Все попытки ввести в школе предмет основы православной культуры обернулись поражением. Выразив внешнее согласие с тем, что такой предмет необходим, сменявшие за последний год друг друга министры образования, в конце концов, утвердили обязательным для школьной программы преподавание основ религий. Аналогичный предмет — история религий — существует в вузах. Таким образом, сегодня преподавание истории религии зачастую является основной, если не единственной возможностью вести христианское просвещение молодежи. Однако, как это уже всем очевидно, далеко непросто через преподавание истории религий дать человеку почувствовать тот Свет и ту Любовь, которые несет в себе Христианство. Более того, пока история религий еще не стала полностью государственно одобренным предметом, нередки случаи, когда под вывеской преподавания религиоведения в систему образования проникают различного толка сектанты, и вместо просвещения дети получают яд восточной «эзотерической» духовности, оккультной и языческой мистики. Порою такое обучение представляет собою угрозу попадания в тоталитарные секты и даже прямого нравственного растления. Именно поэтому так важно добиваться, чтобы преподавание истории религии велось православными людьми. Для обоснования необходимости этого достаточно, на наш взгляд, сослаться на ту огромную роль, которую православное христианство сыграло в деле формирование русской нации и русской культуры. Да и для вхождения в мировую культуры гораздо полезней изучить православие, чем любое сектантское учение: мировая культура не знает философов-баптистов, поэтов-адвентистов, художников-мунитов… Подавляющее большинство детей, сидящих в классах, считают себя русскими и хотят быть русскими, многие крещены в Православной Церкви, а потому было бы прямым нарушением конституционных прав личности пытаться навязывать им чуждую их наклонностям и убеждениям идеологию. И не надо считать такую позицию проявлением религиозного обскурантизма и фанатизма: чтобы иметь возможность осуществить свое конституционное право на сознательное и свободное отношение к иным культурно-религиозным установкам и учениям, необходимо, прежде всего, хорошо знать свою собственную культуру и родную для себя религиозную традицию. К сожалению, слишком многие русские люди православных основ своей родной культуры не знают. Учитывая все это, можно понять важность максимального использования учебного курса истории религии для образования душ наших детей. Пора ведь вспомнить, что образование состоит в сообщении человеку некоего образа, а именно — в раскрытии образа Божьего, составляющего сердцевину его личности. Исходя из некоторого личного опыта преподавания этого предмета выделим наиболее важные акценты. Во-первых, — по древней мудрости: «врач, исцелись сам», — учитель, научись сам. Было бы идеально, если бы учитель сам был человеком церковным, этим сразу снимаются многие вопросы и затруднения. Церковная жизнь, исповедь и причастие, благословение духовника преподадут такую помощь Божью, что с избытком восполнится и недостаток каких-то знаний, и недостаточное умение говорить в аудитории о вещах духовных. Однако при этом, преподаватель должен быть и педагогом: и если не самым талантливым, то, хотя бы, владеющим основами педагогики. Потому что воцерковление в данном случае не влияет на приобретение новых талантов. И как нельзя стать гениальным хирургом из слесаря, утвердившись в вере, также невозможно из бухгалтера превратиться в педагога. К сожалению, сегодня невозможно обеспечить школы таким количеством воцерковленных педагогов, как этого бы хотелось. Но этого не нужно боятся. В данном случае, предмет будет образовывать не только детей, но и учителей. Однако представлять себе наиболее удачный вариант как перспективу на будущее мы должны. Во-вторых, если говорить об основах построения курса, здесь можно предложить два, на первый взгляд противоположных, но на деле взаимодополняющих принципа: 1) христоцентризм, то есть необходимо, излагая любую тему, иметь ум свой во Христе. Рассказывая о любом религиозном учении любой эпохи любого народа, видеть его и показывать его в перспективе христианства. Ибо, ведь, действительно, Бог один, и человечество едино, и, по большому счету, религия, как связь человека с Богом одна и едина во множестве своих региональных и исторических неправославных проявлений, так или иначе затемняющих ту высшую и полную истину, которая дана нам в Иисусе Христе. Свет Христовой истины светит даже во тьме, как сказано апостолом, «и тьма не объяла его» (Ин. 1:5). Этот-то свет и следует ясно показать. Но эти евангельские слова имеют два смысла: «не объяла», значит, — не поглотила, не победила, но и — не поняла, не приняла, а потому с христоцентризмом обязательно должен сочетаться 2) акцент на различиях, — всюду необходимо ясно показывать реальные различия религиозных учений и культов. Очень важно наглядным образом продемонстрировать, что религии отличаются не второстепенными подробностями, а принципиальными эсхатологическими