О некоторых аспектах советской антирелигиозной пропаганды в Крыму в 1920 — начале 1930-х гг.

Светлые праздники Рождества Христова и Пасхи прочно вошли в современную жизнь. Им уделяют внимание даже те люди, кто бесконечно далеки от веры и христианской религии. Хотя бы потому, что оба эти праздника официально объявлены нерабочими днями, и это отражено на законодательном уровне.

Кажется невероятным сейчас, что всего лишь несколько десятилетий назад (время по историческим меркам просто ничтожное) — празднование их в Крыму и в целом по стране не только не поощрялось, но было сопряжено со значительным риском.

Период этот — 1920−1930-е годы был исключительно сложным временем для православного духовенства и верующих. Как справедливо отметил в своем докладе на VII Иоанновских образовательных чтениях благочинный Архангельска настоятель Свято-Никольского храма протоиерей Александр Козарик, гонения, обрушившиеся в эти десятилетия на Русскую Православную Церковь, «по силе и масштабу сравнимы разве что со временами первых веков христианства».

Массовые преследования, аресты и убийства православных священников и мирян начались сразу же после Октябрьского переворота. Скорбный список деятелей Церкви, павших в годину российского лихолетья, открывает имя протоиерея Иоанна Кочурова, убитого краснофлотцами в Царском Селе 31 октября 1917 г. Далее аресты и убийства духовных лиц следуют почти безостановочно.

До сих пор остается невыясненным или, по меньшей мере, спорным вопрос об общем числе священнослужителей, убитых большевиками в первые годы их власти. По одним данным, в 1918 г. было расстреляно 827 священников и монахов, по другим — расстреляно 3000 священнослужителей, а к 1500 были применены другие виды репрессий. В 1919 г. было расстреляно 1000 священнослужителей и 800 — пали жертвами иных карательных мер.

Показательно, что советское правительство никак не осудило эти убийства. Напротив, кровавые расправы над духовенством всячески поощрялись большевистскими лидерами. Наглядной иллюстрацией этому служат многочисленные высказывания В.И.Ленина, требовавшего «бороться с религиозным дурманом» и призывавшего уничтожить «контрреволюционное духовенство», применив к нему «беспощадный массовый террор».

Однако многочисленные несчастья и беды, обрушившиеся на Русскую Православную Церковь в годы Гражданской войны, были всего лишь началом её скорбного пути на собственную Голгофу. Несмотря на репрессии и унизительные декреты, в 1920-е гг. Церковь в основе своей оставалась несокрушённой и в силу этого рассматривалась большевистскими лидерами как исключительно враждебная режиму оппозиционная сила, всё еще располагающая значительными материальными ценностями и обладающая огромным влиянием на помыслы и души людей.

Именно поэтому в первые десятилетия существования советского государства борьба с Церковью становится одним из важных направлений внутренней политики власти, причём, наряду с уголовным преследованием и мерами административного принуждения, в этом процессе активно использовались методы агитационной и пропагандистской работы. Главными мишенями антирелигиозной пропаганды, в числе прочих, стали крупные христианские церковные праздники.

С этой целью большевицкие власти издавали специальные циркуляры, которые затем направляли для исполнения в нижестоящие партийные органы. Характерным примером служит циркуляр Обкома партии по агитационно-пропагандистской работе в 1923 г. «О порядке проведения «Комсомольского Рождества»:

П/п Секретарь OK ВСМ Коган. Секретарь ОК РКП Н.Уфимцев. Зав. политпросветом ОК РКСМ Рейтановский. Зав. Крымполитпросветом Недим. 27 ноября 1923 г."

В деле подрыва религиозных устоев особую роль сыграло общество «Безбожник», созданное на территории полуострова в 1924 г. Участники этой организации занимались атеистической пропагандой, подстрекали к издевательствам над духовенством и верующими, закрытию монастырей и церквей. И хотя во избежание стихийных протестов со стороны верующих партийно-советское руководство рекомендовало проявлять известную деликатность (в секретном циркуляре из Москвы от 20 июня 1923 г. за подписью Молотова указывалось, что «в тех случаях, когда закрытые церкви вызывают раздражение части трудящегося населения, — церкви должны быть открыты. Члены партии, виновные в нарушении этого циркуляра, будут привлекаться к самой строгой партийной ответственности»), данное пожелание никогда не исполнялось на практике.

