Пламя догорающего пожара

Антибольшевицкие вооруженные выступления в Крыму в 1920—1923 гг..

Ликвидация фронтов Гражданской войны не привела к мгновенному «умиротворению» огромной территории бывшей Российской империи. После исхода белых армий страна оказалась охвачена пожаром крестьянских восстаний.

Главной причиной активизации в начале 1920-х гг. вооруженных выступлений против коммунистического режима, их массовости, стала осуществляемая большевиками политика продовольственной диктатуры, выразившаяся в запрете частной торговли и реквизициях зерна у крестьян.

Вначале «изъятие» произведенной сельскохозяйственной продукции распространялось на хлеб и фураж, однако в заготовительную кампанию 1919−1920 гг. оно охватило также картофель и мясо, а к концу 1920 г. — почти все сельхозпродукты. Сбор продуктов осуществляли органы Наркомпрода, продотряды при активной помощи комбедов и местных Советов. Если за период 1918 — 1919 гг. было собрано 107,9 млн. пудов продовольствия, то в 1920 — 1921 гг. цифра отобранных у сельских тружеников «излишков» составила 367 млн. пудов. (1)

Каждая губерния, уезд, волость, каждая сельская община обязаны были поставить государству определенную, заранее установленную квоту, размер которой зависел от ожидаемого урожая. Только тогда, когда все нормы были выполнены, власти разрешали использовать оставшееся для приобретения промышленных товаров, причем в объеме, явно не удовлетворяющем спрос. Оплата же сельскохозяйственных поставок была чисто символической — рубль стремительно падал в цене, потеряв к концу 1920 г. 96% своей стоимости по отношению к золотому рублю. (2)
Реквизиционные мероприятия власти в деревне сопровождались активным применением карательных мер, что не могло не вызвать ответного противодействия крестьянства в форме повстанческого движения.

Только за 1918 г. на подконтрольной большевикам территории было зафиксировано 285 крестьянских выступлений, а за все время Гражданской войны — свыше 400. Однако приведенные цифры не являются полными, поскольку множество крестьянских выступлений не учтено в документах.(3)

При этом наиболее крупные восстания вспыхнули в 1920 г., когда белые армии были разгромлены, угроза возвращения помещиков миновала, и становилось ясно, что продразверстка и террор являются не вынужденными чрезвычайными мерами, но постоянной и целенаправленной политикой коммунистов.

География восстаний обширна: центральная Россия, Левобережная и Правобережная Украина, Заволжье, Западная Сибирь и Урал.

Не стал исключением и Крым.

Хотя происходившее здесь заметно уступало своими масштабами антисоветским выступлениям в центральных районах, и не оставило такой заметный след в живой памяти, как «махновщина» и «антоновщина», эти драматические страницы истории полуострова не могут быть оставлены без внимания.

После окончания Гражданской войны экономика Крыма пребывала в состоянии глубочайшего кризиса. В ноябре 1920 г. объемы промышленной продукции в сравнении с 1913 г. сократились в 4,6 раза.(4) Многие предприятия были выведены из строя, некоторые из них — разрушены полностью.

Не лучше обстояли дела в сельском хозяйстве.

«В хозяйственном отношении, — писал в ноябре 1920 г. командующий Южным фронтом, Михаил Фрунзе, — Крым сейчас представляет собой довольно печальную картину. В значительной мере вырублены леса, сильно пострадало садоводство и виноградарство. Плохо обстоит дело с земледелием вообще.»(5)

Продразверстка, упраздненная Х съездом РКП (б) в марте 1921 г., продолжалась в Крыму до июня. При этом изъятие у населения продовольствия производилось в фантастических цифрах: постановлением Крымревкома были утверждены следующие объемы продразверстки на 1921 г.: 2 млн. пудов продовольственного хлеба, 2,4 млн. пудов кормовых культур, 80 тыс. голов крупного и мелкого скота, 400 тыс. пудов фуража. Весной 1921 г. в качестве «излишков» изымали даже посевной фонд.(6)

Значительным фактором, усугубившим разруху в аграрном секторе Крыма, стала попытка создания совхозов на базе конфискованных помещичьих хозяйств, занявших до 1 млн. десятин земли, в то время как примерно 40% крестьян в Крыму оставались безземельными. Как следствие, большая часть совхозной земли весной 1921 года оказалась необработанной.(7)

Официальные документы тех лет характеризовали обстановку в Крыму как нестабильную и взрывоопасную.

