 |
| Богослов. Ru | Сергей Чапнин | 28.11.2011 |
В день начала Рождественского поста — и в день отбытия пояса Пресвятой Богородицы из России 
— предлагаем вниманию читателей размышления Сергея Чапнина, главного редактора «Журнала Московской Патриархии», о Поясе, очередях и людях, которые в них стоят.
Признаюсь сразу, у меня не триумфалистское настроение. Я не буду говорить о том, как всё было хорошо с поясом Пресвятой Богородицы в России. Настроение у меня покаянное. И я не вижу в этом ничего зазорного — я пишу эти сроки в первый день Рождественского поста.
Те, кто хотят услышать какой-нибудь гимн или наскоро придуманную сказку, могут дальше не читать. Это не для них. Благочестивая сказка — это бабочка-мотылек, долго не летает. Как всякий миф, она будет подвергнута деконструкции, и архетипы массового бессознательного обнажатся во всем своем неприглядном виде.
Я же хочу разобраться в том, чему я был свидетелем в прошедшие десять дней. И вопрос, который я сам себе задаю, очень похож на те вопросы, которые мне не раз приходилось слышать в последние дни — от людей знакомых, церковных и от людей внешних, чья конфессиональная принадлежность мне совсем не неизвестна.
Это вопрос звучит просто: кто все эти люди, которые пришли поклониться святыне и готовы стоять по 10, 20 и даже 26 часов? Они действительно христиане? Других вопросов я не задаю.
Вопрос о чуде не имеет смысла. Бог действует в этом мире, и чудеса происходят каждый день. Другое дело, что рассказать о них как правило непросто, да и на заказ чуда все-таки не бывает. Другое дело, жажда чуда, но это часть вопроса о том, кто все эти люди?
Вопрос о випах, проходивших без очереди, не является самостоятельным. Феномен очереди гораздо более сложный и интересный. О нем будет сказано ниже.
Святыни и «технологии»
Было бы ошибкой считать, что святыни и все, что с ними связано, глубоко погружены в архаику. Они вполне органично вписаны в современный политический, общественный и технологический ландшафт.
Уже давно и очень легко святыни прилетают к нам на самолетах, как правило, частных. Пояс Богородицы в аэропорту Пулково встречал премьер-министр Владимир Путин. В планировании и организации таких поездок принимают участие правительства принимающих стран, крупнейшие кампании и общественные фонды. И совершенно естественно, что они выстраивают все процессы в соответствии с теми технологиями организации массовых мероприятий, которые им хорошо известны. Сама Церковь имеет к этой организации минимальное отношение. Конечно, при подготовке учитывается церковная специфика, но получается это не всегда.
Что меня серьезно встревожило в ситуации с поясом? Крайне опасно продвигать «технологическое» использование святынь. Конечно, если афонская святыня впервые приехала в Россию, то надо использовать все возможности для того, чтобы все желающие могли ей поклониться.
Но есть очевидная грань — и даже противоречие — между возможностью поклониться и возникшей массовостью.
Я понимаю, что в это раз сами организаторы попали в трудную ситуацию. Думаю, никто, в том числе и они, не ожидал такого наплыва паломников. Решения приходилось принимать на ходу. И тем не менее.
Много людей в очереди? Что ж, пусть они проходят быстрее! Давайте скажем, что целовать святыню нельзя, а можно только рукой ее коснуться. Время, проведенное человеком у ковчега, сократиться с 2−3 секунд до одной. Но очередь продолжает расти.
Надо еще быстрее? Что надо сделать, чтобы в минуту проходило не 40, а 80 человек? Давайте подумаем. Сделаем арку и поставим на нее ковчег. Ничего, что люди отстоявшие 20 часов ничего не увидят, ведь в Церкви нет «правил поклонения святыне». Отстоявшие 20 часов проскочат под аркой за 0,75 секунды и нормально.
Да, готов согласиться, что это нормально. если святыня всегда пребывает рядом и к ней можно прийти и завтра, и послезавтра. Но если к ней стояли 20 часов и более, то хотя бы несколько секунд «замедления» у святыни — это так естественно.
На фоне принятых «технологических» решений уже вполне достоверно выглядит растиражированная в СМИ «утка» о том, что перед возвращением в Грецию ковчег на вертолете облетит вокруг Москвы.
.Это всё про что? Святыня предполагает тишину, благоговение, замедление суеты, молитву в конце концов. Для того, чтобы прикоснуться к святыне, нужна остановка, опыт внутренней тишины. Без него не бывает молитвы. А всякая святыня познается и раскрывается в диалоге, в общении, в молитве. И для такого молитвенного разговора необходимо подобрать верные слова, но это трудно и наша речь получается медленной. Опыта молитвы катастрофически не хватает. Встреча со святыней помогает его обрести. Однако в этот момент нет ничего опаснее, чем подгонять человека. Увы, у нас именно подгоняли.
