 |
| Богослов. Ru | Иеромонах Иосиф (Павлинчук), Диакон Августин Соколовски | 06.01.2012 |
День Рождества Христова вдохновлял многих отцов Церкви на произнесение бездонных по глубине богословского содержания слов и проповедей. Попыткой вновь задуматься о догматическом содержании этого светлого праздника является настоящий диалог, предлагаемый вниманию читателей портала.
К нему мы идем, и Им мы идем, мы — не погибнем[1].
Свт. Августин Иппонский, Sermo 189, In Natali Domini
I
Диалектика праздника
Иеромонах Иосиф (Павлинчук): Время подготовки к Рождеству Христову — один из самых светлых, радостных и многообещающих периодов в году. Как в западной, так и в восточной традиции особое внимание уделяется подготовительным неделям к святкам, когда литургические тексты настраивают на благодатное размышление о Рождении Богомладенца. Во многих храмах устраиваются предрождественские концерты, церковные хоровые коллективы разучивают новые произведения, колядки, дети с нетерпением ждут украшения вертепа, рождественской елки, а подарки готовят как люди верующие, так и неверующие. Но в то же время наш ум посещают разного рода мысли и вопросы. Они связаны как с Евангельской историей о Рождении от Девы Марии младенца Христа, так и с рождением всякого малютки. И все это потому, что рождение младенца — таинство неизъяснимое и непостижимое человеческим разумом. Хотя современная медицина многое приоткрыла, и при желании можно практически наблюдать внутриутробное возрастание ребенка, но она все еще не может ответить на вопрос: как рождается дыхание жизни?
Диакон Августин Соколовски: В событии Рождества Христова начинается обоснование истории, делается легитимным конечное, относительное; историческое, законченное во времени событие делается критерием различения всего абсолютного.
Однако при отказе от непосредственности исторического прочтения, рождение Иисуса из Назарета становится элементом онтотеологического построения, при котором история растворяется в метафизике. Бог, каким мы его представляем, и человек, каким мы его теоретически и практически знаем, сходятся в едином построении, с помощью которого воспринимается Рождающийся в Вифлееме. Тогда событие становится обоснованием идеи, перестает существовать в доступности и наполняется статикой сверхъестественных обоснований.
Потому секулярное и, как кажется, никак не относящееся к сути праздника восприятие Рождества как события, сопровождающего реальную повседневность и задающего времени года координаты, наиболее соответствующие простым вещам, может более полноценно соотносится с событием в Вифлееме.
Иеромонах Иосиф: Рождество Христово — это не просто праздник, отмеченный красным цветом в календаре, это еще и опорная точка верующего человека. С надеждой о рождении Мессии жили ветхозаветные праведники, с верой в рожденного Спасителя живут христиане. Как бы сильно не затушевалось в современных средствах массовой информации религиозное содержание праздника в угоду политкорректности и светскости, оно не теряет свою живительную, ободряющую силу. Именно то, что это событие становится обоснованием идеи, радует верующего, укрепляет сомневающегося и раздражает противляющегося.
Слово о слове
Диакон Августин: На Рождество служится Литургия без проповеди. По сравнению с патристической эпохой, когда наиболее яркие проповеднические обращения Церкви рождались за Литургией мессианских дней — Рождества, Богоявления и Пасхи, — современное гомилетическое обращение, как правило, более не говорит о смысле дела Спасения, но ограничивается воспроизведением всего знакомого, родного, повторяемого о празднике и его содержании: звезда и волхвы, пастыри и вертеп, Ирод и Египет. Воспроизводимое по навыку и привычке перестает быть традицией, становясь частью окружающего мира и в этом смысле не многим отличается от секулярного Рождества с только елкой и только подарками.