Как признавали сами организаторы, в процессе осуществления антирелигиозной кампании «некоторые члены партии и значительная часть комсомольцев допускали случаи грубого оскорбления чувств верующих, с шумом врывались в головных уборах в храмы, учиняли в период Вербного воскресенья в храмах драки, организовывали антирелигиозные спектакли, оскорбляли чувства людей».

Наглядной иллюстрацией этому служит происшествие 11 апреля 1925 г., когда во время торжественного богослужения в евпаторийском соборе ворвавшаяся внутрь группа комсомольцев и пионеров стала вырывать из рук молящихся принесенные по случаю великого праздника вербы и ими же их избивать. В этот же день аналогичные инциденты произошли в двух церквах Симферополя.

Ни на минуту не ослабевая, гонения властей на религию с конца 1920-х гг. принимают характер широкомасштабной, направляемой центром кампании. 24 января 1929 г. ЦК ВКП (б) утвердил окончательный текст постановления «О мерах усиления антирелигиозной работы», которое затем разослали всем нижестоящим партийным инстанциям. Религиозные организации в этом документе назывались «единственной легально действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы», в связи с чем местным органам власти предписывалось, в том числе, «взять на себя инициативу разработки ряда мероприятий, около проведения которых можно было организовать широкие массы на борьбу с религией».

Указания центра были правильно поняты работниками нижестоящих партийно-советских структур.

В печати была развернута настоящая травля священников и монахов, стали публиковаться оскорбительные фельетоны и очерки, высмеивающие христианские традиции и праздники. Так, весной 1929 г. крымская газета «Домна» разместила на своих страницах серию материалов антирелигиозного содержания, направленных против важнейшего христианского праздника Пасхи. Этот почитаемый верующими день преподносился как «праздник разгулья и пьянства».

«Религиозные праздники, — писалось в газете, — приносят большой вред. Но больше всего приносит вреда праздник пасхи и другие „двунадесятые“ праздники. К пасхе верующие подготавливаются в течение семинедельного великого поста с тем, чтобы сэкономить за пост, а потом. все сразу опустошить в „светлый христовый праздничек“.. Спросим себя — кому нужны эти праздники и что мы от них имеем? Кроме вреда, ничего… Нам нужно больше энергии и силы на строительство, на борьбу с трудностями..»
Нельзя, однако, сказать, что автор публикации предлагал совсем отказаться от праздников. Советские праздники, например, преподносились им в качестве достойной альтернативы:

«Вместо рабских разгульных праздников, мы создадим дни отдыха, создадим новые светлые праздники труда и борьбы: „Первое Мая“, „День кооперации“, „День женщин“, „Юношеский день“, „день Октябрьской революции“ и другие. Нужно эти дни увеличить и совершенно выкинуть из календаря религиозные праздники пьянства и разгула».

Не отставали от своих коллег по перу из «Домны» сотрудники газеты «Красная Керчь». Накануне Пасхи 1929 г. на страницах этого издания также появился ряд материалов, призывающих трудящихся «не праздновать Пасху». Вот только некоторые из них:

«Рабочие и служащие Азчергосрыбтреста, порывая решительно с религиозными предрассудками, влекущими за собой пьянство, болезни и прогулы, постановили отказаться от празднования пасхи и в понедельник 6 мая явиться на работу. Они вызывают последовать их примеру рабочих и служащих табачной и консервной фабрик».

В дальнейшем градус антирелигиозной пропаганды стремительно продолжал повышаться. Поскольку очередные гонения на Русскую Православную Церковь разворачивались одновременно с кампанией сплошной коллективизации, в общественном сознании, формируется новый образ врага. Священнослужители объявлялись «слугами буржуазии», «врагами народа», «духовной опорой кулачества». Это, в свою очередь, стало поводом для организации репрессий в отношении наиболее активной части православного духовенства.

Как следствие, в начале 1930-х гг. наряду с мероприятиями по «ликвидации кулачества как класса» (в царской России «кулаками» называли перекупщиков готовой продукции, которые сами на земле не работали. Такие люди, в отличие от зажиточных крестьян, уважением в деревне не пользовались, и были к этому времени в массе своей уже ликвидированы. Поэтому речь в данном случае шла о миллионах простых сельских тружеников, поднявшихся в годы НЭПа благодаря предоставленным им государством относительным экономическим свободам) власти инициируют новую волну преследований духовенства и верующих.

