В течение года по вторникам на канале «Культура» выходила программа «Дело житейское». Пожалуй, это была самая миссионерская телепередача. Гостями программы были очень разные люди: знаменитые и малоизвестные, верующие и только ищущие веру. Но вопрос веры не был обойден ни в одной передаче. И не только потому, что в роли ведущего выступал православный священник, но также потому, что личная драма гостей или их профессиональная деятельность не позволяла уйти от этой темы. Например, сложно было понять, воцерковлена ли директор первого московского хосписа Вера Васильевна Миллионщикова, но ее работа является подлинным христианским служением. На первый взгляд известная актриса Тамара Семина только ищет дорогу к храму. Но уже 8 лет ее муж тяжело болен, и она со смирением и любовью несет свой крест. А с каким изумлением многие узнали, что многократно раскритикованный православными фильм первых перестроечных лет «Покаяние» привел к Православию исполнителя главной роли Давида Георгобиани и ныне покойного режиссера Тенгиза Абуладзе. На вопросы корреспондента «Православия.Ru» отвечает ведущий программы священник Алексий Уминский, исполняющий обязанности настоятеля храма Живоначальной Троицы в Хохлах, духовник Свято-Владимировской православной школы. — Отец Алексий, как возникла передача? — Вдохновителем идеи и организатором телестудии «Неофит» является журналист Дмитрий Менделеев, известный многим по программе «Канон». Телевидение — необработанное миссионерское поле. Сегодня почти нет миссионерских телепередач. «Пути Господни» — замечательная программа, но она рассчитана на православного зрителя. Мы же хотели заинтересовать людей нецерковных, неверующих. Вернее, не осознающих свою веру. Поднимали актуальные темы, интересующие людей с разными жизненными ценностями, и старались доступно объяснить, как на данную проблему смотрит Церковь. — При этом не всегда гости были воцерковлены? — Нет, но, конечно, мы выбирали людей верующих или хотя бы ищущих веру. Нам было важно, чтобы именно профессионал (музыкант, литератор, философ, актер, врач, юрист и т. д.) донес до телезрителей позицию верующего человека. Мы хотели показать, что Православие включает в себя высокий уровень профессионализма, и большей частью ищут Христа и находят его люди, которые всегда были последовательны и честны в своей работе. — Но в новом году передача выходить не будет? — В этом нет злого умысла. Большинство программ на телевидении больше года не идет. Но студия «Неофит» имеет другие проекты. В 2002 году будут выходить передачи «Православная энциклопедия» и «Тесные врата». Во второй я тоже принимаю участие. Она будет выходить по вторникам на канале «Культура». Эта пятнадцатиминутная программа, посвященная жизни праведников, также задумана как миссионерская. Ее задача — доступно рассказать о праведности людям, совершенно отдаленным от законов праведности и от правила веры, показать, что праведность и святость является главной целью жизни любого человека, даже если он об этом не догадывается. Важно через эту программу направить зрителей внутрь себя, вглубь, чтобы они услышали тот самый призыв к спасению, который призвал и Сергия Радонежского, и Серафима Саровского, и Марию Египетскую, и всех святых. — Известный театровед Борис Николаевич Любимов, в течение двух лет ведший на канале «Культура» программу «Читая Библию», в интервью журналу «Искусство кино» (N12, 2000) сказал: «Важно рассказать о религии и об истории Церкви так, чтобы люди слушали это с не меньшим интересом, нежели рассказы Лотмана и Лихачева об истории культуры. Но пока таких людей нет». Неужели действительно нет? — Такие люди есть, но времени на телевидении для них не находится. Это время распределено между рекламами, сериалами, ток-шоу. Все банально упирается в деньги. Можно купить эфирное время и запустить любую миссионерскую программу, но у Церкви нет таких денег, а государство не выделяет денег на религиозные программы. Если руководство канала «Культура» заинтересовано в какой-то культурно-исторической программе, оно не будет возражать, если мы вложим в нее религиозный смысл. Но оформление программы должно быть именно культурно-историческое, а не миссионерское. Мы не можем диктовать свои условия. Надо работать в рамках правил, которые нам дают, и радоваться, что можем хоть что-то сделать. — Вы сотрудничаете с Центром сщмч. Иринея Лионского, поэтому, возможно, Вам чаще, чем другим священникам, приходится общаться с людьми, прошедшими через секты. Есть ли связь между приверженностью молодого человека массовой культуре и его последующим попаданием в секту? — Конечно. Молодой человек ищет определенной эмоциональности, а если он воспитан на массовой культуре, то