О чем мы забыли в драке за власть?

Фрагменты главы из книги автора «Двадцать этюдов о главном»

«Существование государства и целых народов вне культуры совершенно бессмысленно, ибо в отсутствии духовно­сти государство гибнет, так как и политика, и экономика по­падают в руки совершенно безнравственных людей».

(академик Дмитрий Сергеевич Лихачев)

Латинское слово «культура» имеет несколько значений, но в его главном смысле (который мы и попробуем рассмо­треть), переводится как «возделывание духовного мира».

В основе своей, понятие культуры предполагает, прежде всего, наличие у человека системы осознанных самозапре­тов. Очень важно знать, что следует делать в жизни, но ещё важнее знать, что делать нельзя!

Культура — это свод законов внутренней морально — эти­ческой регуляции поведения человека. А.М. Горький опре­делял понятие культуры как «регулируемое разумом наси­лие над зоологическими инстинктами людей». Власть над возможным проявлением темных инстинктов, умение ввести их в определенное русло, есть критерий достигнутого уровня культуры.

Наряду с религией, культура — самое эффективное средство нравственного формирования общества и её развитие — одна из главнейших задач государства. Мне думается, не внешняя агрессия или опасность классового конфликта в первую очередь угрожает сейчас России, а перспектива одичания и бескультурья. При наличии даже самых демократических свобод, невежественный народ не сможет разумно воспользоваться ими и улучшить свою жизнь.

Принято считать, что носителем культуры, в первую очередь, является интеллигенция. А.П.Чехов полагал, что «сила народа в той части его интеллигенции, которая чест­но мыслит и умеет работать». Слово «интеллигент» происходит от латинского «мыслю». Название это ввел в употребление в 1864 г. русский писатель Петр Боборыкин. В других языках такого понятия вообще нет.

Интеллигентность — это, пре­жде всего, самостоятельность мышления и способность по­нимать и ценить нечто большее, чем материальная выгода, умение ощущать общечеловеческие ценности в качестве личных.

Интеллигенция не имеет своего класса, ибо её инди­видуальный дух выше групповой ограниченности; но она перестает быть таковой, когда из культурной элиты пре­вращается в политический истеблишмент. Крах общества почти всегда начинается с вырождения или уничтожения интеллигенции. Культура поведения истинно интеллигентного человека заключается не только в соблюде­нии своего, но, прежде всего, в неущемлении чужого чело­веческого достоинства.

Наиболее явственно степень культурности и ума челове­ка заметна в манере его разговора. Прав был евангелист Иоанн, утверждавший, что «сначала было слово», и именно от качества этого слова зависит, дойдет ли до сознания человека обращенная к нему мысль. Сейчас уже достоверно установлено наукой, что подростки, не получившие в детстве достаточно речевой практики, страдают задержками в своем общем развитии.

Язык не просто средство обмена информацией между людьми. Как выяснилось, языковое общение — жизненно необходимое условие существования человека. Ещё в 14 веке был проведен интересный эксперимент: шестерых новорожденных младенцев растили, обеспечив им все необходимое, но совершенно не разговаривая с ними. Экспериментаторов интересовало, заговорят ли они сами и на каком языке. В результате, ни один ребенок не заговорил, развивались они без словесного общения очень плохо и, в конце концов, погибли.

Косноязычие — порок мышления, а не речи. Небрежность языка почти всегда не­избежное следствие незрелости мысли. Путано и мудрено люди говорят и пишут обычно о том, что сами не вполне по­нимают. Ложная идея нуждается в неясном её изложении, иначе ошибочность сути сразу же становится очевидной.

Древнегреческий философ Ари­стотель считал, что главное достоинство речи — ясность выражения мысли. У истины простая речь. По-настоящему глубокие мысли всегда просты! Все сложное не нужно, а нужное — просто.

Многословие — такой же изъян речи, как и её псевдоу­ченость. Много говорить и многое сказать — это не одно и то же. Как бы хорошо ни говорил человек, когда он говорит слишком много, он обязательно скажет глупость. Правда, у некоторых ораторов наблюдается несомненный талант, даже в немногих словах высказать огромное количество глупостей. Редко приходится раскаиваться, что говорил мало, но почти всег­да — когда говорил слишком много. Молчание — золото, если, конечно, это не подлость.

Слово — это живая энергия; культура и харак­тер народа всегда проявляются в его языке. Словарь употребляемых нами слов — это мы сами, лексика общества — это зеркало, отражающее его состояние.

Последнее время становится все более очевидным, что засоренность нашего языка словами-паразитами начинает приобретать характер эпидемии. Сейчас излюбленными балластными вставками стали слова «как бы» и «короче». Причем грешит этим не только молодежь, употребляющая их, к месту и не к месту, в каждой третьей фразе, но и профессиональные ораторы. Некоторые договорились уже до полной нелепо­сти, используя совершенно абсурдное по смыслу словосо­четание «на самом деле, как бы…» (Так все-таки «на самом деле» или «как бы»?)

