Приезд монастырских хоров, которые подарили редкую возможность услышать из первых уст древние канонические песнопения, — само по себе уже крупное событие. Не каждый день в Москве услышишь византийское богослужебное пение от прямых носителей древней традиции скитского афонского пения. Его представлял хор монастыря Святой келлии Эвангелисмос — Благовещения со Святой горы Афон в Греции. Сказать, что прозвучала прекрасная музыка, — значит не сказать ничего. Дело в том, что эти мелодии даже как-то трудно оценивать эстетически. Если бы целью распевщиков было создать музыкальный шедевр, то никогда не было бы достигнуто результата, подобного тому, что был явлен нам, присутствовавшим на двух незабываемых концертах. Здесь музыка существует не ради себя самой. Она — носитель слова и выражает только его. Удивляет простота средств — одна мелодия на фоне выдержанного звука (исона — он исполняется хором на цепном дыхании), которыми достигается небывалая сила воздействия слова. Создателями этих гимнов были преподобный Иоанн Кукузелис, называемый «ангелогласный», святой мученик Афиноген, Иоанн Протопсалт Константинопольский и распевщики более позднего времени, их последователи. Греческий хор привез две программы. Оба раза их выступление открывалось вступительным словом отца Хризостома об истории греческой церковной музыки, о ее святых мужах, таких как святой Косьма Маюмский, Иоанн Дамаскин и других, которые «благодатью и просвещением Святого Духа достигли высот добродетелей». Пение предварялось комментарием о происхождении мелодий, о празднике, о месте в богослужении, подобающем каждому песнопению. Знаменательно, что гимны пелись с посвящением святым. Как, например, «тропарь афонским преподобным отцам, дань чести тем, которые потом и слезами дали нам возможность насладиться плодами их трудов». Или — Хвалебный гимн святителю Николаю. Монашеский хор Свято-Архангельского мужского монастыря Ковиль из Сербии выступал оба раза во втором отделении и явил достойную преемственность греческим собратьям. Из краткого вступительного слова регента монаха Косьма: «Музыка, которую мы исполняем, относится к преданию православного Востока… Музыка сначала передается акустически, а потом появляется запись, которая мертва без живого пения. Нам трудно объяснить появление хора на сцене или на аудионосителях. Но мы приехали из любви к вам, и мы представляем не самих себя, а предание, которое мы поем». Сербское богослужебное пение величаво своей силой и красотой. В нем прослушивается верность византийскому прообразу и своеобразие славянской распевности, ее широкое дыхание. Строгий канон византийского осмогласия для него не тесные оковы, а беспредельное священное пространство, в котором так свободно взмывают вверх и парят его распевы, и так живо и естественно выражается созерцательность и восторг перед открывшейся беспредельностью. Сербские мелодии с исоном — словно паруса, упругие от мощного ветра, — несут в себе духовную полноту. От первого и до последнего звука — это непрерывная кульминация. Публика внимала всему услышанному с благоговением, приберегая неуместные аплодисменты лишь к концу каждого отделения. А когда оба хора сошлись на сцене, чтобы объединенными силами петь вместе, зал встал и слушал их стоя. Греческий архимандрит Хризостом на правах «геронты», т. е. старца, обратился к русским собратьям с добрым напутствием. Он отметил, что те «четыреста лет, когда греки находилсь в рабстве у турок, они бережно хранили свою духовную традицию. Теперь же, достигнув независимости, они забывают ее, становясь все более и более просто „европейцами“». Отец Хризостом отметил, что когда он был в России в 80-х, его не покидало ощущение, что несмотря на внешнюю несвободу, русские сохранили свое духовное богатство. Теперь же он со скорбью наблюдает в России процессы, аналогичные греческим. «Берегите же свою духовную традицию, берегите Православие!» — так закончил свою речь афонский геронта. Эти слова стали лучшим завершением тех богослужений и концертов, которые подарили православным в России греческие и сербские монахи.
