 |
| Радонеж | Сергей Белозерский | 16.12.2011 |
Прямая линия с премьер-министром Владимиром Путиным привлекла общее внимание, прежде всего, благодаря затронутым премьером политическим вопросам — отношению к митингу на Болотной Площади, регистрации партий, поведению оппозиции и тому подобному. Рассмотрение политических вопросов не входит в задачу данной статьи, отметим только, что спокойная готовность премьер-министра признать право граждан на выражение своего мнения через митинги делает ему честь как государственному деятелю.
Обратим внимание на другое — то, что прямо касается Церкви. На то, что премьер-министр ответил протоиерею Максиму Козлову. Священник призвал уделять больше внимания религиозному образованию и давать больше места на телевидении нравственно здоровым, и, в частности, религиозным программам: «Но вот пусть говорят немного побольше хорошего о врачах, учителях, библиотекарях и музейных работниках. Пусть все же не бизнесмен, бармен и шоумен будут главными лицами на телевидении, а люди, на которых Россия стоит»
Премьер-министр ответил: «Люди демократических убеждений считают, что не нужно давать много эфирного времени представителям наших традиционных конфессий. И я сейчас не хочу вступать в полемику, хотя у меня здесь есть, что сказать. Потому что, конечно, у нас светское государство. И мы все-таки не должны об этом забывать. И я лично сторонник того, чтобы характер светского государства у нас оставался и укреплялся.
Вместе с тем, мы утратили определенные ценности советского периода, связанные с кодексом строителя коммунизма, с „Моральным кодексом строителя коммунизма“. Но если мы заглянем в этот „Моральный кодекс строителя коммунизма“ — это выдержки из Библии, на самом деле, и ничего нового человечество не придумало.
Ну, а что касается деятельности религиозных конфессий, представителей религиозных конфессий в учебных заведениях, повторяю еще раз: мое личное мнение в том, что мы должны поддерживать и сохранять светский характер нашего государства. Но, конечно, деятельность религиозных конфессий в учебных заведениях, так же, как и в армии и в местах лишения свободы, не запрещена и будет только приветствоваться.»
Это осторожные слова, которые достаточно естественны для опытного политика — с одной стороны, «светское государство», с другой — «деятельность религиозных конфессий будет приветствоваться». Что можно понять из этих слов?
По-видимому, существующее положение вещей во взаимоотношениях Церкви и государства будет сохраняться. Но можно сделать и еще некоторые выводы.
Во-первых, обратная связь — от граждан к власти — в нашей стране несовершенна, но она существует, власть, до определенной степени, способна слушать политически активную часть населения. Недавние политические выступления вызвали не паническое желание давить, держать и не пущать, а вполне разумную готовность к определенной корректировке курса.
И одна из проблем — политических, но затрагивающих и Церковь — это то, что при массовом политическом движении без определенного лидерства и целей лидерские позиции приобретают люди, взгляды которых далеки от взглядов большинства участников. И именно они определяют цели. «Люди демократических убеждений», упомянутые премьер министром, сами по себе пользуются ничтожной поддержкой — за «Правое дело» проголосовало около двух процентов избирателей, пересчет голосов (если бы он состоялся) принес бы пользу коммунистам, «Справедливой России», ЛДПР, но никак не им.
Это чрезвычайно маленькая и чрезвычайно непопулярная группа. Но именно этой группе в значительной степени удалось оседлать волну протестов, начавшихся после выборов. Люди вышли на Болотную Площадь не столько «за» кого-то, сколько «против», и тут люди, имеющие большой опыт «борьбы с режимом» оказались в чрезвычайно выгодном положении.
Возникла парадоксальное положение дел, когда «люди демократических убеждений» получили возможность говорить от имени большой группы граждан, среди которых их единомышленники составляют ничтожное меньшинство, в ситуации, когда претензии к ходу выборов могли бы предъявлять левые партии, тоже далекие от «демократических убеждений».
Ситуации, когда голос гиперактивного меньшинства становится определяющим, нередки в истории, и трудно вспомнить, когда они приводили к чему-нибудь хорошему.
Можно даже не уточнять, что люди «демократических убеждений» при всем их теоретическом западничестве, чрезвычайно далеки от идей народовластия и свободы и ближе, по своим взглядам, к большевикам — у них тоже есть пара светлых идей, которые должны быть навязаны всем остальным вне зависимости от воли и желания большинства. Любые демократические выборы не оставили бы им никаких шансов — но вот общественные выступления, подобные недавним, такой шанс дают.
Те, кто вышел на площадь, хотят они этого или нет (многие определенно не хотят) создают у власти впечатление, что за «людьми демократических убеждений» множество сторонников, что она должна, в какой-то мере ориентироваться на взгляды этих людей. Следует отметить — это иллюзия. Воздерживаться от необходимых мер по оздоровлению нравственного климата в обществе из опасения прогневать «людей демократических убеждений» было бы ошибкой.
