 |
| Татьянин день | Протоиерей Виктор Салтыков | 22.12.2011 |
О современном православном кино и кино о Церкви, о том, 
какие тенденции церковного кинематографа выявил кинофестиваль «Радонеж — 2011″, а также о чудесах и соблазне извлекать из них материальную выгоду, рассказывает протоиерей Виктор Салтыков, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы села Жарки Иваново-Вознесенской и Кинешемской епархии, председатель жюри телевизионного конкурса кинофестиваля „Радонеж“.
— Отец Виктор, пожалуйста, поделитесь своими впечатлениями от прошедшего кинофестиваля „Радонеж“.
- Впечатления хорошие. Есть ощущение, что закончился какой-то период и начинается что-то новое, чего раньше вообще не было. Как вот был Советский Союз — а потом что-то случилось, какой-то катаклизм, танки въехали в Москву, город завалило мусором — и потом что-то изменилось и началась совсем другая жизнь. Не будем оценивать, какая — но другая. И вот в церковной жизни и, в частности, в православном кино и в кино о Православии тоже начинается что-то новое. И оценить это очень важно.
За прошедшие 20 лет восстановилось множество храмов. Относиться к этим переменам можно по-разному, но нельзя не замечать, что что-то произошло. Это явление можно определить, в первую очередь, как восстановление ландшафта, который был в России до революции 1917 года, до того, как стали уничтожать Церковь. Явились белые колоколенки, купола зазолотились, устраиваются крестные ходы. Кто-то может относиться к этому искренне, для других это просто мероприятие. Но все равно впечатление, что на полотне нашего времени, как на убрусе, проступает образ России.
Встает вопрос: здания восстановили, а дальше что? А дальше — продолжать воцерковляться надо, как-то осваивать то, что было восстановлено.
На минувшем кинофестивале „Радонеж“ приз за лучший сценарий получил фильм „Спас-камень. Остров надежды“, в котором рассказывается о человеке моего поколения, который был инженером, „технарем“, профессиональный парашютист. Короче, обычный наш современник, совершенно нецерковный человек. И вдруг, ни с того ни с сего, в начале 90-х годов он стал восстанавливать монастырь на маленьком острове Каменный на Кубенском озере близ Вологды. Он приехал на остров, увидел бесформенные развалины, груды мусора — отходы современного мировоззрения — и вдруг стал там убираться, вывозить мусор, разбирать обломки, очищать кирпич. Бросил работу, перебрался туда вместе с женой и сыновьями. И вот они жили в этих, как принято сейчас говорить, экстремальных условиях, и он просто тупо занимался очищением этого места. В фильме звучат удивительные слова главного героя: „Сначала место восстанавливает человека, а потом человек восстанавливает место“. Он не стал ни священником, ни директором этого места. Он умер несколько лет назад, и его провожали и мирские, и монахи, и священники, а отпевал епископ.
20 лет назад что-то коснулось многих людских сердец. Вдруг в развалинах люди увидели то, чем эти развалины являются на самом деле. Герой фильма ощутил благодать, которую стяжал некогда живший на этом месте молитвенник. Есть Церковь земная — воинствующая, и Церковь Небесная — торжествующая. И вот он увидел образ торжествующей Церкви. Благодать коснулась его души, восстановила его, и после этого уже он стал восстанавливать монастырь, святыню „по небесным чертежам“, и не мог поступить иначе, такой уж человек оказался.
Нечто подобное произошло со многими нашими современниками, так что параллельно шел процесс восстановления храмов и восстановления человеческих душ. Те, кто снимал об этом фильмы, можно сказать, фиксировали этот процесс на пленку, и история нашего православного кинематографа — кинохроника, зафиксировавшая невыдуманную историю восстановления человеческих душ.
Конечно, те, кто делал эти фильмы, вызывали насмешки профессионалов, потому что подчас у них получилась делать кино очень неловко, неуверенно. Но важно, что они снимали все как есть, как им подсказывало сердце, то, что они увидели.
Сейчас ситуация в церковной жизни стала немного иной, чем 20 лет назад, и кино стало иным.
— Какие Вы видите изменения?