Одна выпускница гуманитарного ин­ститута рассказывала мне о том, как она провела отпуск за границей, следующим образом: «Очень кайфово было! Чи­сто конкретно отдыхали, по-человечески!» А вот какую ти­раду выдал недавно в эфир ведущий центрального радио: «Короче, на самом деле это, конкретно, такие фишки, как бы приколы. Ну, в общем, вы сами врубаетесь».

По подсчетам лингвистов, в среднем, каждое десятое слово в русском языке — иностранного происхождения. У нас вообще не так уж много исконно славянских слов, гораздо меньше, чем в лексике других славянских наро­дов. Даже имена наши, в большинстве своем, греческого, латинского, древнееврейского и даже арабского проис­хождения. Славянских имен крайне мало. Проникновение в любой язык, в том числе и русский, иностранизмов яв­ление совершенно нормальное, и было бы нелепо против этого возражать. Но есть же элементарный здравый смысл, господа!

Никто, к примеру, не против использования термина «компьютер» вместо громоздкой словесной конструкции: «работающее по заданной программе быстродействую­щее электронно-вычислительное устройство» или приме­нения слова «дизайнер», когда надо сказать «специалист по художественному конструированию»; но зачем же про­стые и ясные русские слова заменять на причудливые за­морские аналоги, ничуть не более выразительные, а порой и вовсе непонятные? Кому понадобилось, например, вме­сто привычных всем слов: «подросток, отбор, творчество и шик» внедрять в русскую речь совершенно чуждые нам: «тинейджер, кастинг, креатив и гламур»?

Договорились даже до того, что кино снимает уже не «оператор», а «камермен». А новоиспеченное словечко «мерчендайзинг», которое даже и выговорить затруднительно, означает всего-навсего «раскладка товаров». Или как вам понравит­ся вот такая фраза одного из депутатов Государ­ственной Думы, произнесенная к тому же во время его вы­ступления в российской глубинке: «Попросту говоря, таков менталитет нашего электората»?

Почему вместо глагола «сказать» мы говорим теперь «озвучить», вместо «пока­зать» — «визуализировать», вместо «проверить» — «тести­ровать», вместо «контролировать» мы говорим «осуществлять мониторинг», а понятие «определиться» теперь звучит не иначе, как «позиционироваться»? Неужели все это только для того, чтобы произвести впе­чатление якобы образованных людей? Пустое занятие — умный слушатель сделает из этого совершенно противо­положный вывод.

И, тем не менее, ничем так не востор­гаются некоторые люди, как словами, не имеющими ясного смысла. Чем более непонятно значение употребляемого слова, тем с большей охотой они им пользуются, делая вид, что понятие, в нем заключающееся, настолько элементарно и очевидно, что и говорить об этом не стоит. Однако попробуйте попросить у них растолковать вам значение этого слова, и вы убедитесь, что 9 из 10 не только не дадут вам ясного объяснения, но, похоже, что и сами весьма смутно представляют себе его смысл.

Самое печальное, что все эти сорные слова и показушная шелуха непроизвольно застревают в головах наших детей, лишая их возможности использовать богатейшие возможности родного языка и даже, под якобы благовидным предлогом, пренебрегать им.

Думается, что это явление не случайное, отражающее глубинные противоречия в современном российском со­знании. С одной стороны, мы порой такие кондовые патри­оты и горой стоим за все русское, с другой — стесняемся родных слов, своей сути; с одной стороны — в наличии по­верхностное образование, малочтение, с другой — желание казаться культурными, европейски развитыми людьми.

Впрочем, предпосылки к этому появились, похоже, от­нюдь не вчера. Вот руководство к действию, заявленное в одной из своих статей наркомом просвещения первого Со­ветского правительства А.В. Луначарским: «Нужно бороть­ся с этой привычкой предпочитать русское слово, русское лицо, русскую мысль».

Во Франции существует закон, предусматривающий немалый штраф за публичное употребление даже в устной речи (а в письменной форме тем более) иностранных слов, если им есть равнозначные аналоги во французском языке. Неплохо бы и нам завести что-либо подобное. А может быть, попытаться выкроить в сетке телевизионных передач хотя бы час в сутки для повышения культуры языка наших людей? Даже телевидение острова Мадагаскар считает необходимым делать это, а мы такие грамотные, что нам вроде бы и не нужно.

Сквернословие — признак скверномыслия, а огрубление языка всегда способствует последующему огрублению нравов. Последнее время в литературе, театре и кинематографе стало все бо­лее входить в моду употребление ненормативной лексики. Некоторые деятели искусства в своих публикациях и телевизионных диспутах вполне серьезно утверждают, что без этого нам никак не обойтись; по их мнению, подобные фольклорные изыски надо всячески оберегать, дабы не утратить яркую эмоцио­нальность народной речи.

Вполне сознавая, что мат является органичной частью русского языка, и его употребление в определенных ситуа­циях и разумной мере неизбежно (непечатное слово всег­да сильнее печатного), тем не менее, не могу согласиться, что матерщина нуждается в оправдании и даже защите. Это, как острая приправа к пище: используемая в меру и к должному блюду, она придает ему своеобразный вкус, но в чрезмерном количестве — вызывает отвращение. Когда же семилетние дети знают все нецензурные слова, влюблен­ные юноши и девушки, разговаривая друг с другом, пере­сыпают беседу отборным матом, а родители матерятся на своих малышей, надо ли ещё дополнительно популяризи­ровать мат? Мы и так матом давно уже не ругаемся, — мы им разговариваем!