В докладе представителя наркомата по делам национальностей Зайнуллы Булушева от 12 мая 1921 г. на имя Сталина говорилось: «…Вся крымская власть — назначенцы, ничего общего не имеющие с местным населением. <…> Сотни заложников, батраков и беднейших крестьян заставляют работать в совхозах. Совхозы, являясь государственными формами, имеют больше прав для притеснения местного населения, чем бывшие частные владельцы. Совхозы захватывают лучшие земли. Крестьяне видят в советской власти еще большего эксплуататора, чем царизм».(8) (Выделено мной — Д.С.)

Наряду с военно-коммунистической политикой управления полуостровом, дестабилизирующим фактором являлся режим чрезвычайного положения, установленный осенью 1920 г. и сопровождавший его массовый красный террор.

После ликвидации Южного фронта на полуострове оставалось много офицеров и солдат Белой армии, гражданских и военных чиновников, беженцев. Все эти люди были обречены на расправу, так как, по мнению советского руководства, являли собой источник потенциальной угрозы. Известно высказывание тогдашнего председателя Крымревкома, Бела Куна: «…Крым это — бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит».(9)

Уничтожение «контрреволюционного элемента» осуществлялось по всей территории Крымского полуострова, превращенного в громадный концлагерь. Расстрелу подлежали не только те, кто принимал участие в вооруженной борьбе против большевизма, но и имевшие непролетарское происхождение мирные жители — преподаватели и учащиеся, сестры милосердия, священники, предприниматели, инженеры, врачи.

Точное количество погибших в результате террора едва ли когда-нибудь будет известно. Называются разные цифры: 20, 50, 80, 120 тыс.

Арестованных расстреливали, топили в море, прилюдно вешали. Больных и раненых убивали прямо в госпиталях. Согласно сообщению берлинской газеты «Руль», основанном на показаниях очевидцев,«партии в 200−300−500 человек расстреливались пачками из пулеметов или просто зверски умерщвлялись буденовцами, практиковавшимися в рубке… На месте страшных расправ чекисты при свете факелов торопливо делили содранное со своих жертв обмундирование».(10)

Побывавший на полуострове в начале 1921 г. представитель Народного комиссариата по делам национальностей Мирсаид Султан-Галиев в своем докладе «О положении в Крыму» также приводит описание расстрелов офицеров:

«…расстрелы проводились не в одиночку, а целыми партиями, по нескольку десятков человек вместе. Расстреливаемых раздевали донага и выстраивали перед вооруженными отрядами. Указывают, что при такой „системе“ расстрелов некоторым из осужденных удавалось бежать в горы. Ясно, что появление их в голом виде почти в сумасшедшем состоянии в деревнях производило самое отрицательное впечатление на крестьян». (11)

Лезвие гильотины террора вскоре обрушилось и на недавних союзников красных — махновцев. В октябре 1920 г. между командованием Южного фронта и представителями Нестора Махно было подписано соглашение о совместной борьбе против «отечественной и мировой контрреволюции». «Сохраняя внутри себя установленный распорядок», махновцы включились в состав советских вооруженных сил и приняли активное участие в Крымском походе.(12) Отряды махновцев участвовали во взятии Евпатории, Севастополя, Ялты, Керчи.

