Вера-Эском | Михаил Сизов | 29.11.2011 |
11 ноября скончался один из старейших священнослужителей Вологодской епархии — протоиерей Николай Кулаков. Это о нём однажды владыка Максимилиан сказал: «Опытный, благоговейный служитель».
Да, светлый человек был… Мне довелось встретиться с ним в городе Грязовце, когда он только что вышел в заштат. Помнится, прощаясь, он сказал: «Обязательно у себя в газете напишите: вот старик уже, а всё такой же бодрый и весёлый!» И я тогда себе записал, словно навсегда с ним прощаясь: «Батюшка смеётся, и грустинки в его глазах тают. Таким он запомнился мне навсегда…» Но, слава Богу, после ухода на покой священник пожил на этом свете ещё восемь лет и в лучшие селения отправился, когда шёл ему 87-й год.
Как двумя-тремя словами сказать о жизни человека? Взявшись написать этот некролог, прошерстил я Интернет, чтобы узнать что-нибудь новое о батюшке. Большую публикацию нашёл на сайте «Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века». Состоит она из биографических данных и цитат из одной только статьи со ссылкой: «Я звезде никогда не кадил», «Вера», 2003, № 451. Вот так. Как ни удивительно, больше о нём не писали. А ведь эта самая статья как раз с удивления и начиналась: мол, почему же никто не удосужится записать воспоминания человека, прожившего большую жизнь? Но видно, и вправду есть такие незаметные люди — служат годы и годы на сельском приходе, и никто их за пределами райцентра не знает. Да и у себя в районе это всё люди «непримечательные». Потому что сросся батюшка со своим храмом, стал как бы его частью, вот и не примечают…
То, что рассказ о нём поместили на сайте новомучеников и исповедников, — не случайность. Для многих священников в 50−70-е годы обычное служение в храме было настоящим исповеданием Христа. Отец Николай вспоминал:
«Долгое время был у нас в Вологодской области такой уполномоченный — Матасов. Он всё мне приговаривал: „Надо посадить тебя. Обязательно посадить!“ Один раз звонит мне:
- Я слышал, вы причащаете младенцев в отсутствие матерей. Это беззаконие! Запрещаю!
Я ему в ответ:
- Не смейте мне указывать. Напишите бумажку, что вы запрещаете причащать без матерей. И подпись поставьте.
Он и отступился. Ох, не любили они подписи свои ставить — это надо ж брать на себя ответственность, это ж документ… При Брежневе стало полегче, а потом такое пошло — сами власти молебны стали заказывать! Но тоже радости мало. В семидесятых годах, помню, милиция зовёт меня на кладбище панихиду править. У них конвойного милиционера заключённый убил. А я знаю, что там будет памятник со звездой. Говорю: „Мы звезде не кадим“. Отказался. Родные мои всполошились: „Ох, посадят тебя, посадят!“»
Протоиерей Николай был потомственным священником. Показывал мне наперсный крест, доставшийся от отца. Тот сначала служил в Харовском районе, затем его перевели в Вельский край, а оттуда в 1945-м — в Грязовец. Так получилось, что и его сын, рукоположённый в иереи в Архангельске в ноябре 1951 года, сменил 18 (!) мест служения (уполномоченные по делам религии его не любили) и в конечном итоге стал настоятелем Крестовоздвиженской церкви в том же самом Грязовце. В 2000 году Святейший Патриарх Алексий II за усердное, добросовестное служение Господу и Его Святой Церкви удостоил отца Николая права ношения митры. Спустя год батюшка был награждён и орденом Святого князя Даниила Московского.
Как жил отец Николай, выйдя на покой в 2003 году? Вместе с матушкой Анной поселился он на тихой окраине Вологды. По воскресеньям в храме Покрова Богородицы на Козлёне занимался просфорами, поминал усопших, по возможности участвовал в службах. Как рассказывают, к старости в его помянниках накопилось около десяти тысяч имён, и о каждом следовало помолиться. Фактически новая жизнь мало чем отличалась от прежней, грязовецкой, — жил в деревянном доме с заборчиком, калитка из-за постоянных гостей закрывалась только на ночь.