Раньше говорили: «Первый блин комом», а теперь: «Во, бля, блин!». И этот «блин» успешно осваивается детишками, чуть ли не с трех лет. Ссылки на некоторых уважаемых ав­торов, действительно изредка прибегавших к ненорматив­ной лексике, не убедительны. Эти авторы были достаточно образованы, умели писать не только матом, знали, когда и в какой степени можно прибегнуть к нему, то есть обладали вкусом и чувством меры, что совершенно не свойственно некоторым нашим излишне раскрепощенным современ­никам, которые не в состоянии построить предложение из десяти слов, трижды не выматерившись при этом. Кажет­ся, дай им волю, так они будут ругаться не через слово, а через букву. А подобная позиция деятелей культуры может лишь поддержать их в ощущении своей правоты.

Да и так ли уж необходимо нашим режиссерам и лите­раторам прибегать к этому приему? Не от творческой ли беспомощности это идет? Сумел же Владимир Высоцкий, создав множество песен о жизни бомжей и уголовников, найти другие, не менее выразительные средства, не поль­зуясь матом.

Л.Н.Толстой, хотя и любил иной раз прибегнуть к «крепкому словцу», ни в одном из своих произведений не употребил мат, а Ф.М.Достоевский, даже описывая в «Записках из мертвого дома» каторгу, смог обойтись без употребления ненормативной лексики.

Раньше, когда ещё соблюдались традиционные законы «блатного мира», даже в уголовной среде не допускалось оскорбление друг друга матерной бранью: виновного загоняли под нары, били и даже могли убить.

Особенно дико звучит мат в устах представительниц прекрасного пола, причем к нему частенько прибегают отнюдь не маргинальные особы. Среди на вид вполне культурных и образованных дам, стало считаться даже пикантным ввернуть в беседе какое-нибудь матерное словцо. Неужели им не приходит в голову мысль, что подобное поведение будет тут же расценено мужским сословием, как некий «аванс» и демонстрация доступности? Такой же будет реакция мужчин и на рассказывание женщинами похабных анекдотов, которое выглядит как откровенное приглашение к более свободному «общению». И на какое благородно-трепетное отношение со стороны мужчин можно после этого рассчитывать?

Я вовсе не предлагаю быть ханжами и вообще не рассказывать анекдотов, но чувствовать разницу между тонким, слегка игривым юмором и «казарменным остроумием» весьма желательно для представителей обеих сторон.

Разумеется, чрезмерное сквернословие свойственно не только русскому народу. В других языках тоже предоста­точно подобных слов и выражений. К примеру, в средне­вековой Франции ругались так много, что в 1397 г. королю пришлось даже выпустить специальный указ, запрещаю­щий сквернословить под угрозой рассечения губы и отре­зания языка. Может быть, со временем мы преодолеем в себе этот недостаток, если поймем, что лексика, нами упо­требляемая, — наша «визитная карточка», отражение на­шей внутренней сути и слепок самого общества. Существует такая шутливая версия, что правительство Литвы, не будучи в состоянии победить матерщину, решило вообще запретить преподавание русского языка в школе.

Впрочем, что можно спросить с обыкновенных людей, если руководители самого высокого ранга (а кто пониже, тем более) не считают зазорным смачно обматерить под­чиненного при многих свидетелях, порой даже и в присут­ствии женщин. Почему-то это считается признаком демо­кратичности такого начальника и близости его к народу.

Культурный человек, даже обладая властными полномочиями, всег­да старается не злоупотреблять командным тоном, а тем более сдабривать распоряжения матом. За исключением армии и военизированных организаций, приказ неуместен всегда и везде, где можно обойтись просьбой. К тому же, по большому счету, моральное право отдавать приказы имеет лишь тот, кто сам мог бы выполнить хорошо то, что заставляет делать других. А для тех, кто привык только отдавать распоряже­ния, похоже, вообще не существует неисполнимых приказов — не им же их выполнять.

Манера вести дискуссию так же является отчетливым признаком наличия или отсутствия культуры. Этика спора предписывает: уважайте мнение других людей, никогда не говорите оппоненту в резкой, а тем более издевательской форме, что он не прав. Даже очевидная истина, сказанная в гневе, не убеждает собеседника, а лишь раздражает его. Если же не правы вы, следует признаваться немедленно и в категорической форме — в этом не слабость ваша, а сила. Старайтесь, чтобы слова ваши были мягки, а аргументы тверды. Помните, ваша задача не досадить оппоненту, а убедить его.

Всегда разумнее превратить противника в своего союз­ника, нежели тратить силы на борьбу с ним. Когда вы хотите доказать что-либо вашему собеседнику, самое главное, не раздражаться и не сказать ни одного недоброго или обид­ного слова. Самых угрюмых и сердитых людей можно посредством вежливости и любезности сделать сговорчивыми и веселыми.