- Сейчас тяжелее обратиться к вере. Когда ты ничего не знаешь о Христе, о Голгофе, о Боге, Который пьет общую чашу страданий всех людей, это одно. Когда тебе уже рассказали об этом Боге и ты не пошел за ним, отвернулся от Него — спрос уже другой. Это отвержение — главная проблема сегодняшнего дня. Теперь человек уже не может находиться где-то между верой и неверием, надо как-то выбирать.
Что касается православного кино или кино о Православии, оно стало более профессиональным. Прибавилось мастерство, появились киностудии. Но начала куда-то деваться искренность и любовь. А без сердца снимать фильм никак нельзя, так что нужно как-то совмещать профессиональные навыки и опыт веры.
На прошедшем фестивале „Радонеж“ я заметил еще одну тенденцию: профессионалы стали обращаться к теме Православия. Значит, они почувствовали, что здесь происходит что-то важное. Раньше в центре было другое кино, а фильмы о Церкви оставались где-то в стороне, делались и просматривались как-то прикровенно, небольшим кругом людей. Эту кинодеятельность можно было сравнить с действиями партизанских отрядов, а теперь такое чувство, что подошли регулярные войска.
Сегодня на первый план вышла проблема смысла жизни, бессмысленно жить нельзя. И профессионалы, если можно так выразиться, словно ощутили, что теперь уже те темы, которыми они занимались, невзирая на высокое качество выразительных средств, оказались как бы на обочине. Очевидно, что зубоскальство, „стеб“ — это кризис жанра. Наступило время настоящей жизни, когда надо четко давать ответы на реальные, невыдуманные вопросы, и ответить сразу, не сбрехать „в он-лайн режиме“.
Без настоящей жизни человек не может долго прожить, наступает какое-то безумие. А главное — страдает не сам человек, а, зачастую, его дети. Они же чувствуют, что, к примеру, от папы пахнет чем-то неживым, и сами не могут сориентироваться в жизни, бродят по помойкам отцовского мировоззрения. Это все отражается в кино, потому что не камера является источником изображения, а мировоззрение того, кто ее держит у руках. Камера — это только инструмент.
— Вы можете привести пример кино, в котором автор совмещает благодатный, церковный опыт и профессионализм?
- Таких фильмов достаточно много. Конечно, главный призер фестиваля — „Русалим“, дивные работы студии Святого исповедника Иоанна Воина „Инокиня“,"Притчи», «Пасха на Лысой горе», «За веру и Отечество», «Хирург от Бога» и другие.
Хочется отметить работу, которая получила награду за лучший дебют, фактически студенческую — «Один человек и одна лошадь». Автор фильма увидела живого человека, нашла живой образ лошади, и у нее получилось сделать притчу.
Из работ, которые были представлены на конкурс телевизионных фильмов, назову цикл телефильмов"Человек перед Богом. Таинство Брака", «Таинство Крещения». Автор и ведущий — митрополит Иларион (Алфеев).
Казалось бы, тема Таинств освещалась в документальном кино не единожды и ничего нового на эту тему сказать нельзя, будет банальщина из банальщин, курс катехизиса. Но что такое «катехизис»? По-гречески «эхо» — это голос, звук, а приставка «ката» означает «покрывать». То есть катехизация — «покрытие звуком» или, как у нас принято переводить, «оглашение». Но это покрытие не просто звуком, а Истиной, ясной и простой, и усвоение этой истины.
Митрополит Иларион берет предметом своих передач Таинства Православной Церкви, очень четко их вырисовывает, и видна скурпулезная правка, очень тщательное выстраивание сценария передачи.
Этот цикл передач чем-то напомнил мне прориси. Когда пишут иконы, сначала делают прориси, которые очень четко следуют канону, не имеют в себе ничего лишнего. Потом уже вступает символика цвета. И тут автор как бы поставил себе задачу сделать своего рода прориси, дать четкий, можно сказать, канонически выверенный образ Таинств Православной Церкви средствами кино.
Эти передачи — не просто рассказ о Таинствах. Ведущий отвечает и на часто возникающие вопросы, и его ответы уместны. И очень уместен светлый образ царской семьи в киноповествовании о Таинстве брака. Неслучайно, что рассказывает не просто священник или преподаватель катехизиса, а митрополит.