Иеромонах Иосиф: Говоря о патристической эпохе, нельзя обойти стороной проповедь святителя Иоанна Златоуста, произнесенную в праздник Рождества Христова 386 года в Антиохии. В этой проповеди, представляющий огромный интерес как для богословов, так и для церковных историков, святитель вопрошает слушателей: «Итак, что бы вы хотели сегодня услышать от меня»? Такой вопрос часто задают и современные проповедники и пытаются говорить примерно то, о чем желает и что готова слушать собравшаяся публика. Однако святитель Иоанн Златоуст хотя и задает этот вопрос, но отвечает на него сам и объясняет почему. «Какая Вам будет польза, если я постоянно буду проповедовать в соответствии с вашими желаниями и вожделениями? Время этой жизни коротко, дорогие друзья. И если мы пришли, чтобы услышать слово Божие, если мы пришли молиться, принимать участие в вечере Господней и совершать другие подобные действия, то приступать к ним мы должны в благоговении и страхе, чтобы своей небрежностью не навлечь на себя проклятие». Так, пояснение сути происходящего становится особенно актуальным.
II
Учитель
Диакон Августин: Было бы весьма интересным узнать, какие именно нужды и пожелания относитпельно проповеди высказывала антиохийская аудитория Иоанна. С достаточной степенью уверенности можно предположить, что спустя четыре века после Рождества Христова не все аспекты новозаветного христологического исповедания веры были одинаково близки антиохийскому христианству, вышедшему из язычества и во многом ментально и культурно в нем остававшемуся. Иисус — величайший Учитель Веры и нравственности, посланный от Бога Сын, а потому достойный беспрекословного следования. Нравственный перфекционизм, столь свойственный проповеди Златоуста, подкрепляется его христологией. Так библейское наименование равви-учитель неожиданно переводится на язык метафизики.
Иеромонах Иосиф: Для современных богословов очень важно уметь найти такие слова, такие выражения и фразы, которые могли бы увлечь сердца человеческие, направить их к осмыслению тайны Боговоплощения. Возвращаясь к проповеди святителя Иоанна Златоуста, хочется привести один его аргумент, который, на мой взгляд, не потерял актуальности. «Бог явился на землю во плоти и „обращался между людьми“ (Вар. 3.38). Поэтому, возлюбленные, возрадуемся и возвеселимся. Разве Иоанн не взыграл во чреве матери своей Елисаветы, когда Мария навестила ее? Мы, однако, сегодня смотрим не на Марию, а на Самого новорожденного Спасителя. Поэтому мы должны намного больше радоваться и с изумлением смотреть на эту великую тайну, которая превосходит наше разумение. Как если бы мы были удивлены, если бы увидели солнце, сошедшее с небес, которое, двигаясь по земле, щедро рассылало бы свои благодатные лучи всем живущим». Такие наглядные, доступные примеры святитель использовал в своей проповеди. Все это легко усвояемо и вразумительно для всех.
Христос Мессия
Диакон Августин: Другим вероучительным контекстом Рождества Иисуса из Назарета является мессианское исповедание. Явленное в жизни библейской общины, оно быстро теряет свою актуальность. Поэтому уже в Посланиях Апостола Павла мы встречаемся с употреблением словосочетания «Иисус Христос», своего рода имени и фамилии.
В наше же время при пении и чтении Символа Веры не делается столь необходимая пауза между именами «Иисус» и «Христос», подчеркивающая веру «во Единаго Господа Иисуса», Мессию веры Церкви. В эпоху, когда секулярные оракулы предвещают кризисы, узурпируя миссию пророчества, молчащие христиане «мессианизируют» политические структуры, нации, народы и государства. Мессия же пришел две тысячи лет назад и вернется в конце истории.
Иеромонах Иосиф: Суета и занятость своими собственными делами, достижениями и призванием уводят человека, а иногда и целые народы от понимания истинного смысла истории и цели существования. В этом и заключается тот факт, что центральное событие истории человечества осталось в тени, что мессианское исповедование остается невостребованным, что «Мессия пришел, но Его не заметили». Бог выходит на поиски человека, даже если пока еще никто не знает о Его рождении, даже если Вифлеем спит и физически, и духовно. Но совсем скоро весть о чудном младенце встревожит Ирода и весь Иерусалим.
Первосвященник во век
Диакон Августин: Послание к Евреям оставляет в стороне встречаемые в других текстах Писания христологические титулы и концентрирует все свое внимание на исповедании: «Иисус — Первосвященник во век по чину Мелхиседекову».