Умение совмещать свою независимость от чужого мне­ния с полным уважением к этому мнению — непременное свойство куль­турного человека. В этом отношении прекрасным образ­цом того, что делать в споре не следует, служил — В.И. Ленин. Вот что пишет об этом Василий Гроссман: «Ленин в споре не стремился убедить противни­ка. Он никогда не допускал возможности хотя бы частичной правоты своих собеседников, так же как и, хотя бы частичной, своей неправоты. Ленин в споре, вообще, не обращался к своему оппоненту, он обращался к свидетелям спора. Его целью было высмеять, скомпрометировать своего против­ника, смешать его с грязью. Ленин в споре не искал истины, он искал победы» Аналогичную характеристику давал вождю революции и А.М.Горький: «Он изуверски нетерпим и убежден, что все на ложном пути, кроме него самого. Всё, что не по Ленину — подлежит проклятью».

Советские исследователи ленинского наследия с гор­достью и восхищением называли его манеру спорить «по­лемическим задором». Вот некоторые образцы его излю­бленных словечек: «холуй, наймит, лакей, подонок, предатель, ахинея, идиотские выверты, бес­смыслица, идеалистическая сволочь, жалкая болтовня, трусы и идиоты, архипошлый идеалистический вздор, философская сволочь». И говорил он это, между прочим, нередко в адрес общепризнанных мировых авто­ритетов философской и экономической науки. А для сво­их находились выражения и покруче: «Политическая про­ститутка!», «Наркомюст надо повесить на вонючих веревках!» (за то, что до сих пор не узаконил бессудное применение смертной казни, получившее впоследствии прозвище «скорострельной юстиции»). Один из крупнейших русских философов Николай Бердяев называл Ленина «гением бранной речи».

Судя по некоторым высказываниям, любопытную позицию занимал Ленин по отношению к литературе, театру и искусству вообще. Он очень не любил Ф.М.Достоевского, называя его творчество «морализующей блевотиной» и «покаянным кликушеством». «Все театры советую положить в гроб!» — писал он А.В.Луначарскому. (Особенно энергично настаивал Ильич на закрытии Боль­шого театра как рассадника буржуазной культуры.)

«Искусство — это что-то вроде интеллектуальной слепой кишки и, когда его пропагандистская роль будет сыграна, мы его вырежем» (из беседы с художником Ю. Анненковым) И, наконец, его обобщающий вывод, сформулированный в письме к А.М.Горькому 15.9.19г: «Наша интеллигенция — это не мозг нации, а г…о!» (Позднее А. Гитлер сделал ана­логичное заявление в несколько облагороженной форме: «Интеллигенция — это отбросы нации!»)

Примечательно, что самые грязные ругательства Лени­на были обращены даже не к его политическим противни­кам, а к Богу: «Я как материалист отсылаю бога и защищающую его философскую сволочь в помойную яму!» Широко известно его заявление: «Всякий боженька есть труположество!» Вот в чем видел он равнозначность общения с Богом.

В сентябре 1921 г. Ильич отдает распоряжение: «Из книг, выпускаемых в свободную продажу, изъять порнографию и сочинения духовного содержания и отправить их в качестве сырья для переработки в бумагу». Наверное, это был единственный в истории факт, когда духовную литературу уравняли с порнографией.

Попутно, для интересующихся, хочу обратить внимание на еще одну характерную особенность Ленина — непосле­довательность и противоречивость его заявлений, со всей очевидностью доказывающих идейную беспринципность их автора. Даже при самом поверхностном просмотре со­брания его сочинений обнаруживается множество откро­венно противоречащих друг другу высказываний. Почти на каждую ленинскую цитату находится контрцитата совер­шенно противоположного смысла.

Вот один из наиболее ярких примеров: «В нашем идеале нет места насилию над людьми», и в то же время: «Нам нужен настоящий, всенародный, действительно обновляющий страну террор, такой, каким прославила себя Великая Французская революция!»

На запрос Ф. Дзержинского 19.12.19 г. о том, что делать с захваченными в плен казаками (около 1млн.чел.), Ленин ответил: «Расстрелять всех до одного!» Какой же блаженной наи­вностью после этого веет от стихотворных строк С. Есени­на, по незнанию написанных им о Ленине: «Одно в убий­стве он любил — перепелиную охоту»

А вот как менялась его позиция по отношению к вопросу о заключении позорного Брестского мира с Германией. Сначала он говорил: «Нам приписывают, будто бы мы хотим сепаратного мира. Это такая глупость, что смешно даже опровергать её», но уже некоторое время спустя: «Заключая сепаратный мир, мы в наибольшей возможной степени освобождаемся от обеих враждующих империалистических групп».

Во всех учебных заведениях страны Советов на самом видном месте был вывешен ленинский призыв: «Учиться, учиться и учиться!» Однако им высказывалась и другая, довольно своеобразная точка зрения по этому же вопросу: «Лозунг „Ликвидировать безграмотность!“ нужен лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно без чужой помощи читать наши декреты, приказы, воззвания» (то есть обучить только в такой степени, чтобы прочли указание и выполнили).