Иллюстрацией этому служит настоящая истерия, разгоревшаяся в советской печати в начале 1930 г. накануне Светлого праздника Рождества Христова.

5 января 1930 г. севастопольская газета «Маяк коммуны» (N5 (2663)) опубликовала на своих страницах призыв: «Разоблачайте рождественскую проповедь мира! Пусть дни „Старого Рождества“ будут днями крепкой социалистической работы». И несколькими столбцами ниже поместила материал с красноречивым заголовком: «Ударим по «Старому Рождеству».

«Накануне „старого рождества“, — писалось в заметке, — следовало бы организовать вторую антирелигиозную демонстрацию. Горсовету нужно издать обязательное постановление о запрещении торговли спиртными напитками в дни „старого рождества“. Оживление работы, наступление на антирелигиозном фронте не должно затихать».

Для размещения информации о проведении антирелигиозных мероприятий в издании существовала специальная колонка «На фронте безбожия», в которой публиковались материалы о деятельности местной организации Союза воинствующих безбожников (СВБ). Так, 5 января газета информировала о начале проведения севастопольской организацией СВБ публичных бесед на тему «Социальные корни происхождения рождества и христианства» и организации семинара при райсовете союза для подготовки антирелигиозных пропагандистов.

В том же номере газеты была помещена заметка об инициативе «группы бедноты» деревни Комары, постановившей «день „рождества“ — 6 января (так в тексте — Д.С.) считать 2-м днем индустриализации и обращается к членам союза, работающим на каменоломнях, к колхозникам и ко всем трудящимся д. комары выйти 6-го января на работу. Всякого, кто не выйдет в этот день на работу, группа бедноты будет считать злостным прогульщиком».

На следующий день, 6 января, издание (N6(2664)) «порадовало» своих читателей новыми антирелигиозными материалами, помещенными под общим заглавием «Сломаем рождественские «традиции».

«Подходит „рождество по-старому“, — делился в заметке „Накануне пьяного праздника“ своими соображениями ее автор, подписавшийся „С“, — праздник для тех, кто срывает наше социалистическое строительство. Кулак в деревне, нэпман, вредитель в городе будут стараться этот праздник использовать в своих интересах. Рабочий класс, все трудящиеся, все кому дороги интересы нашего строительства, должны противостоять нажиму чуждых нам элементов свою пролетарскую сознательность. В этот пьяный праздник все трудящиеся должны быть на работе. Ни одного дезертира труда! Ни одного прогульщика!»

«До сих пор мы защищались от наступления религии, — вторил С. автор следующей заметки, некто В.Подгаевский. — Из 1 миллиона трудящихся, организованных в „союз воинствующих безбожников“, только лишь 1 процент был действительно воинствующим. Сейчас наступило время, когда партия и комсомол должны бросить свои лучшие силы для руководства массами в борьбе с религией».

И далее перечислялись практические шаги, предпринятые в этом отношении партией и трудящимися:

«Весь коллектив школы НКПС (Народный комиссариат путей сообщения — Д.С.) на митинге 25 декабря, устроенном после работы, единогласно постановил:
Закрыть в городе церкви всех вероисповеданий, а также снять все колокола. Такое же постановление вынесла молодежь коллектива швейников.
Массы требуют: довольно нянчиться с поповской контрреволюцией, подрывающей нашу пятилетку».

Тему практического воплощения антирелигиозных декретов продолжил следующий материал, озаглавленный «Наши празднуют». В нём, в частности, рассказывалось о решении общего собрания команд кораблей «1 мая» и «Санжийский», состоявшегося за два дня до Рождества и постановившего считать этот праздник «вторым днем индустриализации и явиться всем на работу». Весь заработок было решено передать в фонд индустриализации страны.

Но самое большое количество материалов антирелигиозной направленности было опубликовано на страницах издания 7 января, т. е. непосредственно в день церковного праздника.

«Старое и новое Рождество для нас не существуют. Сегодня рабочие Севастополя дают 100-процентную явку на работы», — таким заголовком газета «Маяк коммуны» (N7 (2665)) открыла очередную серию своих публикаций. По мнению редакции, празднование важнейшего церковного праздника являлось делом не только затратным, но и опасным для жизни. В статье «Сколько стоят стране религиозные праздники», утверждалось, что «число „праздничных“ человеческих жертв» в рождественские дни «достигает по всей стране десятков тысяч в год», а сами религиозные праздники «стоят таких колоссальных средств, при помощи которых можно было бы в несколько лет провести сплошную индустриализацию сельского хозяйства и всю страну покрыть сетью изб-читален, кино и радиоустановок».