Может быть, кому-то эти передачи покажутся скучными, потому что в них нет какого-то разнообразия. Но ведь на самом деле образ становится интересен не за счет внешних деталей, а когда он восходит к первообразу, а первообраз в данном случай — твой личный духовный опыт, приобретенный при Крещении, в Евхаристии, в Браке, твой опыт общения с Богом. А он — как бы ни был талантлив режиссер — не изобразим. Задача этих фильмов — привести в храм, а дальше происходит нечто сугубо твое, личное, что в принципе изображать не надо.
Думается, похожая попытка сделана в телецикле о православных праздниках: «Рождество», «Пасха», «Великий пост». Это тоже попытка создать образ, но, скорее, художественный, рассказать о праздниках Церкви на современном языке. Это сознательное действо, в котором есть сочетание документального и игрового кино. Правда, лично у меня сразу скулу сводит, когда вижу, что актеры пытаются играть Христа, Богородицу, волхвов… Это явно не наша традиция. Но авторы фильма, как видно, стремились больше прикоснуться к чувствам зрителя, и то, как они это делают, сначала немного «резануло», а потом показалось достаточно соразмерным, продуманным, деликатным. Потому что у них была цель показать, что такое, например, Рождество, рождественский праздник именно сегодня, в современном мире, и обсудить это вживую.
Интересно, что комментируют фильм совершенно разные люди: Патриарх Кирилл, Эмир Кустурица, Владимир Легойда, протоиерей Максим Козлов, француз, бывший главный редактор журнала «Vogue». То есть вместе собраны очень разные люди. И видно, что Патриарх уделяет этому огромное значение. В 2009-м году он восстановил Чин омовения ног, когда в Великий четверг патриарх в память о событиях Тайной вечери омывает ноги 12-ти священникам в знак смирения. И участие Предстоятеля в этом фильме напомнило мне Чин омовения ног потому, что это тоже пример смирения.
— Неужели можно сказать, что сегодня в сфере православного кинематографа все благополучно?
- Герой фильма «Спас-камень. Остров надежды» не сам по себе увидел в развалинах образ монастыря, это видение — дар Духа Святаго. Вспомним, что рассказывается в 16-й главе Евангелия от Матфея: «Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр отвечая сказал: Ты — Христос, Сын Бога живого. Тогда Иисус сказал ему в ответ; блажен ты, Симон, сын Ионии, потому что не плоть и не кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах».
Когда нас касается благодать, это всегда дар, всегда чудо. Наши храмы восстановлены чудом, ведь, если задуматься, трудно представить себе, как это вообще стало возможно, ведь масштабы материальных затрат сравнимы с программой высадки на Луну или с созданием атомной бомбы. И так же чудом снимаются фильмы. Никто никому не платит. Конечно, примешивается тщеславие, всякие человеческие чувства. но все равно — люди пишут сценарии, снимают фильмы о Церкви…
Чудо — как солнечный зайчик: его в карман не положишь, он не поддается планированию, его нельзя сделать налогооблагаемой базой. А соблазн такой есть.
Когда мы воспринимаем святыню, то сразу должны благодарить, потому что почему-то Господь нам это даровал. Этот дар может предварять молитва, пост. но не обязательно. Кто пел на клиросе, знает, что как только запели хорошо, как только подумал человек, что вот, теперь так хорошо будем петь всегда, — так это сразу исчезает. И здесь — то же самое: увидели солнечный зайчик — и сразу в карман его, сразу вписать в какой-то план, ввести налог. и чудо исчезает, «обижается», если можно так выразиться на лирическом женском языке. А налог-то остается. Кто же от него откажется? И возникают «чудотворцы», которые начинают имитировать чудо. Думается, в этом и есть опасность, которую надо каким-то образом избежать.
Когда мы средствами кино пытаемся славить Господа, нужно очень сильно понимать, что кинокамера беспощадна. Только кажется, что можно что-то скрыть, кого-то перехитрить. Все равно на выходе соборного творчества по созданию фильма будет либо кинообраз, либо безобразие. Вспомнились слова героини фестивального фильма «Музейщик»: «Две вещи невозможно скрыть — любовь и равнодушие».