Подобно мессианскому исповеданию единственного подлинного Мессии, лишающему силы претендующие на мессианство политические силы и власти, литургическое исповедание веры в Первосвященника вовек упраздняет сакрализацию мира и действительности, делает предельно простым наше упование, указывает на Того, Кто единственный обладает личностным и непреходящим священством и делает явным в своей относительности священство как функцию, становящуюся действием только в силу причастности силе действия Его священнодействия, начинающегося в эти дни в Вифлееме.
Иеромонах Иосиф: «Ты бо еси Приносяй и Приносимый, и Приемляй и Раздаваемый, Христе Боже наш» — эти слова, ежедневно читаемые предстоятелем на Литургии, очень точно определяют первосвященническое служение Христа. Для объяснения этих слов в истории Церкви дважды собирались соборы в 1156 и в 1157 годах. Вопросы этих соборов — очень тонкие, касающиеся христологического аспекта в его евхаристическом преломлении, природы Христа и Его сотериологического действа. Однако недоумения, посетившие отцов собора, перекликаются с вопросом, часто задаваемым в современных богословских школах: когда и кем Христос был рукоположен в священнический сан? — но они и рассеиваются при чтении наследия отцов.
Так, святитель Кирилл Александрийский пишет: «Когда Он стал человеком, то действовал и как иерей, принося священнодействие не как большему Богу, но Себе Самому и Отцу…» И в другом месте читаем: «Он Сам стал архиереем по человечеству, божественно принимая жертву от всех, Сам — жертва по плоти, Сам очищающий наши грехи по всемогуществу Божества…»
С самого момента рождения начинается и Его первосвященническое служение. Символ этого служения наблюдаем мы и в приношениях волхвов: золото — Царю, ладан — Первосвященнику, смирну — истинному Человеку.
Сын Человеческий
Диакон Августин: Христологические титулы славы становятся содержанием пасхального благовестия общины, рассматривающей дела и слова Иисуса в свете Воскресения, в то время как словосочетание «Сын Человеческий» было любимым само-наименованием нашего Господа на Его до-крестном пути.
Восходящее к видению пророка Даниила (Дан. 7) слово о Сыне Человеческом тесно соприкасается с мессианскими представлениями, но в отличие от последних — буквально иконизирует в себе содержание библейского откровения, говорит о Боге, решающем ход истории, о Боге, входящем в историю и подтверждающем слово Завета исполнением верности. Своей непререкаемой простотой и ясностью оно говорит о правде подлинных отношений человека и Бога, явленных Иисусом из Вифлеема.
Иеромонах Иосиф: Верность Бога заставляет нас задуматься о человеческой верности, о верности между людьми, о верности в отношениях, о правде Божией. В подготовительные недели перед Рождеством Христовым Церковь празднует неделю святых праотец и неделю святых отец. И вот в этом воспоминании ветхозаветных имен, в этой родословной Христа для нас раскрывается необычное сочетание упования и верности, той верности, которую нарушил Адам в раю, но которую реализовал Новый Адам — Христос. И даже если в родословной Христа мы встречаем наравне с праведниками и людей со сложной судьбой, людей, запачканных грехом, мы радуемся тому, что Господь сплел всех этих людей в одну семью, соединил их в едином родстве и назвал их своими прадедами. «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут», — пишет апостол Павел (1 Кор. 15.22). И вот перед нами раскрывается промысел Божий о человеке, новое Божие обетование. Рождение Нового Адама указывает на совсем другую, духовную связь всего человечества в Нем и посредством Него.
Сын Божий
Диакон Августин: Действительно, в этом перечислении имен, — каждое из которых осталось всего лишь именем, поскольку людей, их носивших, больше нет (вспомним, что ветхозаветная библейская вера, говоря о Шеоле, воспринимает его как место не-существования), — раскрывается отныне данная каждому человеческому имени пульсация жизни, ожившей в Том, Кто принял на Себя человеческое имя Иисус и сделал имена живших — именами живущих.