Впрочем, какой принципиальности и обязательности можно было ждать от человека, провозгласившего: «Го­ворить правду есть буржуазный предрассудок! Польза революции, польза рабочего класса — вот высший закон!» Не уди­вительно, что лозунги, с которыми большевики рвались к власти: «Мир — народам! Фабрики — рабочим! Земля — кре­стьянам!» оказались бессовестной ложью и никто не полу­чил обещанного.

«Нужно уметь при необходимости идти на всяческие уловки, всякие хитрости и нелегальные приемы, умолчание, сокрытие правды» (В.И.Ленин «Детская болезнь левизны в коммунизме»). А вот что он пишет 25.2.22г. Б.Н.Чичерину: «Действительное впечатление можно произвести только наглостью».

Свой посильный вклад в дело сохранения отечественной культуры внесла и первая леди советского государства, жена В.И.Ленина, руководитель Главполитпросвета, а позднее заместитель Наркома просвеще­ния и почетный член Академии наук (при наличии 8 классов гимназии) Н.К.Крупская. В первый же год установления Советской власти был разогнан тогдашний «Союз российских учителей», а в 1923 г. за её подписью была выпущена «Инструкция о пересмотре книжного состава библиотек и изъятию контрреволюцион­ной и антихудожественной литературы».

В список запрещенных авторов, книги которых подлежа­ли уничтожению, с её легкой руки, попали: философы: Платон, Декарт, Спенсер, Кант, Шопенгауэр, историки Соловьев и Карамзин, педагог Ушинский, баснописцы Крылов и Лафонтен, писатели: Купер, Скотт, Дюма-отец, Сенкевич, Мережковский, Лажечников, Соллогуб, Лесков и даже Достоевский и Лев Толстой. Подлежала изъятию и детская литература (97 авторов), в том числе: 20 русских сказок (Крупская поясняла: «Мы против сказок — все это мистика! Наши писатели должны создать современную сказку, до конца коммунистическую по содержанию»).

Изымались также стихи К. Чуковского, 6 детских журналов и все «Буквари» и хрестоматии «Родная речь» дореволюци­онных изданий. Само собой, категорически запрещались: Библия, Коран, Талмуд и вся религиозная литература. Думаю, что, знай об этом верующий И.В. Мичурин, он вряд ли назвал один из выведенных им сортов вишни «Надежда Крупская»).

Когда А.М.Горький увидел этот перечень, он был настолько ошеломлен, что в растерянности не придумал ничего лучшего, как тут же сесть писать заявление об отказе от советского гражданства.

Однако Наркомпрос посчитал эти меры недостаточными и дополнил списки ещё двумя сотнями, предназначенными к уничтожению произведениями художественной литера­туры. И все это чудовищное мракобесие осуществлялось под лозунгом освобождения народного сознания от разла­гающего влияния религии и буржуазной культуры.

Десять лет спустя фашисты повторили наш опыт, устра­ивая костры из книг; но это были единичные, в значитель­ной степени рассчитанные на внешний эффект акции, по своим масштабам совершенно несопоставимые с тем, что без шума и пыли было сделано у нас.

Подобные методы борьбы с «ересью» практиковались ещё и в сравнительно недавнее время: 14.2.74г. приказом «Главного управления по охране государственных тайн в печати» всем библиотекам Советского союза было предписано изъять из фондов и уничтожить напечатанные ранее произведения А.И. Солженицына.

Однако ситуация все же меняется к лучшему. Несмотря на прогноз главного идеолога партии М.А.Суслова, что солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ» сможет увидеть свет не ранее, чем через 200 лет, уже в 1989 г. появился его журнальный вариант, а в 1990 г. автору была присуждена Государственная премия.

Непременной составляющей внутренней культуры че­ловека является соблюдение личной гигиены и опрятности в быту, и здесь было бы неплохо всегда помнить, что наш внешний вид — это не только наше личное дело. Приводить себя в порядок, когда выходишь из дома, следует не столь­ко ради поддержания собственной привлекательности, сколько в заботе о людях, для которых наша внешность мо­жет стать предметом беспокойства и раздражения.

Аккуратность — это проявление самоуважения и веж­ливости к самому себе.

Замечено, что и в нищету впадают чаще всего именно люди неряшливые (хотя бы потому, что у аккуратных людей все вещи служат дольше). Даже людям талантливым и с относительно высоким духовным потенциалом их небрежность и неорганизованность часто мешает реализовать свои возможности. Неряшливо одетый человек не вызывает доверия (и тут не поможет самое прекрасное «резюме»). Любой работодатель естественно подумает: «Если он не в состоянии содержать в порядке самого себя, можно ли рассчитывать на то, что будет в порядке порученное ему дело?

Особое значение культура поведения приобретает, ког­да человек оказывается на территории чужой страны с дру­гими обычаями и традициями. Тут, как говорится, «лезть со своим уставом в чужой монастырь не рекомендуется».

Не будучи ни в малейшей степени ксенофобом и даже относясь с искренней симпатией к людям, приезжающим к нам из бывших советских республик, тем не менее, не могу внутренне не поморщиться, когда вижу молодых лю­дей, сидящих «в позе орла» на корточках в любом приглянувшемся им месте города. Неужели в голо­вы этих, вроде бы не глупых ребят, не приходит мысль, что такая непринужденность, быть может, вполне уместная рядом с чайханой в их родном селении, совершенно недопустима на улицах столицы чужого государства.