Но после победы над войсками Врангеля союзу большевиков с анархистами был положен конец. 27 ноября 1920 г. Фрунзе приказывал начальнику штаба 4-й армии Владимиру Лазаревичу «действовать со всей решительностью и беспощадностью. Всех, без исключения, махновцев, как добровольно сдавшихся, так и захватываемых в плен, арестовывать и передать в распоряжение Особого отдела».(13)

Зажатые со всех сторон превосходящими силами красных, махновцы вскоре были разгромлены. Из всей Крымской группы, насчитывавшей 10 000 человек, с территории полуострова с боями удалось вырваться только небольшому отряду в 300 сабель и при 15 пулеметах.(14)

Захваченные в плен бойцы Повстанческой армии в подавляющем своем большинстве были расстреляны.

Осуществляемая советскими чрезвычайными органами политика жесткой диктатуры вызвала враждебное отношение значительной части крымского населения к большевицкой модели строительства «нового общества». Как отмечал в своем докладе М. Султан-Галиев: «У всех чувствуется какой-то сильный, чисто животный страх перед советскими работниками, какое-то недоверие и глубоко скрытая злоба».(15)

Повсеместно творимые беззакония, насилия и террор создали благодатную почву для роста повстанческого движения. Главными его очагами стали горные районы Крыма. Социальную базу повстанчества составили уцелевшие офицеры и солдаты армии Врангеля, махновцы, а также недовольные политикой власти крестьяне и жители городов. Поодиночке и группами они уходили в горы и образовывали там небольшие отряды, насчитывающие от 30 — 40 до 300 человек. В отчетах ЧК эти формирования неизменно будут фигурировать как «банды бело-зеленых».

Поддерживаемые местным населением, повстанцы нападали на советские учреждения, по мере сил срывали планы продразверстки, налаживали связь с антибольшевицким подпольем.

Общая численность повстанцев уже с начала декабря 1920 г. составила примерно 8−10 тыс. человек. (16) По данным генерала Иродиона Данилова, служившего у красных в штабе 4-й армии, после ликвидации Южного фронта в горы ушли целые воинские соединения врангелевцев, не успевшие прибыть в Севастополь для погрузки на пароходы, и, по непроверенным сведениям, имевшие на вооружении даже пушки.(17)

В развертывании повстанческого движения значительную роль сыграло крестьянство. Активную помощь «бело-зеленым» стали оказывать даже те села, жители которых поначалу с надеждой смотрели на новую власть.

И сами большевики впоследствии признавали, что «благодаря некоторым ошибкам и некоторым уклонениям от правильного политического пути в развитии национального и земельного вопросов, бандитизм в Крыму носил преимущественно политический характер».(18)

Национальный состав повстанческих формирований был разным: здесь можно было встретить русских, украинцев, крымских татар, греков, армян. Впрочем, существовали и отряды, целиком состоявшие из представителей одной национальности, к примеру, крымских татар.

Не имеющие единого руководящего центра, будучи глубоко разобщенными, формирования «бело-зеленых», тем не менее, представляли собой серьезную опасность для власти большевиков, особенно на первоначальном этапе, когда ее положение было еще достаточно шатким.

Умело применяя партизанскую тактику, повстанцы совершали дерзкие вылазки, после чего вновь уходили в горы. Как вспоминал очевидец, однажды группа «зеленых» из 10 человек напала на Симферопольские бойни:

«Они явились туда с подводой и стали требовать мяса, а когда заведующий-коммунист спросил у них ордер, то они распахнули свои пальто и показали офицерские погоны на плечах, заявив: „Вот наш ордер“. Коммунист перепугался и выдал им требуемое».(19)

«В другой раз, — продолжал очевидец, — они („зеленые“ — Д.С.) на грузовом автомобиле в костюмах красноармейцев подкатили ночью к воротам Симферопольской губернской тюрьмы и предъявили фальшивые мандаты для выдачи им арестованных для расстрела. Тюремное начальство поверило этим документам и выдало им около десяти политических арестантов, которые, конечно, были увезены немедленно на свободу».(20)