Однажды к заштатному священнику зашёл человек, который всё же записал некоторые его воспоминания («Старец», газ. «Завтра», № 79, 2009 г.). Геннадий Сазонов так описал настроение батюшки:
«Состояние „радорастворения сердца“ излучал отец Николай в то краткое время, когда я беседовал с ним. Он то и дело смеялся, вспоминая какой-либо эпизод из своего прошлого. И тёплая доброта перетекала ко мне в душу.
- Мне 82 года, — сказал с улыбкой старец, — а если цифры поставить наоборот, то — 28. Я ещё молодой!»
Вот ведь, и вправду не изменился! И о страшных годах вспоминал с добрым юмором. Вологжанин Г. Сазонов пересказывает:
«В ту пору отец его, священник Алексей, служил уж в Грязовце. Младший Кулаков как-то шёл в сторону собора и увидел картинку. Молодые ребята окружили отца Алексея (он узнал родителя по длинным волосам), не пускали проводить службу. Видимо, активисты-атеисты старались. Николай с друзьями выручил папу. В те годы отец Алексей проводил службы в соборе, а в Крестовоздвиженской церкви тогда сани колхозные ремонтировали.
Как и большинство сверстников, Николай вступил в комсомол. Но больше его тянуло в храм. В 1946 году на Рождество Христово организовал с товарищами, приехавшими из округи, крестный ход. Родитель, отец Алексей, перепугался: всё-таки комсомольцу нельзя показывать себя верующим.
„Нельзя“ уже не действовало, сын хотел продолжить семейную стезю. Вместе с будущей женой Анной стал ходить в село Чернецкое, недалеко от города. Там проходили службы в Успенской церкви.
- Её не закрывали в самые страшные годы гонений, — говорила Анна Михайловна. — Когда приезжали закрывать, какая-то добрая женщина из сельсовета брала ключи от храма и уходила в лес пережидать. Когда открывали храм для богослужения, ничего не было взято, всё сохранялось: облачение, даже кагор старый был! Всё было, всё!
В ту пору в Чернецком служил священник отец Семён, земляк Кулаковых. В прежние годы он был игуменом Семигороднего монастыря. Когда обитель в Семигородней разорили, отца Семёна упекли в тюрьму, он долго сидел. Во время Великой Отечественной войны вновь открыли храмы, о нём вспомнили и направили служить в Чернецкое. Общение с игуменом, отцом Семёном, укрепило Николая в выборе жизненного пути. Но в Грязовце осуществить задуманное было сложно и он уехал на север, на берег Белого моря.
В 1951 году его рукоположили, а в 1953 году направили настоятелем Никольской церкви Красноборского района Архангельской области. Чтобы представить условия, в которых приходилось служить, приведу воспоминания матушки Анны Михайловны:
- У нас уже были дети: одной девочке два годика, другой — девять месяцев (всего они вырастили четверых детей). Как добирались — целая история. Ехали на поезде, летели на самолёте, ехали на лошадях. Вошли в нежилой дом в феврале месяце. Женщины топят печь, изба полна дыму, мама сидит на пороге и плачет: „Куда вы меня привезли?“ — „Ты, бабушка, не плачь, — говорят ей женщины, — у нас хорошо, вот попривыкнете…“ Устроились на ночлег, легли, а к утру волосы примёрзли к стенке — такой холод был.
Служил отец Николай по 25 обеден в месяц, почти каждый день. Я спросил его, что нужно для укрепления православия на нашей земле.
- Надо батюшкам лучше служить, как хотелось бы нам, старым. Читать больше. Я скажу случай, который был ещё при царе. Поставили священника на приход. Служитель женился, ребёнок будет. А приход бедный. Пошёл к архиерею, просит перевести, а то мало народу ходит. Тот в ответ: „Надо служить каждый день, и всё у тебя будет“. Стал служить, как посоветовали, народу стало ходить столько, что потребовался ещё один священник.
И светло рассмеялся отец Николай…»
Отпевали батюшку 13 ноября в вологодском храме Покрова Пресвятой Богородицы на Козлёне, по окончании Божественной литургии. Похоронен он в г. Грязовце, где прослужил почти два десятка последних лет. Вечная память новопреставленному протоиерею Николаю!