Дела эмигрантские

Редакция продолжает публикации статей генерала Деникина и его соратников, отражающих отношение к мировым политическим событиям накануне гитлеровской агрессии в 1938—1939 гг. В данной статье интересна не только оценка автором возможностей внедрения советской разведывательной агентуры в различные эмигрантские структуры. Не менее показательны замечания генерала в отношении степени «единства» Русского Зарубежья накануне Второй мировой войны. Не стоит, очевидно, рассматривать «правильность» или «неправильность» авторской позиции в отношении «Внутренней линии», НТСНП, генералов Болховитинова, Скоблина, Игнатьева, представителей русской военной эмиграции. Хотелось бы ещё раз отметить четкость и бескомпромиссность позиции генерала Деникина в отношении перспектив Белого дела в России и в Зарубежье, заявленной в заключительных разделах статьи.
Данная и все приведённые ранее редакцией статьи генерала Деникина были впервые опубликованы на страницах газеты «Доброволец», издававшейся «Союзом добровольцев» в Париже в 1936—1938 гг. Каждый номер (всего вышло три) выходил раз в год, в феврале, в годовщину начала «Ледяного похода» (в феврале 1936, 1937 и 1938 гг. соответственно).
Публикация В.Ж. Цветкова.

---

Своей дезорганизацией русская эмиграция во многом обязана подрывной деятельности большевицкой агентуры. Ибо, невзирая на разъедающие её язвы, она представляет всё же реальную и перманентную опасность для советского влияния и престижа. Эмиграция выполняет культурную миссию, знакомя Запад с подлинной Россией и заимствуя многое полезное у иностранцев для будущего строительства родной Земли: сохраняя и выдвигая много серьёзных работников на всех поприщах труда, знания, техники, искусства и литературы. Выполняет моральную и политическую миссию, будя совесть в странах своего расселения и открывая глаза слепым. Ведь само существование миллиона людей, рассеянных по всему миру, входящих в жизнь, быт, литературу, печать стран рассеяния, — людей, вносящих во все поры интеллектуальной жизни отрицание большевизма, одно это имеет уже огромное значение. И эта именно подрывная работа эмиграции, не устранимая никакими пактами, никакими декретами, вызывает бессильную злость советской власти.

Главнейшее оружие, которым борется советская власть с эмиграцией с целью расколоть и разложить её стан — это провокация. Провокация, непревзойденная по низости и искусству и проводимая в государственном масштабе.

Первые шаги её восходят ко времени Гражданской войны. За этот период наибольший интерес представляет дело генерала Болховитинова. Болховитинов, занимавший высокие посты в старой армии, поступил на службу к большевикам, став членом Высшего военного совета, осенью 1918 года, после взятия Добровольческой армией Екатеринодара, случайно находившейся там Болховитинов был арестован, предан суду и разжалован в рядовые. Начальство Дроздовской дивизии, в которой несколько месяцев прослужил Болховитинов, свидетельствовало о ревностной службе его и доблестном поведении в боях. Поэтому, после перенесённой им тяжелой болезни, он был уволен в отставку. До конца 19 года оставался не у дел. Но в начале 1920 г., когда кубанская власть, перешедшая тогда окончательно в руки самостийников, выдвигала людей по признаку враждебности к Добровольческой армии, он был приглашён на пост кубанского. военного министра.

Когда во время исхода кубанцев, атаман Букретов и генерал Морозов старались предать казаков красным, Болховитинов разошёлся с атаманом, эвакуировался в Крым, а впоследствии на Балканы, где проживал не у дел в глуши и бедности.

И вот, в советском журнале «Пути коммунизма» появляется статья казака Чёрного, стоявшего в дни борьбы на Юге во главе подпольного большевицкого центра. Он писал:

«В первой половине января (1920 г.), через тов. Змиенко (позднее через тов. Таню Цейтлин) у нас установились связи с двумя ответвлениями кубанской власти — с военным министром генералом Болховитиновым, и с левой частью Рады… Он (Болховитинов), по нашему совету, переданному через тов. Змиенко, принял этот пост (военного министра). Часто тов. Змиенко передавал нам, с какой ненавистью отзывался он о Добровольческой армии… Должен отметить, что все наши поручения, в частности мои, как „Начальника Сев.-Кавказск. военно-революц. Штаба“, передаваемые ему в письменном виде, — он выполнял точно и безоговорочно».