Случалось, на короткое время во власти повстанцев оказывались целые населенные пункты:

«Еще в бытность мою в Крыму, — свидетельствовал генерал И. Данилов, — в начале апреля такое нападение было произведено на город Карасубазар (ныне — г. Белогорск — Д.С.). „Зеленые“, как их теперь называют, держали этот город в своих руках в продолжение 6 часов, разграбили и захватили с собой провиант из складов и ушли в горы; и при этом батальон 46-й дивизии сидел в казармах, не оказав никакого сопротивления. За это был отдан под суд командир бригады».(21)

С попавшими к ним в руки советскими работниками повстанцы расправлялись крайне жестоко. Так, командир одного из «зеленых» отрядов, бывший врангелевский капитан Спаи, лично сжег на костре двух осведомителей ЧК. Командир другого повстанческого отряда, атаман Захарченко, сделал налет на родную деревню Саблы (ныне — с. Партизанское Симферопольского района — Д.С.), где в целях устрашения расстрелял председателя, секретаря и трех членов сельревкома, а само здание сельревкома подорвал с помощью двух ручных бомб.(22)

Писатель Иван Шмелев в эпопее «Солнце мертвых» также приводит пример жестокости некоторых «бело-зеленых»:

«Продовольственный комиссар наш, на машине ехал… хотел с деньгами на родину тикать. Сичас из лесу выходют с ружьями… отчанные, не боятся! Ну, конечно, зеленые. Рангелевцы, не признают которые… Стой! Ершов фамилия? Все им известно! Долой слазь! Жену с детьми не тронули, отойти велели. А того сейчас цепями к машине прикрутили, горючкой полили и зажгли. Сго-рел! Мы, говорят, за народное право, у нас, говорят, до всего досмотр!..»(23)

В ответ на это чекисты брали в заложники и производили расстрелы родственников повстанцев и членов их семей. К июлю 1921 г. по тюрьмам Крыма за связь с «зелеными» сидели свыше 500 заложников. Многие из них впоследствии были расстреляны. Среди казненных было немало женщин и детей. В своих показаниях на судебном процессе в Лозанне по делу об убийстве советского полпреда Вацлава Воровского, очевидец А.В. Осокин сообщал о расстреле в апреле 1921 г. 12−13 женщин, «главная вина которых состояла в том, что они имели родственников в горах или подали хлеба проходившим в лес, не подозревая, что они имеют дело с беглецами, принимая их за красноармейцев».(24) Примерно в это же время в Феодосии по подозрению в связи с «зелеными» были расстреляны 3 гимназиста и 4 гимназистки в возрасте 15 — 16 лет.(25)

В села, чьи жители оказывали поддержку повстанцам, направлялись «отряды по борьбе с бандитизмом», осуществлявшие обыски, аресты и показательные расправы над лицами, заподозренными в оказании помощи «бело-зеленым». Нередко под видом «борьбы с бандитизмом» работники советских карательных органов сами занимались разбоями и грабежами.

Однако развернутые репрессии не привели к сокращению повстанческого движения, а даже напротив, способствовали его активному росту.

На состоявшемся 23 марта 1921 г. расширенном совещании Крымской партийной организации по вопросу «О борьбе с бандитизмом и бело-зелеными», в котором принимали участие председатель Симферопольской горЧК Михаил Вихман и начальник Особого отдела 4-й армии Михельсон, выступающие подчеркивали, что эту «задачу нельзя успешно решить только методами «полевой войны» и «методами подавления», в связи с чем постановили:
«1. В целях оперативного единства объединить силы, оперирующие против банд и подчинить их военному командованию.