упованиями, что в сфере духовной существуют и тупики, и извращения первоначальных установок, и опасные ловушки, что эта сфера является местом проявления непрестанных усилий диавола исказить божественную истину и совратить людей на их пути к Богу. Цель курса истории религии состоит, таким образом, в том, чтобы осветить духовную историю человечества светом Христовой истины, показать в этом подлинном свете ее многообразные проявления. По ходу же изложения исторического материала наиболее важными являются следующие акценты. В первых же вводных темах следует продемонстрировать: 1. Невозможность понять происхождение религии «по Дарвину» Все попытки такого рода основаны на подмене: вместо того чтобы объяснять, как могла религия возникнуть из естественных условий жизни высокоразвитых животных предков человека, говорят о том, как она возникла у человека, заранее предполагая, таким образом, ее наличие. Вместо того чтобы описать, как могут религиозные понятия возникнуть у существа, таких понятий лишенного, неявно предлагают поставить себя на место дикого предка человека, а в этом случае все вопросы решаются легко: ведь у того, кто ставит себя на это место, религиозные понятия уже есть, даже если он атеист. Вместо того чтобы действительно, как декларируется в начале, объяснить религию естественным образом, рисуют ситуацию совершенно противоестественную: человек бессилен перед природой, подавлен ее величием, необъяснимостью, господством стихийных сил, он находится в страхе перед миром, терпит поражения в борьбе с ним, он совершенно не приспособлен к миру, он напоминает маленького котенка, выброшенного из дому под дождь на улицу — но позвольте?! Откуда он такой взялся? Если его из рая выгнали, то все понятно, а если он произошел от сытой и незакомплексованной обезьяны, которая себя отлично в мире чувствует, то нарисованная картина совершенно абсурдна. Очень важно раскрыть тот факт, что религия не может возникнуть из магии, — напротив магия возникает как деградация и вырождение религиозной жизни. Если я маг, то я сам хозяин положения, мне в таком случае не нужен никто: из магии нет выхода к религиозному чувству. Не менее важно показать и то, что только монотеизм может быть изначальной религией: многобожие может возникнуть лишь как деградация веры в единого Бога. 2. Невозможность каких бы то ни было противоречий между религией и наукой Вопросы, поднимаемые религией, стоят вне компетенции настоящей науки, вопросы, поднимаемые настоящей наукой, не могут иметь решений, предзадаваемых религией, хотя, безусловно, раскрытие наукой удивительной целесообразной разумности мира дает обильную пищу религиозному уму. Основные проблемы, которые решает религия, это, во-первых, преодоление смерти, во-вторых, преодоление отчужденности людей друг от друга. Наука же не способна даже поставить эти проблемы, она не способна даже почувствовать, почему смерть и отчуждение представляют для человека проблемы, что же в этих явлениях проблематичного. Выходя за рамки науки, ученый (как и всякий человек) может остро переживать подобные вещи, но стоя на почве научного подхода к человеку и миру, он стоит вне этих проблем. 3. Духовная полнота человека (в смысле индивидуальной личности, общества или всего человечества) никак не зависит от уровня его технической развитости В той истории, которую мы знаем документально, такая независимость есть очевиднейший факт: Гомер жил в обществе на несколько порядков менее развитом, чем современное, но в духовном смысле явно стоит не ниже современных поэтов. Софокл, Платон, Конфуций, Лао-цзы, Августин, Будда, Данте, Леонардо да Винчи, Бах, Андрей Рублев, Гете, Шекспир, художники верхнего палеолита, Моцарт, Стравинский, — кто выше и кто ниже в этом ряду, который можно продолжать? Это один уровень, несмотря на огромную разницу материальных условий, в которых жили эти гении, и тех технических средств выражения своих замыслов, которые они имели. Верхнепалеолитическая живопись по единодушному заключению современных художников своей художественной выразительностью затмевает современное анималистическое искусство, это уровень гениев. Люди, жившие в пещерах, при всей своей технической неразвитости, в смысле духовном были равны нам. Говоря о доисторических формах религии, необходимо проакцентировать наличие изначальной веры в будущее телесное воскресение мертвых, которая видна уже в погребениях, сделанных неандертальцами. Все те подробности погребального обряда, которые могут быть восстановлены по данным археологии, символически утверждают неокончательность смерти человека. Необходимо показать неразрывную связь религии и морали, а также религиозные истоки возникновения искусства, письменности и государства. Вся ближневосточная и античная религиозная традиция может быть понята как предчувствие христианства и подготовка к нему. Государство в Древнем Египте и Месопотамии возникает для решения религиозных задач преодоления смерти и воссоединения с Богом, идея царской власти формируется как