«Сын Божий, ставший человеком, чтобы человек стал Богом», или как скорее всего об этом думал автор формулы — святитель Афанасий Александрийский, — «чтобы человек узнал божественное в себе», — Иисус из Назарета, который на самом деле должен был бы называться Иисусом из Вифлеема, становится местом присутствия Того, Кто не имеет нужды называть Себя Богом. Как бы утверждая этот парадокс, Иисус не именует Себя Сыном Божиим. Сыновство Его является не в утверждении, а в отсутствии всякого противопоставления между Ним и Богом. У Иисуса нет ничего Своего.
Иеромонах Иосиф: Родословная Иисуса Христа, изложенная у Евангелиста Луки, передает скованную одной цепью связь имен: «Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати, и был, как думали, Сын Иосифов. Еносов, Сифов, Адамов, Божий» (Лк 3:23−38).
Это указание на Сыновство Бога осознавалось и осознается каждым поколением на протяжении веков. В одной из всем известных рождественских детских колядок есть замечательные строчки: «Добрый тебе вечер, Радуйся, радуйся, земля, Сын Божий в мир родился. Мы к тебе, хозяин, с добрыми вестями. Радуйся, радуйся, земля, Сын Божий в мир родился»
Это то, что называется народным богословием, которое в простоте своей выражает суть Благой вести Евангелия: «Сын Божий в мир родился».
И это очень глубокие слова. То, что было сокрыто от ангелов — «и ангелом несведомое» (Богородичен 4 гласа) — открыто родившимся на земле. Здесь и радость, и упование, и верность, и обетование. Так словами, облеченными в простые мелодии, народ постигал всю глубину христологической тайны.
Спаситель
Диакон Августин: Язычники, то есть те, кто этимологически был обречен на пренебрежение («pagani» — жители деревень, простой народ), особенно усиливавшееся при противопоставлении метафизическому превосходству знавших Единого Бога, были особенно чувствительны к наименованию Господа Спасителем.
Если мессианское восприятие Иисуса из Назарета не находило отклика в народах, не знавших библейских обетований, то слово о Спасении и Спасителе с особенной интенсивностью воспринималось миром в первоначальном благовестии Церкви. Вопрос интерпретации понятий и их восприятия всегда будет актуальным в Церкви и мире.
Иеромонах Иосиф: В Откровении святого апостола Иоанна Богослова сказано: «И Он (Иисус Христос) положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти» (Откр 1:17,18). Это свидетельство самого Господа с невероятной точностью указывает на сотериологический аспект христианской миссии, коренящейся в воплощении Мессии. Ведь Тот, Кто обладает ключами жизни, Кто «жив во веки веков», Кто владычествует над адом и смертью, Тот подает жизнь всякому верному служителю Своему.
В самом конце Откровения апостол Иоанн еще раз приводит слова Христа: «Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя» (Откр. 22.16). «Потомок Давида» рождается в городе Давида, и это глубоко символично. Принимая в свое духовное родство Иосифа, Давида и всех патриархов, Господь не чуждается назвать их предками, хотя почти никто из них не был ему кровным родственником. Они исток — христиане продолжение, они приуготовляли рождение — христиане созерцают, они уповали — христиане веруют.
Сын Иосифа
Диакон Августин: Родственники Христовы по плоти, согласно закону, были подлинными родными и наиболее близкими Иисусу людьми. Особенное и удивительное их отличие — в способности уйти в тень, оказаться как бы за пределами истории, стать лишь именем, наполнение которого происходит за пределами мира, в котором живут и умирают.
С наибольшей силой это становится видимым в образе Иосифа Праведного, о котором мы не знаем почти ничего. Свидетельством тому и принципиальное разночтение традиций, ведь христианский Запад видит в Иосифе молодого благочестивого иудея, ставшего символом воздержания в законном браке и образом будущего монашества. Восток же говорит об Иосифе-старце, вдовце и отце. Аскет и праведник, один из наиболее почитаемых святых на Западе — или же воспоминаемый на Востоке только в числе родственников Господа обручник.