2. Образовать при Крымревкоме постоянное Совещание по борьбе бандитизмом и белозелеными во главе с председателем ревкома Крыма».(26)

По соображениям политического характера, было решено отказаться от привлечения к участию в операциях против повстанцев матросских сил, «ввиду того, что в первый период существования Советской власти в Крыму, матросы выступали против татар, которые выступали против Советской власти».(27)

Тем не менее, в середине апреля 1921 г. стал наблюдаться новый усиленный рост численности повстанческих групп. В это время наиболее значительные силы «бело-зеленых» были сосредоточены главным образом в районе Алушты и Красноармейска (Ялты). Весьма высокая активность «бело-зеленых» также имела место в Карасубазарском, Симферопольском, Севастопольском и Бахчисарайском районах.

Даже объявленная властями в конце апреля-мае 1921 г. широкая политическая амнистия не привела к сокращению повстанческого движения. Как отмечалось в годовом отчете Крымской ЧК за 1921 г., «первомайская амнистия не дала желательных результатов. Активность банд не только не уменьшилась, а, наоборот, увеличилась». Аналогичная оценка содержится и в докладе Крымской областной чрезвычайной комиссии (КОЧК): «Первомайская амнистия… бандитам в то время дала возможность пополнить ряды банд, усилить сеть подпольной организации и проявить свою активность…» (28)

В мае — июне 1921 г. активность формирований «бело-зеленых» достигла таких размеров, что почти полностью прекратилось авто-гуже сообщение между уездами.(29)

Лишь после проведения властями комплекса военных и социально-политических (замена продразверстки продовольственным налогом, разрешение свободной торговли, начало процесса наделения крестьянства землей) мер, антисоветские выступления пошли на убыль.

В июле 1921 г. по инициативе Полномочной Комиссии ВЦИК и СНК, прибывшей на полуостров в мае 1921 г., был подписан ряд мирных соглашений с командирами повстанческих групп, в связи с чем, уже в августе 1921 г. «бандитизм, имевший ранее политическую окраску сошел на нет, остались лишь незначительные шайки, деятельность которых приобрела уголовный характер».(30)

Крестьянство, составлявшее основную социальную базу повстанческого движения, стало возвращаться к мирной жизни.

Тем не менее, «затишье» продолжалось не более месяца.

Осенью 1921 г. антибольшевицкие выступления на территории Крыма приняли прежний размах. Причиной возобновления конфронтации стал приближающийся массовый голод.

Как отмечалось в годовом отчете Крымской ЧК за 1921 г., «…тяжелое экономическое положение Крыма в смысле хлебного неурожая в некоторых его районах, где голод уже давит крестьянство, которое продает свое имущество и инвентарь и получает в итоге несколько пудов муки на целое семейство, и когда запас истощился и нет больше ниоткуда помощи, поневоле, дабы не умереть с голоду на улице, бросаются некоторые из них в сторону грабежей и, достав таким путем минимальное количество продуктов, успокаиваются опять до того времени, пока запас не истощится».(31) (выделено мной — Д.С.)

Несмотря на издание 31 мая 1921 г. приказа Крымревкома .373 «О замене продразверстки продналогом», предоставившего крестьянству «реальные возможности восстановления сельского хозяйства», и в частности, «право свободно распоряжаться оставшимися у него излишками"(32), экономическое положение на полуострове было по-прежнему чрезвычайно тяжелым. Летом 1921 г. в Крыму случилась страшная засуха, погубившая почти весь хлеб и приведшая к упадку не только аграрного, но и промышленного сектора экономики региона. В результате засухи погибло 42% посевов, 2/3 крупного рогатого скота, а уцелевшие посевы давали лишь несколько пудов с десятины.(33)

Особенно критическая обстановка сложилась в Севастопольском и Керченском районах, где на почве продовольственного кризиса и невыплаты жалованья ожидались забастовки рабочих. Не лучше обстояли дела в сельской местности. Как сообщалось в сводке ВЧК от 20 августа 1921 г., в Крыму крестьяне хотя и относились к продналогу сочувственно, но ввиду неурожая считали его «слишком обременительным».(34)