идея спасительного посредника между Богом и народом, человека, чистого от греха, а потому всегда сохраняющего контакт с миром божественным и через себя такой контакт обеспечивающего всему своему народу. Как следствие острого переживания своей греховности и из стремления восстановить утраченную связь с Богом формируется идея таинств. Жертвоприношение возникает еще в палеолите как выражение неизбывной жажды причащения божественному бытию (оно может вырождаться в магию, делаясь тотемизмом, но изначально жертвоприношение остро религиозно), в последние же века до нашей эры языческий мир вырабатывает форму мистерий, которая есть уже прямая подготовка великой благочестия тайны: явления Бога во плоти (1 Тим. 3:16). Необходимо заметить также, что непосредственно перед пришествием Христа мистериальное творчество угасает и как бы замирает, и тем ярче видна уникальная новизна христианских таинств, христианской веры, которая основывается на реальном воплощении всех дохристианских упований и чаяний, на живом историческом явлении всего того, что угадывалось и ожидалось религиозными гениями древности. Не христианство может быть сведено к дохристианским языческим корням, как это тщатся сделать противники Христа уже две тысячи лет, а наоборот — вся дохристианская и внехристианская религиозность только и может быть по-настоящему понята исходя из христианства, из Христа, как корня всякой религиозной жизни. Не в христианстве отголоски язычества, а в язычестве отголоски христианства. «Умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; Но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается» (2Кор. 3:14−16). Это относится не только к иудаизму, но и ко всей внехристианской религиозности: «покрывало лежит на сердце их» и снимается оно Христом. Индийская и дальневосточная религиозная традиция может быть достаточно ясно понята при раскрытии двух принципиальных изменений, произошедших в религиозной жизни этих народов: во-первых, утрачивается понятие греха, само чувство греховности человека, поврежденности его естества, а из этого следует, что спасение свыше делается ненужным, человек может сам достичь всего, что ему нужно, — восточные учения и направлены на тренировку сил самого человека, они даже уже и не понимают, отчего, собственно, нужно человеку спасаться. Во-вторых, в этой религиозной традиции утрачивается идея телесного воскресения и это приводит к утрате понятия о личности человека, как уникальной тайне: изобретается учение о переселении душ, а целью провозглашается либо растворение в надмирном Абсолюте (Индия), либо растворение в Абсолюте естественном (Китай). Личность, как явление и как понятие не существует на Востоке и это очень важно продемонстрировать. Указанные особенности восточной традиции достигают высшего своего выражения в буддизме, поэтому особенно нужно подчеркнуть диаметральную противоположность христианства и буддизма: Христос жалеет людей за то, что они умирают и спасает их от смерти, Будда жалеет людей за то, что они живут, и спасает их от жизни, для буддиста жизнь — это страдание (первая великая истина Будды), а для христианина она — блаженство, и целью является вечная жизнь, для буддиста же цель — вечная смерть, нирвана. Подчеркнуть эти различия, наглядно проиллюстрировать их совершенно необходимо, поскольку слишком много появляется лжеучителей, «синтезирующих» буддизм и христианство. Давая материал по ветхозаветной еврейской религии, следует прояснить тот факт, что, судя как по еврейскому Священному Писанию, так и, тем более, в свете Нового Завета весь смысл существования еврейского народа, весь смысл истории его взаимоотношений с Богом состоит в том, что, произведя евреев и воспитывая их в послушании, Бог готовит рождение Мессии. Для этого Бог призвал Авраама, для этого испытывал его веру, наставлял и укреплял Исаака и Иакова, для этого был плен египетский и было избавление от него, для этого были сорок лет странствий в пустыне и для этого дан Закон, для этого судили судьи и царствовали цари, для этого был Храм, и разрушение его, и плен вавилонский, — для того, чтобы, в конце концов, в наступившей полноте времен шестнадцатилетняя Дева, смиренно вверяя всю Себя Воле Божьей, сказала: «Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк. 1:38). Переходя к изложению истории христианства полезно, с точки зрения методической, остановиться на том, что Евангелия (да и все новозаветные тексты) являются одними из самых достоверных исторических свидетельств. Научный их анализ показывает, что они все написаны в первых веках от Рождества Христова и дошли до нас в очень большой сохранности. Если, скажем, наиболее древняя рукопись, доносящая до нас текст Платона, относится к 10 веку, и, таким образом, разрыв между моментом создания текста и копией дошедшей до нас составляет полтора тысячелетия (и это обычное дело для всех древнегреческих текстов), то для книг Нового Завета этот показатель — не более ста лет, а для Евангелия от Иоанна — 20 лет. Притом этих древних рукописей