Болховитинов покончил с собой.

Здесь все характерно: и предательство из чувства мести, и позднее раскаяние, и использование большевиками человеческих страстей и один из способов расправы большевиков с теми, кто перестал им служить. Здесь всё ясно кроме одного: а что если и статья казака Чёрного — также провокация?..

Большевицкая провокация пронизывает насквозь все крупные процессы, как например — социалистов-революционеров, Национального центра, Таганцевский, Тактического центра и все позднейшие процессы так называемых «вредителей», «шпионов» и «диверсантов»; наконец дела об увозе Савинкова, Тютюнника, видного английского конспиратора Сиднея Рейли и похищение генералов Миллера и Кутепова. Между прочим, похищение ген. Кутепова явно подготовлялось дважды ещё раньше: когда провокатор Якушев, после встречи в Финляндии, возил его за Выборг — «посмотреть, якобы, родные дали» и когда другой провокатор, быв. генерал Потапов, назначил Кутепову первоначально пунктом встречи польское местечко, расположенное на самой советской границе… в первый раз что-то, по видимому, помешало в последний момент; во втором случае встреча в местечке не состоялась, благодаря воздействию на А.П. со стороны.

Если там, в советской России борьба против правительственной провокации чрезвычайно трудна, то здесь, в эмиграции она вполне возможна. Между тем, за всё это время никакой организованной борьбы не было. Всякие «внутренние линии» и исполнители «главы 15-й», путями чисто большевицкой морали, только разлагали эмиграцию. Ни одного имени большевицкого провокатора они не огласили. Ни одного имени не огласила и контрразведка одной большой организации, работавшая несколько лет и обладавшая известными средствами. Что это значит? Не знала? Тогда это приговор её деятельности. Знала? Тогда как можно было не разоблачить людей, свободно вращающихся в эмигрантском обществе, нас предающих и продающих!

Конечно, позорить человека по одному подозрению или по слухам, пускаемым не раз, наверное, самими чекистами, недопустимо. Но почему учреждение, столь рьяно освещавшее инакомыслящую эмиграцию не расследовало, например, в полном объёме имевшегося в его распоряжении показания крупного большевицкого агента, капитана Петрова, который — правильно или ложно — приводил длинный список сексотов и поведал о своей специфической работе в парижском эмигрантском «милье»? О компании дельцов, например, мошенническим путем и за хорошую плату добывавших въездные визы для сотен людей из советской России, среди которых было, очевидно, больше всего советских агентов… И о многом другом.

Весьма мало сведений дано было в свое время в печать о сексотах расколовшимся Евразийским союзом. Намеренно молчало и покойное «Братство Русской Правды», насквозь пропитанное большевицкой провокацией, когда она раскрылась. И только газетам «Сегодня» и «Знамя России» удалось разоблачить роль матерого «Братского» провокатора Кольберга и других.

Когда вскрыт был первый «Трест», две организации, особенно от него пострадавшие, и ряд лиц, пользовавшихся услугами «Треста» для своих памятных поездок в сов. Россию, не сочли нужным, не вскрывая, конечно, своей работы, указать имена, пути и способы большевицкой провокации. Чтобы предостеречь и, может быть, спасти других. Мало того, когда Влад. Льв. Бурцев опубликовал о провокации «Треста» уже после того, как появилась в рижской газете «Сегодня» исповедь Оперпута… (Не была ли эта исповедь новой большевицкой провокацией, имевшей целью, раскрыв карты, дискредитировать противобольшевицкие организации?). Так вот после этого на Бурцева обрушилась часть эмигрантской печати, в особенности газета Струве «Россия» за выдачу тайн, за сеяние паники и «создание настроений, неблагоприятных для идеи и практики активной борьбы с большевиками"… Такого рода «тайны» склонны хранить и правые, и левые.

Вообще, нужно сказать правду, что почти только один Бурцев пытался приподнять завесу над замалчиваемыми и скрываемыми провалами, испытывая на себе пренебрежительное отношение слева и полновесные удары справа. Между тем, именно он давно уже называл многие из тех имен, которые всплыли теперь кроваво-грязной мутью на поверхность эмигрантской жизни, в связи с похищением генерала Миллера.