Или такое проявление непосредственности наших го­стей из ближнего зарубежья: находясь в вагоне метро или салоне автобуса, энергично жестикулировать и кричать что-то друг другу через все помещение на своем родном диалекте. Не удивительно, что подобная бесцеремонность вызывает порой отнюдь недружелюбную реакцию окружа­ющих. Ну, прямо хоть проводи соответствующий инструк­таж на эту тему для всех пересекающих границу страны! (Между прочим, англичане уже начали это делать).

Отношение к мертвым — портрет живых! А.С.Пушкин не раз говорил, что уважение к своей истории, «любовь к от­еческим гробам», бережное сохранение наследия наших предков — главное, что отличает культуру от дикости. За­бывать о своем прошлом недостойно. Все варвары-завоеватели (и, в частности, фашисты) прекрасно понимали, что разрушение очагов культуры — эффективнейший спо­соб уничтожения нации, а потому и вывозили или уничто­жали культурные ценности порабощенных народов. А что делаем мы со своим историко-культурным наследием?!

Между прочим, для того, чтобы разрушить облик города, не обязательно даже что-либо ломать. Иногда достаточно добавить нечто, совершенно чужеродное исторически сложившейся среде, и всё впечатление о ней будет загублено. Наглядный тому пример, наконец-то снесенные гостиница «Россия» перед Кремлем и здание «Интуриста» на Тверской улице. Слава Богу, хоть через пятьдесят лет наши градостроители осознали, что подобные сооружения совершенно неуместны в историческом центре города. А сколько таких, и ещё более ужасных «монстров», уже воздвигнуто и продолжает успешно плодиться на улицах Москвы!

Допуская гибель культуры предков, в том числе и культу­ры своего рода, своей семьи, мы позорно демонстрируем этим, что у нас нет никаких моральных обязательств перед предшественниками. Безразличие к судьбе национально­го достояния — варварство и один из очевидных симптомов нравственной деградации.

Особенно унизительно выглядит та терпимость, которую проявляет значительная часть общества к многочисленным фактам увековечения в названиях улиц и городов имен террористов и политических преступников, чьи руки, вполне возможно, обагрены кровью наших отцов и дедов.

Безропотно принимая навязанные нам большевистские клички, почти повсюду вытеснившие исконно исторические названия, мы предаем память и заветы тех христианских святых, имена которых они носили, пренебрегаем волеизъявлением наших предков, выбравших и веками хранивших эти имена, — то есть, по сути, отрекаемся от своих корней, от принадлежности к русской истории и культуре.

Не к нам ли обращены слова, сказанные великим китайским мыслителем Конфуцием две с половиной тысячи лет тому назад? А говорил он следующее: «Если имена неправильны, то слова не имеют под собой оснований, дела не могут осуществляться и народ не знает, как себя вести». В таких условиях раздвоенность и даже помрачнение сознания становятся естественным состоянием общества.

«Корнем всякой культуры является духовность человека, а сама культура это уже листва и плоды» — писал протоие­рей Александр Мень. Без духовности невозможно полно­ценное существование общества и государства. Именно отсутствие духовного наполнения и внутренней культуры считал главным изъяном Советской власти выдающий­ся ученый и мыслитель академик В.И.Вернадский, полагая её, на этом основании, нежизнеспособной в исторической перспективе формацией.

Образовательный уровень партийных кадров был действительно чрезвычайно низок: в 1927 г. (это после 10 лет нахождения у власти) высшее и незаконченное высшее образование имелось только у 1% большевиков, а более чем у трети не было даже начального. Вплоть до 1961 г. ни один из руководителей министерства внутренних дел не имел юридического образования, гораздо более важной считалась их преданность партии и её вождям.

А вот что писал об идущем на смену коммунистам молодежном пополнении главный теоретик партии Н.И.Бухарин (т.13 стр. 549.): «Наша «комсомольская смена» растет невежественная и карьеристски настроенная: скорее получить место, быть забронированной, иметь целый ряд добавочных развлечений — вот их желания. Количество безграмотных среди сельских комсомольцев достигает 80−90%, но и грамотный комсомол не учится и поголовно ничего не читает».

Поведение молодежи послереволюционного времени в быту принимало порой какие-то патологические формы. Заводить домашнее хозяйство? — Никогда! Жить только коммуной! Позор не выйти на ночной комсомольский субботник! Позор носить галстук! Вполне серьезно обсуждался вопрос: «Надо ли бороться с клопами в бараке?» Постановили — Не надо! Комсомолец выше мелочей быта.

И в заключение, пара цитат из брошюры «Революция и молодежь» (изд-во Коммунистического университета им. Я.М.Свердлова 1924 г.):

«Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания. Не должно быть ревности».

«Класс, в интересах революционной целесообразности, имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов. Половое должно во всем подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая».

