургскую городскую тюрьму по несколько тысяч рублей на выкуп неимущих должников. Никто, даже близкие, не ведали про это.
Уже прикованный к постели, Суворов дописывает начатый еще в Италии «Канон Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу», который «может быть поставлен в один ряд с известнейшими и самыми трогательными церковными песнопениями», по словам владыки Викентия, архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского.
6 мая 1800 года великого русского полководца не стало. С одним из последних вздохов он прошептал слова: «Долго гонялся я за славой — все мечта; покой души — у Престола Всевышнего».
А нам с вами, дорогие читатели, он всей своей жизнью, словно солдатам, выстроившимся в боевые колоны, громко, четко и ясно выкрикнул:
«Потомство мое прошу брать мой пример. Всякое дело начинать с благословения Божия. До издыхания быть верным государю и Отечеству; убегать роскоши, корыстолюбия и искать через истину и добродетель славу!»
Глупо было бы не воспользоваться столь дельными советами.