Несколько лет назад я был в Варне (Болгария), когда в кафедральный собор города перенесли чудотворную икону, кажется, из Иоанно-Рыльского монастыря. К ней всегда была очередь (конечно, это не московской масштаб), и шла она очень медленно. Люди перед образом молились — 10−20−40 секунд, и никто никого никогда не торопил. Цель была очевидная — личная молитва перед святыней.
В прошлом году я был в Турине на поклонении Туринской плащанице. Со всего мира съезжались десятки тысяч паломников, но как всё было организовано! За несколько недель был открыт специальный сайт, на котором можно было получить бесплатный билет на вход с указанием даты и времени. В очередь можно было встреть только предъявив распечатку этого билета. Никакой давки, суеты или непонимания не было. Перед тем, как войти в храм, был сделан небольшой затемненный зал, где показывали краткий фильм/презентацию про Плащаницу на четырех языках. В этот момент всех уже делили на группы человек по 50. К Плащанице нельзя был приложиться, но перед ней группа в 50 человек молилась, наверное минуту. Для каждой группы дежурный епископ или священник читал краткую молитву, и затем было время благоговейного молитвенного молчания перед великой святыней. Для всех тех, кто хотел помолиться дольше, это можно было беспрепятственно сделать, перейдя в центральную часть храма.
Нет, не сейчас, и даже не завтра, но когда-нибудь на этот опыт можно обратить внимание?
Грекам — спасибо и низкий поклон, но и самый крамольный вопрос в этой ситуации тоже обращен к ним: почему пояс надо непременно увозить 28 ноября? Что там на Афоне такого срочного происходит, что десяткам тысяч людей в России невозможно помолиться у святыни, а можно только пробежать под ней, толком ничего не осознав и даже не разглядев ее?
Давайте сами создавать себе трудности, чтобы потом гордиться тем, как мы же сами их преодолеваем.
«Очередь к святыне» vs. «путь к Богу»
Ничего хорошего в очереди как таковой я не вижу. Но уж коли ее не избежать, надо найти в ней какой-то смысл. В нашем случае очередь имеет прямое отношение к сакральной организации пространства.
Наш путь, даже из дома на работу и обратно, имеет не только прикладное значение. Это еще и образ нашего духовного пути. Христианин всё время своей земной жизни шествует в Царство Небесное. Сознаем ли мы это? Чаще всего нет. Но те, кто имеет навык чтения молитв в пути — будь то в метро, в автобусе или в электричке, приближаются к такому пониманию.
Дорога к святыне позволяет раскрыть этот духовный, иконичный смысл наших действий.
Не проверял, но почти уверен, что люди в очереди к поясу Богородицы понимают или, точнее, интуитивно чувствуют главное — надо серьезно потрудиться, чтобы подойти к святыне. И это ведет к осознанию важного духовного правила — необходимо потрудиться, чтобы войти в Царство Небесное. Ведет… но приводит ли?
Почему русские крестьяне ходили пешком на Святую Землю тысячами? Именно поэтому. И сегодня мы совершенно неожиданны стали свидетелем пробуждения исторической памяти.
Но и советский опыт очереди тоже никуда не делся. Было как минимум три-четыре разных очереди — для тех, кто с билетиками и для тех, кто без. Для тех, кто с детьми, и для тех, кто инвалид. Кроме того, были клирики и прихожане московских храмов, которые служили круглосуточно и заезжали прямо к храму. Ничего странного, возмутительного или предосудительного в этом нет.
Другое дело, что у метро «Кропоткинская», где была организована очередь для тех, кто с шел с маленькими детьми, православные не стесняясь просили у прохожих «в пользование» детей, чтобы пройти по короткой очереди.
В ходе дискуссии неожиданно выяснилось, что сегодня в Москве есть «приличные» и «неприличные» очереди. «Приличные» — это на Дали, на Караваджо и т. п. «Неприличные» — это к православным святыням. Как правило оно сопоставимы по своей длине — от 2−3 до 4−5 часов. Однако время от времени «неприличные» очереди бывают длиннее. Вот, на прошлой неделе и 26 часов стояли.
Парадоксально, но стоят эти очереди в огромной Москве как правило рядом — на Волхонке. Одна идет с набережной и по Соймоновскому проезду выходит на Волхонку. Другая — стоит чуть ближе к Кремлю, на другой стороне Волхонки. И порой в них стоят одни и те же люди.
Кто же эти люди?
Пять лет назад, говоря о поклонившихся мощам св. Иоанна Крестителя, я назвал их «другой Россией», которая не пробивается в СМИ и которую не замечает интеллектуальная элита. На прошлой неделе Александр Архангельский и Андрей Золотов в схожих понятиях попытались описать поклонившихся поясу Пресвятой Богородицы.