Иеромонах Иосиф: Рождаясь в Вифлееме Иудейском, Христос для большинства своих современников становится сыном Иосифа. Более благочестивые израильтяне называли его сыном Давида и только те, кому Дух Святой открывал тайну Воплощения, называли Его Сыном Благословенного, Сыном Всевышнего, Сыном Бога Живаго (Мт. 16.16). Эти благодатные титулы и названия Христа на протяжении всей истории человечества открываются и осмысливаются каждым человеком в тесной связи с исторической эпохой, в контексте его знаний, на фундаменте веры, в чистоте сердца. Приближаясь к Рождеству, человек готовится принять в вертепе своего сердца Любовь Истинную, Любовь Святую, Свет мира, младенца Иисуса.
Кириос
Диакон Августин: Иисус не был человеком биографов. Явление Иисуса в силе и славе пасхальной победы, о которой свидетельствуют Евангелия, приносит нам слово о Господе Иисусе, поставленном в Своем достоинстве Кириоса — властелина истории в силу Его пути и Его Креста в кульминации события Воскресения.
Иисус становится сакраментальным переводом на язык человеческой конечной реальности той правды, о которой Бог свидетельствовал о Себе словом Библии и словом Истории. Во Иисусе делается очевидным откровение о реальности, реалистичности, достижимости и единственной важности Божией правды здесь и сейчас.
Именно поэтому Его господство, наименование Иисуса Господом, Кириосом становится не статичной константой метафизической данности события Боговоплощения, но исполненной драматизма историчности, неповторимости и неочевидности координатой диалога Бога и человека, становящегося гравитацией повседневности и превращающей Рождество Христово в момент начала истории мира и человека.
Исповедание первых христианских общин Иисуса Кириосом утверждает это, свидетельствуя о единстве и единственности господства в мире и отрицая претензии политических образований, роль каковых в ту эпоху выполняла власть римской империи — император, который обожествлялся и именовался владыкой, господином. Исповедание веры провозглашает упразднение господства этого мира в славословии единственного Господа: «Из уст Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным; Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя. На одежде и на бедре Его написано имя: «Царь царей и Господь господствующих» (Апок. 19, 16).
Иеромонах Иосиф: «И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и взывающее: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк 2:13,14) Именно пастухам была явлена и приоткрыта слава Христа-Кириоса, господство Христово, плод Его пасхальной победы. Вплоть до наших дней достоинство и слава Христа может оспариваться, иногда отвергаться, но для верующего оно открывается в знамении «младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк 2:12). И знамение это было не просто явлено когда-то две тысячи лет назад где-то в Палестине, но совершается ежедневно в Таинстве Евхаристии, когда архиерей либо священник произносит слова: «И пришедши звезда, ста вверху, идеже бе Отроча» (Мф. 2, 9).
III
Диакон Августин: Событие Рождества не поддается ни обозрению, ни временно-обстоятельственной локализации. Евангельское повествование через отличие подробностей события Рождения у евангелистов утверждает и подтверждает истину о том, что Рождество Иисуса из Назарета не прочитывается по горизонтали, но является частью Его Воскресения, становится матрицей той киригмы Церкви, что в кульминации своего целеполагания приводит слышащего слово к моменту эсхатологического свершения, в обратной перспективе становящегося моментом рождения нас.
В многообразии имен Христовых приоткрывается причинность разнообразия восприятия Его Рождества, делающая легитимным несовпадающее по бытийной глубине прочтение праздника. Ведь каждому из уже обозначенных и еще не обозначенных христологических титулов может соответствовать и соответствует особенная направленность личной и общественной контекстуализации события Его рождения, как в Церкви, так и в мире. Рождество — это день, где есть место для каждого.
Иеромонах Иосиф: Не случайно в заключение нашего рождественского диалога мы приходим к знаменательной формулировке: «Рождество Иисуса из Назарета является частью Его Воскресения». На пасхальной Литургии положено читать первое зачало Евангелия от Иоанна, которое по своему содержанию более подходит к празднику Рождества Христова: «Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими. И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины» (Ин. 1.11−14). Празднуя Пасху, Церковь вспоминает Воплощение, славословя Рождение — Церковь устремляется к Воскресению.
[1] Ad illum imus, per illum imus, non perimus.