Мы не умеем бороться против большевицкой провокации. Это — одна из предпосылок её успеха. Быть может, хоть последние события нас чему-либо научат. В частности, комиссия генерала Эрдели должна поведать встревоженной эмигрантской общественности — кто и как разлагал и разлагает русскую эмиграцию.

***

Есть и другие предпосылки, весьма серьезные.

Прежде всего — грызня и распри, разнузданный язык печати и собраний, погоня за «первенством» и за призрачной властью «вождизма», которые разъедают многие организации. Многие из них — не только «всеэмигрантские», но и «всероссийские», единодержавные в будущем. Одни отрицают закон преемственности и сурово судят своих отцов. Что же, ежели за дело и с умом, то ничего не скажешь. Но есть и такие, из условно-молодых, что плюют в «отеческие гробы»: «Сама жизнь — написано в одной такой газете, — обслуживает ассенизационную отрасль русского дела, и чужие кладбища становятся архивным складом русской смуты"… Сильно сказано, но не ново: такие же чувства проявлял один ветхозаветный сын.

Есть ряд организаций, возглавители которых, в мании собственного величия доходят до высокого комизма. Я не буду перечислять здесь эти организации, укажу лишь на нечто общее им всем, на специфический «стиль» — показатель их внутренней ценности:

«Волею судеб я стал во главе Российского Освободительного Народного движения"… «За мной стоят все честные сыны России, как здесь, за рубежом, так и там, под гнетом III Интернационала"… «Вырос гигант… народный трибун, народный вождь, сочетавший мудрость Муссолини с энтузиазмом А. Гитлера"… «Как ученики Христа, мы пойдем проповедовать и призывать русских людей объединиться вокруг нашего великого вождя и учителя"… «Все — к нам! Имя вождя и его прошлое служит гарантией для сомневающихся и колеблющихся"…

И т.д., и т. д.

Эти «вожди» то заключают между собой временные пакты, то ведут войну друг с другом, создавая нездоровую атмосферу вождизма и благоприятную почву для работы большевиков.

Третья предпосылка для успеха провокации большевиков, это их дезинформация.

Она охватывает и верхи и низы. Вспомним работу Треста, дававшего Парижу широкую политическую и военную сводки о положении в СССР, составлявшееся соответственно в генеральном штабе Красной армии и в ГПУ. Между прочим, эта дезинформация, под видом выкраденных белыми документов, продавались Трестом иностранным разведкам, составляя крупную статью дохода чекистов.

На верхах она действовала и психологически. Так главу одной эмигрантской организации уверяли оттуда, что он пользуется большой популярностью в России, и там ждут с нетерпением его прихода. Глава другой организации, под влиянием сообщений того же Треста, приоткрывал свои планы: «Дело идет хорошо. Решено — два консула: один оттуда, другой — отсюда; а потом можно будет тому свернуть голову». Третьему говорили оттуда: «мы уважаем первого, но флаг — неподходящий; второго у нас никто не желает; все наши надежды на вас"….

Так было. Думаете ли вы, что подобная игра не повторится и ныне, в другом только масштабе?

Осторожности, столь необходимой в борьбе с подлым и хитрым врагом, до сих пор в Зарубежьи не хватало. В жизнь эмиграции, в органы печати, в работу организаций внедрялись большевицкие агенты, погубившие немало благих начинаний и в особенности немало жизней, и дезинформаторы, вносившие смуту в умы и распри между людьми. Казалось странным читать иной раз в газете письма двух сов. спецов разной специальности, написанные одним и тем же характерным стилем. И совершенно удивительным было помещение в серьезном противобольшевицком органе несколько лет тому назад поучения «видного спеца» такого содержания: «ни рабочие, ни крестьяне перемены власти не хотят; красноармейцы достаточно изолированы от разлагающих (!) влияний, чтобы они пошли против советской власти; молодое поколение определённо стоит за большевиков, а студенчество почти на 100 проц. на стороне власти и считает её своею родною; все, вообще, рады известному спокойствию и благосостоянию, и никто новых потрясений не желает». А потому никакая политическая работа там не мыслима, и единственный путь для эмиграции — «если бы её силы вернуть родине"…

Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что эта статья была составлена либо штатным агентом, либо подневольным сотрудником ГПУ.