эмоциональность на высоком культурном уровне для него недостижима. Если же он при этом ищет в жизни что-то доброе, дискотеки его тоже не устроят. А вот сектантским проповедникам очень легко привлечь к себе такого человека. На их радениях он получает примерно такие же эмоции, как на дискотеке, но проходит все это под прикрытием учения Христа. Хотя это там далеко не главное. Любое сектантское общество антикультурно по своей природе. Что касается массовой культуры, то это один из сатанинских приемов оболванивания и усреднения человека. — Значит, человека надо с детства приучать к высокой культуре? — Это одно из первых противоядий. Родителям стоит не только приучать детей к молитве и посту, но и прививать им любовь к настоящей культуре. Естественно, надо отделять пшеницу от плевел, но все же большинство шедевров мировой культуры имеют христианские корни. Человека, с детства воспитанного на настоящей литературе, классической музыке, хорошей живописи, не соблазнишь «Черным квадратом». Даже если он растет в неверующей семье, внутренняя эстетика не позволит ему попасть в секту. — Тем не менее многие православные, в том числе и священнослужители, не отделяют пшеницу от плевел, а относятся отрицательно ко всей светской культуре. Например, цитируют обличительные высказывания святых отцов о театре. — Во времена святителя Иоанна Златоуста театр был не менее уродливым зрелищем, чем гладиаторские бои. Праведный Иоанн Кронштадтский выступал против варьете. Отношение Церкви к такому театру не изменилось. В сегодняшнем театре тоже много неприемлемого для верующего человека. Недавно мои друзья пошли с детьми в театр Вахтангова на «Отелло». Во время спектакля они не знали, куда деться. Они не представляли, что можно так опошлить Шекспира. Церковь не против Шекспира, а против театра, который, прикрываясь классическим произведением, ставит порнографию. Театр Островского, Ермоловой, Михаила Чехова, русский классический театр — их Церковь никогда не отрицала. — Но не только актеры твердят о греховности своего ремесла, но и некоторые писатели. Говорят, дескать, зачем мы пишем, если есть святые Иоанн Златоуст, Тихон Задонский, Игнатий Брянчанинов? — Если ты не Пушкин, можешь и не писать. Но произведения св. Иоанна Златоуста — не литература. Это явление не культурное, а церковное. Не надо подменять понятия. Когда Церковь становится частью культуры, народных традиций, то о спасении речи нет. Православие либо становится государственной идеологией (и упаси нас от этого Господь), либо основой этнокультуры. Тогда мы будем представлять не больший интерес, чем аборигены с бубнами — как их иностранные туристы снимают на пленку, так и нас будут снимать. И икону нельзя называть культурным явлением. Это не произведение искусства, а выражение нашей молитвы. Молитву же никому не придет в голову называть явлением культуры. Но раз молитва — не явление культуры, то и преподобный Андрей Рублев, и святитель Иоанн Златоуст, и святитель Тихон Задонский — тоже не явление культуры. Это больше, чем культура, это весть о спасении. Культура может на это взирать, как на недостижимый для себя образец. Осознав, прочувствовав, как ясно выражена Истина в «Троице» прп. Андрея Рублева, в проповедях свт. Иоанна Златоуста или в знаменном распеве, художник, писатель, композитор смогут сказать свое слово в искусстве, создать произведения культуры, которые помогут людям прийти к Богу. — Не является ли подменой понятий добавление слова «православный» к светской профессии: православный писатель, православный художник, православный психолог? Не могу представить, например, чтобы Федор Михайлович Достоевский называл себя православным писателем. — Федор Михайлович Достоевский не мог называть себя православным писателем, потому что тогда все по крайней мере формально были православными. В паспорте не было графы «национальность», а была «вероисповедание», и даже у Льва Николаевича Толстого было написано «православный». В сегодняшнем мире все понятия настолько подменены, что людям приходится подчеркивать свою верность традиции. Например, когда человек говорит о себе, что он православный врач, он не противопоставляет себя другим врачам как специалист, но дает понять, что не пошлет забеременевшую женщину на аборт и не «поможет» тяжело больному человеку уйти из жизни. Когда психолог говорит, что он православный, мы понимаем, что он в своей работе смотрит на человека с точки зрения христианской антропологии, а не с точки зрения фрейдизма. Так и писатель вынужден подчеркивать, что он православный, в отличие, например, от Аксенова, Войновича и других авторов, творчество которых и духовно, и эстетически чрезвычайно далеко от христианства. С другой стороны, опасно, когда