Часто, официально не запрещая культуру, её тщательно размывают настолько, что в ней не остается нравственной составляющей, а значит самого главного. Взять хотя бы литературу. «Путь к культуре сегодня нелегок и непрост — с тревогой писал Василий Шукшин — Попробуйте мысленно окинуть нынешнее книжное море, тревожно за молодых пловцов. Ах, как нужна помощь старшего, умного! Книги выстраивают целые судьбы, или не выстраивают». И тут он совершенно прав: общение с хорошей книгой может облагородить человека, так же как встреча с дурной — навсегда изуродовать его сознание и вкус.

Д. Дидро считал, что люди перестают мыслить, когда перестают читать. Честная литература всегда была ненавистна деспотам, потому что она побуждает к размышлениям, да и просто­му народу больше нравятся книги, которые не заставляют его думать. Когда видишь на книжных прилавках мегатон­ны литературы о «ментах», олигархах, «ворах в законе» и их подружках, становится страшновато: ведь книги могут являться источником мудрости и знаний, а могут быть и пу­стопорожним чтивом, ведущим к дебилизации и духовно­му разложению общества. Одни, читая, становятся умнее, другие — в лучшем случае, только начитаннее. Иногда, что­бы составить себе представление о человеке, достаточно посмотреть список прочитанных им книг.

Наверное, не напрасно Г. Флобер главным достоинством писателя считал знание того, о чем писать не нужно. Бой­тесь попасть в компанию дурных книг! Если откровенно, то именно им мы порой обязаны значительной части нашего поглупения.

Я вовсе не хочу сказать, что наша творческая интелли­генция выродилась. Есть еще немало замечательных ху­дожников, создающих произведения действительно под­линного искусства — жаль только, что большинство россиян отдает предпочтение не им. Горькая правда заключается в том, что «кичмены» (как называют на иностранный манер лю­бителей попсы и дешевки) пока еще преобладают в обще­стве.

Нравственное и социальное обнищание — взаимосвязан­ные процессы. Так уж повелось, что очередь за колбасой всегда длиннее, чем очередь за культурой; физиологиче­ские потребности людей, как правило, оттесняют их духов­ные нужды. Материальные потери более заметны и рань­ше обращают на себя внимание общества, нежели потери нравственные, которые ощущаются не сразу, но послед­ствия их гораздо более разрушительны. Если суррогаты колбасы приводят к гастритам и язве желудка, то суррога­ты культуры и дефицит дружеского общения приводят лю­дей к нравственному одичанию — так можно скоро обрасти шерстью и начать выть и кусаться.

Сегодня событием, которое может заинтересовать граж­дан, становится не новая книга или премьерный спектакль, а последняя модель автомобиля или очередная амурная история какой-нибудь звездульки поп-арта. Может ли считаться здоровым общество, у которого на долгие годы выпали из обихода такие ценности, как милосердие, терпимость, сострадание?

У духовно больного об­щества не может быть счастливого будущего.

Как ни печально, но нельзя не признать, что СМИ, и осо­бенно телевидение, сумели успешно заменить большин­ству людей и религию, и культуру; а поп-музыка эффектив­но добивает остатки их мыслительных способностей. Мо­лодые люди сидят на спектакле в драматическом театре, не снимая наушников плееров; девушки, любительницы верховой езды, даже залезая на лошадь, не расстаются с ними. А мобильные телефоны так просто не выпускают из рук; видимо, не без оснований какие-то острословы про­звали эти устройства «дебильниками».

В свое время Илья Ильф пошутил: «Ну, уж теперь-то, когда у нас есть радио, мы обязательно будем счастливы!». Однако этого не про­изошло, мир приобрел многочисленные и разнообразные приемники, но потерял наставников.

Неужели нам ещё надо втолковывать, что произнесенное с экрана или по радио — совсем не истина в последней ин­станции? Как правило, чудовищно лжива и льстива инфор­мация, которой потчуют людей. Это, как каша с гвоздями. Её стряпают, фасуют и рассылают по десяткам миллионов раздаточных окон-телевизоров прямо в жилища.

Белое на­зывают черным, черное — белым, трусость — благоразуми­ем, подлость — мудростью, предательство — дипломатией, воровство — бизнесом, скотские случки — любовью, растле­ние малолетних — валеологией, рекламу абортов (то есть, по сути, подстрекательство к убийству) — планированием семьи, полное и окончательное ограбление народа — ры­ночной экономикой. Редкие слова правды завалены гора­ми лжи.

Еще в 70-тых годах прошлого века бывший в ту пору пре­зидентом США Ричард Никсон заявил, что «телевидение, в его настоящем виде, есть опиум для американского наро­да»; а канадский культуролог Маршалл Маклюэн утверждал, что «первейшая задача родителей заключается в выработке у детей невосприимчивости к ТВ». И касается это не только американского телевидения. Телевизор, как водка, кто её употребляет умеренно — жи­вет нормально, а кто попадает в зависимость от этого ящи­ка — у того и голова постепенно приобретает четырехуголь­ную форму экрана.