с новозаветными текстами огромное количество. Игнорировать эти свидетельства невозможно при добросовестном отношении к историческому исследованию. Совершенным уже абсурдом являются попытки (начавшиеся в 18 веке) объявить Иисуса Христа мифической, легендарной личностью, — вопреки всякой исторической очевидности. Уяснение сущности христианства возможно только через раскрытие уникальной Личности Христа, через осмысление Богочеловечества Иисуса, Его Крестной Жертвы и Его Воскресения. Важно показать неразрывность христианской веры и явления Церкви, вернее сказать — тождественность христианства и Церкви. Вообще, говоря о христианстве, полезно еще раз подчеркнуть, что религия, как таковая, есть всегда и прежде всего некоторый способ жизни, не сводимый к словесному учению, а в христианстве эта религиозная жизнь достигает своего высшего развития, христианство менее всего можно понять из книг и рассказов, понимание его дается лишь через личный опыт непосредственного прикосновения к святости, через личный опыт церковной жизни. Поскольку же учебный курс религиоведения предполагает все-таки изложение некоторого христианского учения о Боге и человеке, о вере и нравственности, таковое учение может быть дано в виде развернутого комментария к Заповедям блаженств и некоторым основным пунктам Нагорной проповеди. В вероучении ислама важно показать проявления регресса и упрощения во всех отношениях: отказ от догматов Троицы, Богочеловечества, утрата понятия о Церкви (о священстве и, вообще, о таинствах), огрубление понятий о посте, милостыне, молитве, искажения в нравственной сфере (отношение к женщине и к неверным). Разумеется, что здесь необходимо соблюдать возможную тактичность, поскольку в аудитории могут присутствовать и мусульмане. Изложение этой темы не должно оскорблять их религиозных чувств. Здесь особенно уместно, не прибегая к явным оценкам, акцентировать внимание на реальных различиях в вероучении и укладе жизни христиан и мусульман. «Все западные христианские общества суть ереси против Церкви», — писал А.С. Хомяков; именно в свете этого может быть раскрыта сущность западных исповеданий (католичества и протестантизма). Постепенное затемнение и дальнейшая совершенная утрата понятия о Церкви необходимо показать, излагая историю западного христианства, и продемонстрировать при этом, как эти процессы приводят к выхолащиванию религиозной жизни Запада. Говоря о русской православной традиции, нужно подчеркнуть, что в случае восточнославянских племен христианство легло на практически девственную почву. Если западные народы, принимая христианство, имели уже за плечами длительную культурную историю, имели развитые религиозные культы и богатую мифологию, то славянская культура находилась в состоянии младенческом. Славянское язычество поражает своей размытостью и неоформленностью: зачастую божества имели немного разные имена и несколько разные функции буквально в соседних деревнях, языческие капища очень редки, главная религиозная жизнь концентрируется в домах, ни храмов, ни жреческого сословия, как такового, нет, главным мотивом религии является, по всей видимости, культ предков, — все это соответствует приблизительно основным чертам культуры неолита. Поэтому языческих мотивов в русской религиозной жизни минимум на порядок меньше, чем в западной Европе (одни карнавалы чего стоят, и западная церковь, в отличие от русской с этими проявлениями язычества практически не боролась, церковники сами в них участвовали). Весьма распространены рассуждения о «двоеверии», «обрядоверии» и суеверии русского народа, но русские философы и богословы пишут об этом именно потому, что у русских это «болит», потому, что русскому человеку невыносимой занозой ранят душу всякие попытки «общения света со тьмой», попытки наладить «согласие между Христом и Велиаром» (2Кор. 6:14−15). На Западе же, что в Средние века языческие вакханалии четыре раза в год устраивали, и ничего не болело в душе, что нынче братаются со всеми вероисповеданиями подряд, и ничего не болит… И только с бревном в глазу поучают нас, от занозы страдающих… Было бы очень полезно рассказать и об основных действующих в России сектах: о баптистах, адвентистах, — особенно об иеговистах, наступающих в последнее время, — а в заключение курса дать им соответствующую оценку. В качестве пособия можно использовать книги А. Кураева, где есть материалы, разоблачающие сектантов. Естественно, изложение данного подхода к преподаванию истории религии с позиции Православия требует детальной разработки программы и ее адаптации на школьном и вузовском уровне. Сегодня, когда все усилия православных педагогов написать школьные учебники по основам православной культуры, оказались невостребованными, а вместо этого предмета в школы вводятся основы религий, необходимо вовремя среагировать и разработать такой образовательный курс, издать его в виде учебников. Именно православный, а не сектантский, атеистический или чисто «научно-религиоведческий», что означает одно и то же.