Однако сегодня мне кажется, что разговор о «двух Россиях» или «параллельных Россия» вряд ли будет плодотворным. Более того, он может завести нас в тупик.
Говоря о двух Россиях, мы вольно или невольно предполагаем не только реальность, но и смысловую равновеликость каждой из них. Так ли это? Сегодня могу сказать с уверенностью: нет! Россия, стоявшая в очереди на Пречистенской набережной, являет собой собирательный образ России — здесь встретились студенты, пенсионеры, рабочие, провинциальная интеллигенция, чиновники и бизнесмены. Встретились, но пока всерьез не заговорили друг с другом.
Насколько благочестивая сказка про благоразумного чиновника, которую сочинила Наталья Лосева,
может быть правдой? Признаюсь честно, я сомневался. Но в прошлое воскресенье один из московских священников рассказал мне, что его прихожанин, член Совета Федерации, принял решение не идти по приглашению, и вместе с супругой отстоял общую очередь длинною в ночь, читал акафист и псалтирь, и отнесся к этому как своего рода паломничеству.
Никакой собирательности у «конкурирующей» России нет. Но позиция есть, и она выражена в трех тезисах Татьяны Малкиной:
* Те, кто смотрел Кашпировского по телевизору, кто заряжал воду под взглядом Чумака и кто сейчас стоит в этих страшных очередях, — одни и те же люди?
* Мы никого не осуждаем. В конце концов мы все терли нос собаке на станции «Площадь Революции». Меня пугает другое: зараженная одним вирусом или заряженная сильными неконтролируемыми эмоциями большая группа офонаревших людей. Пугает то, что это государственная акция. Это как если бы взяли на госфинансирование, например, самых оголтелых футбольных болельщиков.
* Когда я проезжаю мимо этой дикой очереди, мне кажется, что Пояс Богородицы можно заменить чем угодно — любым другим предметом, любым популистским лозунгом. В словосочетании «религиозный психоз» ключевое слово все же «психоз».
Сформулировано блестяще, однако кто тот субъект общества, который так ставит свои вопросы? Я не могу найти ответ на этот вопрос. И в круге общения Татьяны Малкиной немало православных. И ее издание, газета «Московские новости», печатает других авторов, например, уже упоминавшуюся выше Наталью Лосеву. На мой взгляд, медийный образ, созданный Малкиной, лишенный субстанциональности. Его сила лишь в том, что он давно создан, выглядит профессионально и последовательно поддерживается медийными средствами. Если же присмотреться — настоящий мыльный пузырь.
Отношения без посредников
Итак, очередь. Что же здесь главное? Почему они пришли и стоят? Я искренне полагаю, что абсолютное большинство пришедших людей пытаются выстроить свои отношения с Богом. В жизнь стало слишком много скорбей, отчаяния, пустоты.
Они идут к поясу Богородицы, потому что интуитивно чувствуют — у них есть уникальная возможность обратиться к Спасителю и Его Пречистой Матери самим, «без посредников».
К какому Богу они хотят обратиться? Возможно, не все они это знают, но испытывают потребность в молитве с усилием и в духовном обращении к Богу поверх всех и вся. В последнее десятилетие многое в нашей церковной жизни оказалось замкнуто на священника. Благословение на то, разрешение на это. Безусловно, кому-то может быть очень удобно переложить свою ответственность на лицо в духовном сане, но все-таки далеко не всем. И они решительно идут прямо к Богородице, и именно это дает им силы.
Они вот так, в одиночестве и отчаянии ищут Бога и испытывают какую-то неведомую доселе радость от пребывания в толпе, в этой очереди. Опять-таки интуитивно они понимают, что вокруг них стоят единомышленники. Но это братство очереди слишком быстротечно, чтобы принести реальный плод.
Осенью этого года был подведен своего рода итог 20-летию церковного возрождения. Однако не все так просто. Выставка прошла, статьи написаны, а серьезные вопросы, оказывается, только-только поставлены.
* * *
Высокомерная Россия… Это про нас всех — и про православных, и про тех, кто относился к нам с насмешкой, издевкой или раздражением. Высокомерие православных в некотором смысле примитивное — это горделивое «Вот мы тут пришли, посмотрите и уступите!». Высокомерие противников в целом такое же: «Кто вы такие и откуда взялись? И еще — а вы на самом деле здоровы?». На эти вопросы не стоит отвечать, их надо просто забыть.
Путь у нас на самом деле один — быть вместе, прожить единство не как единство очереди холодной ночью, а как единство народа, имеющего тысячелетнюю историю. И пояс Пресвятой Богородицы, который старше Руси-России почти на целое тысячелетие, это и ориентир, и призыв, и помощь на этом пути.