Истинный показатель цивилизованного общества — не уровень благосостояния, образования и медицинского об­служивания, не величина городов, не обилие урожая и тех­нический прогресс, а внутренний облик людей, живущих в этой стране. Утонченность чувств невозможна без опреде­ленной степени нравственного развития — это её фунда­мент. Культура стремится к совершенству путем познания всего лучшего, поэтому у человека культурного изначально присутствует хороший вкус и в большом, и в малом.

Горестно видеть, как молодежь, вроде бы даже и тянуща­яся к культуре, не имея достойных примеров для подража­ния, повторяет вульгарнейшие образцы дурновкусия, пред­лагаемые ей современной модой. «Безобразие» — букваль­но означает потерю образа Божьего. Особенно популярным становится стиль, которому, пожалуй, более всего подошло бы название «папуасизм». Фантазии розово-фиолетовых девушек, успешно имитирующих своей «боевой раскрас­кой» последнюю стадию псориаза и протыкающих себя железками пирсинга во всех возможных и невозможных местах, наверное, могли бы позавидовать самые завзятые модницы туземных племен.

Украсить свое тело татуировками, особенно в наиболее интимных зонах, стало заветным желанием многих совре­менных девушек. И недосуг им было узнать, а взрослым дядям и тетям рассказать им, что это всегда являлось ис­ключительной привилегией женщин малопочтенного ре­месла или находящихся в местах заключения. Вполне соот­ветствуют им во всем вышеупомянутом и их бой-френды.

Но, конечно, было бы несправедливо винить в этом толь­ко одну молодежь. Её мировоззрение является закономер­ным следствием той нравственной и эстетической атмос­феры, которая окружает их в современной действительно­сти. Можно ли научиться хорошим манерам, не видя вокруг и следа хороших манер?!

Откуда у молодых людей могут возникнуть мысли о бла­городстве, человечности и служении общему благу, когда на каждом углу разнузданная реклама зовет их любой це­ной предаться жизненным удовольствиям, думая только о себе, любимых: «Бери от жизни все!», «Все и сразу!», «При­шло время сильных!», «Все наше!», «Не отказывай себе ни в чем!», «Уступи соблазну!», «Лови позитив!"… и т. п. Уже и Марину Цветаеву не только поют, но и танцуют; а её жизненную философию профани­руют кричащим с афиш изречением: «Люблю и всё!».

Похабство и пошлость так и прут на зрителя почти со всех рекламных щитов. Одним словом, торжество ничтожности, бездуховности и уродства, глумливое попрание всех нравственных начал. А, может быть, нам не навязывают, а мы сами заказываем эту гадость?!

Людей и так трудно заставить задуматься о серьезных вещах, но даже в тех редких случаях, когда это удается, будь то радио или телевизионная передача, она совершенно бесцеремонно прерывается какой-нибудь банальной рекламой, сводящей на нет весь предыдущий настрой. Почему реклама вправе перебивать любую передачу? В конце концов, реклама для нас или мы для рекламы?!

Впрочем, если помнить мудрое предостережение Л.Н.Толстого о том, что «один из самых обычных и веду­щих к самым большим бедствиям соблазнов, есть соблазн словами: «Все так делают!», то относящаяся с уважением к своей индивидуальности и человеческому достоинству личность все же может устоять против этого шквала раз­нузданной пошлости. Ведь, в конце концов, в окружающем мире всегда хватало грязи; только одни, почти с упоением, наступали в неё, а другие, не имея иного выхода, — хотя бы выбирали наименее загаженные участки. Тут уж вольному воля!

Каждый имеет возможность и достаточно сил, чтобы достойно прожить жизнь. Многие вынуждены находиться в атмосфере пошлости и ме­щанства, но одни вырастают из нее, а другие врастают. Помните, как один из персонажей кинофильма «Убить дра­кона» оправдывается тем, что «Всех так учили»; на что его собеседник возражает ему: «Конечно, учили, но почему ты оказался лучшим учеником?!».

Давно уж пора бы понять, что без культуры не выжить. Вкладывать деньги в культуру не только выгодно, но и жиз­ненно необходимо. Уровень культуры и нравственное со­стояние общества самым непосредственным образом свя­заны между собой и, без всякого преувеличения, опреде­ляют национальную безопасность страны.

В заключение не могу не привести горькие, но справедливые строки одного из лучших современных российских писателей Бориса Васильева: «Мы напрочь забыли о культуре по той простой причине, что не понимаем, для чего она необходима и что она такое вообще. Мы восстанавливаем храмы Божьи с энтузиазмом внезапно уверовавших дикарей, не понимая, что для истинной Веры надо сначала построить Храм в душе своей. Никакая вера не способна превратить зверя в агнца Божьего, если в душе его не посеяны зерна общечеловеческой нравственности. А на это способна только культура во всех её проявлениях: бытовом, семейном, правовом, научном, творческом.

Ведь культура — это не знание Уголовного кодекса, не религиозные постулаты, не обучение школьным азам искусства. Культура есть система выживания нации, проверенная всем тысячелетним опытом её существования. В этом и заключается национальная идея, и не следует сочинять в кабинетах то, что давно уже существует как данность, если мы намерены выжить как нация».

http://www.vozvr.ru/tabid/248/ArticleId/1440/o-chem-my-zabyli-v-drake-za-vlast.aspx