В результате нехватки посевного материала и засухи, хлеба на полуострове было собрано в 17 раз меньше, в сравнении с 1916 г. — 1400 тыс. пудов. При этом заранее установленный для полуострова план продналога пересматривать никто не собирался, и его взимание сопровождалось широким использованием карательных мер.(35) Так, в сентябре 1921 г., «продсовещание признало необходимым применить вооруженную силу, сформировать продотряды и запретить торговлю на рынках в местах, не уплативших продналога»(36)

В Севастопольском уезде с 19 сентября по 10 октября 1921 г., проводился «боевой продовольственный трехнедельник», в ходе которого 17 человек были преданы суду Революционного трибунала, 28 — арестованы властью уездного комиссара на 7 суток. Большинство арестованных внесли зерно под залог своего освобождения.(37)

В селе Новоцарицынское Карасубазарского района по обвинению в злостной неуплате продовольственного налога на скамье подсудимых оказались главы 14 семей. В ходе судебного заседания обвинения в отношении 11 человек были доказаны. Приговором Трибунала 1 человек был присужден к высшей мере наказания, 4 — к тюремному заключению от одного до трех лет, остальным предложено в срок до двух недель внести оставшуюся часть налога. В случае неуплаты имущество осужденных подлежало конфискации.(38)

Начавшийся в августе 1921 г., голод продолжался до лета 1923 г. и унес более 100 тыс. человеческих жизней, что составляло примерно 15% населения полуострова на 1921 г.(39)

Голод явился одной из главных причин возросшей враждебности крестьян мероприятиям власти по взиманию продналога. Еще 6 сентября 1921 г. газета «Красный Крым» отмечала, что «в областной продовольственный комитет за последнее время стали прибывать ходоки от разных деревень и сел Крыма с ходатайствами о снятии или уменьшении продналога». А уже 18 сентября 1921 г. Крымская ЧК рапортовала в Москву: «Дабы предупредить развитие бандитизма на почве сбора продналога, в районы отправлены летотряды (летучие отряды — Д.С.), даны соответствующие распоряжения».(40)

Наибольшая активность повстанцев проявилась с сентября 1921 г. в Бахчисарайском и Ялтинском округах, а позднее — в Феодосийском.(41)

В этих условиях власти пошли на прямое нарушение соглашений о сдаче, подписанных в июле 1921 г. с руководителями формирований «бело-зелёных». Так, на заседании Президиума Областкома 8 сентября 1921 г. председатель КОЧК Ротенберг попросил санкции Областного комитета РКП (б) «о немедленном изъятии всех находящихся на свободе бандитов». Президиум Областкома удовлетворил эту просьбу и постановил: «Признать необходимым изъять всех находящихся на свободе бандитов и отправить главарей на север». 7 октября 1921 года Президиум Областного комитета РКП (б) дополнил указанное постановление: «Предложить КОЧК всех бандитов, ранее сдавшихся и подписавших договор, впредь за участие в бандитизме на общих основаниях арестовывать и предавать суду ЧК согласно приказов. Всех остальных из бывших зеленых, ныне не замеченных в соучастии в бандитизме отправить за пределы Крыма».(42)

Несмотря на это, антибольшевицкие выступления не прекращались. 8 ноября 1921 г. восстали крестьяне Симеиза. Вступив в вооруженное противоборство с чекистами и отрядами частей особого назначения (ЧОН), восставшие вынуждены были отступить в горы.(43) Случаи активных выступлений крестьян были зафиксированы и в Керченском уезде.(44)

Высокая активность «бело-зеленых» наблюдалась весь следующий год. Только за первое полугодие 1922 г. на территории полуострова ликвидировали 19 повстанческих групп.(45) Несмотря на то, что к концу 1922 г. с организованным повстанческим движением было покончено, отдельные его рецидивы были отмечены и в дальнейшем.