Следующие заметки на антирелигиозную тему были значительно меньшими по объёму, однако информировали читателей о практических шагах, сделанных безбожниками в деле борьбы с церковными праздниками. К ним относились требования о закрытии храмов, снятии колоколов, а также отчеты о работе СВБ в массах. Так, в заметке «Что было вчера в клубах» сообщалось о проведении антирелигиозных вечеров с докладами и постановками, проходивших «при переполненных залах».

Важным направлением атеистической пропаганды была публикация в прессе клеветнических и порочащих материалов, призванных сформировать у читателя однозначно негативное отношение к духовенству и верующим.

Так, в заметке «Скромная праздничная трапеза», автор, подписавшийся как «Ермолай Епифаныч», в нарочито издевательском, ерническом стиле рассказывал о совещании членов церковного совета Александро-Невского храма, проходившем 6 декабря 1929 г. на дому у дьякона Ревенко и обсуждавшем вопрос о возможном закрытии храма. В изложении автора присутствующие на собрании духовные лица и верующие представлялись людьми самоуверенными и ограниченными.

Примечательно, что после Рождества антирелигиозные материалы если не исчезают полностью со страниц периодики, то их становится значительно меньше. Так, начиная с 8 января 1930 г. в последующих выпусках газеты «Маяк коммуны» во множестве публикуются материалы о ходе коллективизации в крымской деревне, и на какое-то время тема колхозного строительства всецело овладевает вниманием прессы.

Тем не менее, гонения властей на религию ни на минуту не ослабевали. В условиях монополии на информацию, а также фактического отсутствия у православного духовенства и верующих возможности защищаться публично, атеистическая пропаганда, при всей своей примитивности, оказывалась довольно действенной. Примером этому является то обстоятельство, что наряду с государством в начале 1930-х гг. инициаторами антицерковных мероприятий нередко выступали и распропагандированные «народные массы».

Преследования в отношении служителей Церкви и верующих в дальнейшем продолжали усиливаться. В результате, к концу 1930-х гг. церковная жизнь Крыма подверглась разгрому. Из множества храмов епархии к началу войны функционировали лишь единицы. Многие святыни были безвозвратно утрачены. Большинство священнослужителей были репрессированы.

И только начавшаяся в июне 1941 г. война с нацистской Германией вынудила советское руководство несколько пересмотреть свои взгляды в отношении духовенства и верующих. И хотя атеистическая сущность коммунистического режима сохранялась за ним до самого его краха, гонения на Русскую Православную Церковь в Крыму и за его пределами уже не принимали столь массовый и жестокий характер, каков им был присущ в 1920—1930-е гг.

Литература и источники:

1. Ерш И. Пасха Христова: в царской Тавриде и в красном Крыму // «Крымское время», N41 (2718) / 16 апреля 2009.

2. Игумен Дамаскин (Орловский) Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период // http://rusk.ru/st.php?idar=324 562

3. «Маяк коммуны», N5 (2663), воскресенье, 5 января 1930 г.

4. «Маяк коммуны», N6 (2664), понедельник, 6 января 1930 г.

5. «Маяк коммуны», N7 (2665), вторник, 7 января 1930 г.

6. Протоиерей Александр Козарик. «Священники-мученики града Архангельска». Доклад на VII Иоанновских образовательных чтениях // http://sv-nikolai.prihod.ru/publicationscat/view/id/16 348

7. Протоиерей Николай Доненко. Новомученики Феодосии: Священномученик Андрей Косовский, Преподобномученик Варфоломей (Ратных), Священномученик Иоанн Блюмович; Феодосия, Судак, Старый Крым в годы воинствующего атеизма, 1920−1938. — Феодосия; М.: Издат. Дом. Коктебель, 2005.

8. Соколов Д.В. Расстрелянные за веру. Крымское православное духовенство и политические репрессии 1917−1930-х гг. // «X Files Секретные материалы 20 века. ДОСЬЕ», специальный выпуск N9(39) 2009. — с.73−78

9. Соколов Д.В. Оскудение верой. Таврическая епархия в годы гонений (1921−1941 гг.) // «Первая Крымская», N228, 13 июня / 19 июня 2008.

http://kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=7590