Православие писателя становится выражением не духовного идеала, а идеологии. Словосочетание «православный писатель» теряет значимость. Слово «писатель» становится вторичным. Он может быть не очень талантливым, зато очень православным. То же относится к любому другому специалисту. Страшно, когда вместо духовного поиска люди начинают разделяться по степени своей православности. Мы это в истории уже проходили. Был раскол, который до сих пор не уврачеван. — С одной стороны, Православие действительно нельзя делать идеологией, но с другой стороны, возрождение России невозможно без возрождения Православия. Очень тонкая грань. Как не наломать дров? — Когда Православие из живой спасительной веры превращается в выхолощенный идеологический инструмент, это, может быть, для многих выгодно, но именно это может погубить Россию. Христианское государство — это государство христиан, а не государство христианской идеологии. Именно поэтому нужна миссионерская проповедь. Мы должны как можно больше говорить людям о Христе, делиться с ними своей верой. В то же время надо понимать окружающих нас людей, чувствовать их боль, давать им утешение. У нас же пока создаются организации с хорошими устремлениями, но очень инертные. Например, молодежные движения ждут, пока люди придут к ним. Но движение должно само двигаться. Чтобы просветить молодежь, привлечь ее к себе, надо начать диалог с ней. — Проблема вправду актуальна. Тем не менее уже сегодня многие священники и миряне активно ищут новые формы миссионерства. Кто-то более успешно, кто-то — менее. Но делают они это с любовью к Матери-Церкви. А есть другие люди, которые противопоставляют себя всей церковной традиции. И именно этих людей светские СМИ представляют как едва ли не единственных подвижников веры в «застывшей, кондовой Церкви». — Это очень ловкая подмена. Все понимают, что миссионерство — одна из самых ясных, лежащих на поверхности проблем. Но в течение десятилетий Церковь была лишена языка миссионерства, он у нее был как бы отрезан. Проповедь совершалась только внутри церковных стен, была обращена к людям, уже пришедшим в храм. За это время мир изменился настолько, что не понимает нашу речь, ему чужды образы, которыми мы оперируем. Надо искать язык для разговора с миром. Некоторые под предлогом того, что с миром нужно говорить на его языке, начинают искажать богослужение, идти в ногу со временем. Они думают, что если мы начнем двигаться в ритме этого мира, то когда-нибудь мир начнет двигаться в нашем ритме. Это величайшее заблуждение. Конечно, с преступником о Христе надо говорить на понятном ему языке, но не на «фене». Можно и нужно говорить на языке, на котором человек, живущий в такой страшной среде, сможет нас понять, но мы не имеем права переходить на его язык. Мы не имеем права оперировать понятиями падшего мира, становиться на его позиции, принимать его установки и желания. Надо снисходить к этому миру, страдать о нем, молиться о нем, но четко знать, что мы должны не отдать себя в этот мир, а привлечь его к себе. Вспомните, как проповедует Христос. Он садится в лодку Петра и немножечко отплывает от берега. На это стоит обратить внимание. Спаситель немножко отделяет себя от почвы, на которой стоят люди. Так и мы должны понимать: мир лежит во зле, но это не значит, что мы тоже должны лежать во зле. Мы должны этот мир, по крайней мере тех, кто услышит, изъять из этого зла. Для этого нужен язык любви, сострадания, готовность быть открытыми, но не заигрывание с миром. Больше всего меня огорчает в некоторых наших собратьях желание понравиться миру. Но мы же не на подиуме стоим, чтобы нам рукоплескали: ах, какой широкий батюшка, трансвеститов принимает, гомосексуализм не осуждает, как будто бы всех любит. Всех любить необходимо. Христос всех любит, но он ненавидит грех. И мы должны ненавидеть грех, а грешника любить, но о грехе надо говорить открыто, не стесняясь. Грех называть грехом, растление — растлением, мерзость — мерзостью, предательство — предательством. — Не могли бы Вы рассказать о своем пути к Богу? — Вы знаете, в моем пути нет ничего романтического. Учась в МОПИ, стал задумываться о смысле жизни, о Боге, познакомился с верующими людьми, прочитал Евангелие, стал заходить в храм, в 1980 году крестился. Это происходило постепенно, но бурных переворотов не было. — Вы — педагог, и, вероятно, став священником, сразу решили открыть православную гимназию? — Я 8 лет проработал в школе учителем французского языка. Но идея открытия гимназии принадлежит не мне. Среди прихожан храма равноапостольного князя Владимира в Старых Садех, настоятелем которого является мой духовник протоиерей Сергий Романов, оказалось немало педагогов. Еще в брежневские годы