Так, если первые месяцы 1923 г. были отмечены затишьем в вооруженном противоборстве большевиков с силами «внутренней контрреволюции», то уже 12 и 13 мая отчетные материалы ЧОН зафиксировали случаи нападений на участке второй роты 23-го пограничного батальона в районе Севастополя. В самом городе в ночь на 15 мая были расклеены многочисленные экземпляры воззвания, призывающего народ на борьбу с коммунистами. Заканчивалось воззвание следующими словами: «Проснитесь, русские люди. Сбросьте с себя проклятое ярмо».(46)

9 июня 1923 г. в Севастопольском районе, вблизи деревни Андреевки, трое неизвестных ранили пограничника во время патрулирования им своего участка. 23 июня в районе мыса Айя группа повстанцев напала на пограничный патруль. 31 июня в районе заставы Отузы «бело-зелеными» был обстрелян автомобиль феодосийского окружного военного комиссара. В июле 1923 г. неподалеку от деревни Тана-Гельды (ныне-с.Сенное Муромского сельского совета — Д.С.), расположенной к востоку от Карасубазара, группа вооруженных людей общей численностью 5 — 6 человек обстреляла автомобиль в районе Топловского монастыря.(47)

Осень 1923 г. ознаменовалась новым всплеском активности «бело-зеленых». 25 сентября в районе Гурзуфа между чоновцами и повстанцами произошел бой, обе стороны понесли потери. В том же месяце в Ялтинском районе оперативные материалы ЧОН зафиксировали случаи убийств советских работников, порчи государственных сооружений. (48)

В циркулярном письме командующего частями особого назначения Лимберга командирам подразделений ЧОН Крыма от 24 ноября 1923 г. отмечалось, что «несмотря на энергичную и упорную работу органов ГПУ, милиции и РККА с бандитизмом на территории Крыма, последний продолжает выявлять активную деятельность, нося не только уголовный, но иногда и политический характер. Такое состояние не только отражается на нормальном ходе внутренней жизни Крыма и создает постоянную напряженность со стороны соворганов и местного населения, но и недопустимо в связи с настоящим политическим моментом, а потому имеющийся до сего времени на территории Крыма <…> бандитизм должен быть искоренен самыми решительными средствами и в кратчайший срок». (49)

В целом к 1923 г. происходит заметное сокращение социальной базы повстанчества и переориентация противников советской власти на подпольную деятельность. Важно при этом отметить, что решающую роль в процессе «умиротворения» крымской деревни в начале 1920-х гг. сыграли отнюдь не репрессивные мероприятия, а позитивные изменения в экономической и политической сферах, связанные с отказом от военно-коммунистических методов управления экономикой и массового террора, который проводился в Крыму в первые месяцы после завершения Гражданской войны.

Тем не менее, социально-политическая обстановка на полуострове продолжала оставаться достаточно сложной и на протяжении последующих нескольких лет.

Примечания:

1. Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. — М.: Сов. Энциклопедия, 1987. — с.483
2. Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. 2-е издание, исправленное. — М.: Издательство «Три века истории», 2001. — с.111
3. Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918 -1922 г. г. М.: Эксмо, Яуза, 2004. — с.284−285
4. Ишин А.В. Политико-экономическое положение Крымского полуострова в конце 1920-первой половине 1921 г. // Культура народов Причерноморья. — 1999. — .8.-с.45
5. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов. — Симферополь, 1968. — с.5
6. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Политические репрессии в Крыму (1920−1940 годы). — Симферополь, 2003. — с.22
7. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.): Монография. — Симферополь, 2008. — с.155
8. История Крыма с древнейших времен до наших дней — Симферополь: Атлас-компакт, 2007. — c.321
9. Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918−1923 гг. М.: Айрис-Пресс, 2006. — с.113
10. Купченко В. П. Красный террор в Феодосии // Известия Крымского респуб-ликанского краеведческого музея, № 6 -1994. — с.59
11. Султан-Галиев М.Х. О положении в Крыму // Крымский архив, № 2. — Симферополь, 1996. — с.86
12. Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн.2. — Изд. 2-е, испр. и доп. — М., Политиздат — с.44−45
13. История Крыма с древнейших времен до наших дней — с.326
14. Указ. соч. — с.327
15. Султан-Галиев М.Х. Указ. соч. — с.86
16. История Крыма с древнейших времен до наших дней — с.328
17. Данилов И. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков // Архив русской революции, т. XVI, Берлин, 1925. — с.165
18. Брошеван В.М., Форманчук А.А. Крымская республика: год 1921-й — Симферополь: 1992. — с.6
19. В Крыму после Врангеля (Рассказ очевидца). // Крымский архив, № 2. — Симферо-поль, 1996. — с.62
20. Там же.
21. Данилов И. Указ. соч. — с. 165
22. Ишин А.В. Характер и динамика развития вооруженного антибольшевистского движения на Крымском полуострове в конце 1920−1922 годах // Ученые записки Таврического национального университета. — № 12 (51) т.2 — 1999.//http://irbis.crimea.ua/fulltext/kart/uchzap/1999/12₁/99iavvkg.htm; Соколов Д.В. Крымская Вандея против большевиков// Первая Крымская, № 44 (200) — 16−22 ноября 2007.
23. Шмелев И.С. Солнце мертвых. Изд. 2-е, испр. — М.: ДАРЪ, 2008. — с.64−65
24. Мельгунов С.П. Указ.соч. — с. 117
25. Указ. соч. — с.118
26. Брошеван В.М. Симферополь: белые и темные страницы истории (1918−1945 гг.) Историко-документальный хронологический справочник. — Симферополь: ЧП ГУК, 2009. — с.64
27. Там же.
28. История Крыма с древнейших времен до наших дней — с.329
29. Ишин А.В. Красный террор в Крыму в 1920—1921 годах и его последствия // Культура народов Причерноморья, 1997., № 1 — с.113
30. Из годового отчета КрымЧК за 1921 г. // Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая. — Симферополь: ИПЦ «Магистр», 2004. — с.58
31. Обзорная справка по голодомору в Крыму 1921−1922 гг. // http://www.ppu.gov.ua/images/Golodomor2.rtf
32. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов — с.107
33. Ишин А.В. Политико-экономическое положение Крымского полуострова в конце 1920-первой половине 1921 г. — с.45
34. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918−1939. Документы и материалы. В 4-х т. / Т. 1. 1918−1922 гг. / Под ред. А. Береловича, В.Данилова. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. — с.484
35. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Указ. соч. — с.23
36. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918−1939. Документы и материалы. Т.1. — с.500
37. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Указ. соч. — с.23−24
38. Указ. соч. — с.24
39. Ишин А.В. К вопросу об особенностях политического развития Крыма в первой половине 1920-х годов // Историческое наследие Крыма, 2004., .5 // http://www.commonuments.crimea-portal.gov.ua/rus/index.php?v=1&tek=82&par=74&l=&art=246
40. История Крыма с древнейших времен до наших дней — с.330
41. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. — 2-е изд., испр. и доп. — Симферополь: АнтиквА, 2008.- с.693
42. Ишин А.В. Характер и динамика развития вооруженного антибольшевистского движения на Крымском полуострове в конце 1920−1922 годах
43. История Крыма с древнейших времен до наших дней — с.330
44. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918−1939. Документы и материалы. Т.1. — с.533
45. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая — с.15
46. Ишин А.В. Из истории вооруженной контрреволюции в Крыму:1923 год. По архивным материалам частей особого назначения Крыма // В поисках утраченного единства: Сборник статей. — Симферополь: Крымский архив, 2005. — с.62
47. Указ. соч. — с.63
48. Указ. соч. — с.63−64
49. Указ. соч. — с.64

Впервые опубликовано: информационно-аналитическая газета «Крымское эхо»
http://kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=7459