у нас была тайная воскресная школа, на квартирах устраивались детские праздники. Когда появилась возможность, создали гимназию. Но я пришел сюда не сразу. Гимназия создана в 1991 году, а я в 1990 был рукоположен и 3 года служил в Кашире. Когда перевелся в Москву, сразу стал работать в гимназии. Преподаю Закон Божий. — Какие проблемы у православного образования в России? — Православное образование — явление новое, но зародившееся на старой почве. Как во всяком гибриде, в нем много замечательного, но и много вещей, которые необходимо лечить. Я даже не знаю, как описать все проблемы. Нет ни одного учебника или пособия по Закону Божьему, которое было бы всеми принято. А ведь православному образованию в России уже 10 лет. Актуальна проблема подготовки кадров. Нет общего взгляда на то, что такое православная школа, не определены принципы ее существования. Думаю, это дело будущего. Когда школы только открывались, проблема построения взаимоотношений учителя и ученика, школы и родителей стояла очень остро. Многие родители представляли, что православная школа — Царство Небесное на земле. Они понимали, что у них обычный ребенок, но были убеждены, что все его одноклассники — ангелы. И разочаровывались, когда выяснялось, что они — такие же дети, и принесли в школу все, что подобрали на улице, в другой школе, семье. — Родители и учителя — неофиты? — В основном, да, или первое поколение детей, выросшее в христианских семьях, то есть дети неофитов. — В Вашей гимназии есть психологическая служба? — Нет, но я считаю, что хороший психолог школе нужен. В Церковь многие люди приходят достаточно покалеченные, и их болячки передаются детям. Очень часто дети из православных семей нуждаются в коррекции. — А как Вы относитесь к давно обсуждаемому вопросу о преподавании психологии в духовных учебных заведениях? — В свое время Свято-Тихоновский институт организовал для московских священников курс по психиатрии. Проводил семинары известный психиатр Григорий Иванович Копейко из Центра психического здоровья РАМН. Эти занятия принесли мне огромную пользу, помогли разобраться во многих сложных вопросах. Современному священнику необходимо знать основы психологии, психотерапии, психиатрии. Прихожане все равно сделают его психотерапевтом. Среди них очень многие страдают депрессией и более тяжелыми психическими заболеваниями. Молодой священник, не имеющий достаточного духовного опыта, может наделать ошибок. — Тем более, что грань между природным заболеванием и бесовщиной чрезвычайно тонкая. Многие же неофиты (в том числе и психиатры) зачастую склонны отвергать психиатрию как область медицины, а все объясняют воздействием злых духов. — У современных людей есть тенденция все связывать с бесами. В результате отправляют на отчитку когда надо и не надо. Тот стресс, который получит от отчитки психически больной человек, может стать толчком к обострению состояния. Поэтому повторяю, что преподавание основ психологии и психиатрии будущим священникам необходимо. — Отец Алексий, в Церкви действительно проводится большая работа с психически больными людьми, алкоголиками и наркоманами. Но настораживает, как это порой преподносится в прессе — как светской, так и церковной. У человека, от Церкви далекого, после таких материалов может сложиться стереотип, что достаточно воцерковиться, и все проблемы будут решены. Болезнь отступит, к водке и наркотикам тоже больше не потянет. — Наркомания и алкоголизм связаны не только с болезнью, но и со страстным состоянием души. У человека парализована воля. Человек на самом деле только в Церкви может найти спасение от этих недугов. Но дается это спасение не как таблетка и не как терапия, а как врачевание воли. Церковь — область свободы. Когда человек осознаёт свои алкоголизм или наркоманию как неволю, он совершает некий побег из тюрьмы. Для этого он обязан приложить массу собственных сил. Тогда уврачуется его воля, и он обретет в Церкви свободу, но не избавление от болезни. Последствия болезни будут сказываться всю жизнь. Свобода в том, что усилием воли, укрепленной верой, человек сумеет победить себя. С психическими и соматическими болезнями иначе. Вряд ли воцерковившись, можно избавиться от сколиоза, гастрита или шизофрении. Но человек может примириться со своей болезнью, понести ее как спасительный крест. Святитель Иоанн Златоуст вменял это в мученичество. В обоих случаях от человека требуются огромные усилия. Я согласен, что в некоторых материалах проблема освещается упрощенно. Действительно, нельзя забывать, что для многих читателей все равно, что экстрасенс, что гадалка, что Церковь. Именно в таких материалах можно доходчиво объяснить разницу. Но это уже задача журналистов, а не священников.