А дело о похищении генерала Миллера! Вы не чувствуете, как какая-то невидимая рука сеет дезинформацию, отводит обвинение в сторону то ГЕСТАПО, то эмиграции, вносит сомнение в виновности Скоблина, старается обелить Плевицкую, отвлекает общественное внимание раздуванием одних язв эмиграции и вуалирует другие, заметает следы — вот, вот готовые привести к открытию правды… между тем, как самое важное, самое нужное — одно: принимая во внимание невысокую интеллектуальную ценность предателя Скоблина и техническую невозможность одному человеку вести такую работу, какую он вёл, раскрыть — кто были его сотрудники и кто им руководил.

***

Четвертая предпосылка успеха большевицкой провокации — в недугах, поражающих некоторые круги эмиграции.

Среда, в которой переплетаются традиции ордена иезуитов, нечаевщины, азефовщины и чекистской практики деморализуется сама. Я не стану развертывать перед вами всю картину «технической инструкции» Союза Нового поколения или так называемой «Идеологии организации», т. е. «Внутренней Линии». Но разве от пресловутой «главы 15» не повеяло жутью на тех, кто её читал? В ней вы найдете ряд поучений, как разлагать враждебные организации при посредстве провокаторов-фанатиков или людей, купленных за деньги… «Распространять сплетни о личной, семейной жизни отдельных членов организации, а в первую очередь, о лицах возглавления"… Вообще — лгать, клеветать, «поддерживать всяческие самых ленивых и неисправных членов организации», ссорить людей, играя на их честолюбии и дурных отношениях, устраивать партийные расколы и т. д., и т. д. а когда дело сделано, надо потихоньку отойти в сторону, заметая следы. Но отнюдь не «разоблачать», так как такое разоблачение может «дискредитировать (вас) для дальнейшей работы в других организациях"…

Что это такое: «идеология» Союза Нового Поколения, или только показатель морального уровня составителей «Инструкции»?.. Если верно второе, то не честнее и не достойнее ли было бы открыто отбросить эту грязь, вместо того, чтобы приискивать ей какое-то неискреннее оправдание…

Разве это не трагическая гримаса жизни, когда подпольная организация («Внутренняя линия»), в рядах которой находился Скоблин и, бес сомнения, не один ещё человек, заслуживающий общественное презрение, смеет брать на себя задачу руководить политическим воспитанием эмиграции, оценивать — достаточно или нет национальна деятельность эмигрантских группировок, и, путем провокации чисто большевицкого характера — внедрением в них своих сексотов — направлять или разлагать их…

В такой отравленной атмосфере облегчается проникновение и работа большевицких провокаторов, дискредитирующих самую идею борьбы, проникающих в тайны и губящих людей.

В одном лишь утешение, что вся эта накипь развелась в очень ограниченной среде; толщи-же эмигрантской, толщи зарубежного воинства она отравить не успела.

И, наконец, пятая предпосылка — неосторожность, небрезгливость в общении с советскими наёмниками.

Я не могу понять, как могли находиться в дружеском общении с Навашиным противо-большевики эмигранты. С человеком, дружившим с одними большевицкими заправилами, враждовавшим с другими, но, в общем, служившим большевизму. Не понимая, как мог вводить его в свою конспиративную работу Гучков, который, ведь, занимался не одной теорией борьбы, а и некоторыми практическими путями её, и находился в связи с людьми, с риском для жизни отправлявшимися в советскую Россию…

Между 1932 и 1934 годами появлялись в печати, благодаря Бурцеву, сведения о ряде большевизанствующих евразийцев, и названы многие имена, в том числе тех, что недавно спаслись бегством — Эфрона, Клепининых, Кондратьева и друг. Но это не помешало им вращаться не только в не-возвращенческих кругах, но и в подлинно бело-эмигрантских. А последнему — состоять даже в организации, именующей себя «национальной» и «имперской».

Сколько тайн выдали и сколько человеческих жизней предали эти друзья и собеседники!

А последняя столь нашумевшая встреча Казем-Бека с б. графом Игнатьевым! Да и не один он встречался с Игнатьевым!

Вокруг этого дела возникли страстные дебаты, причём некоторые эмигрантские группировки центр тяжести вопроса переносят на преступность общения вообще с советским генералом, мешая всё советское или вернее подсоветское в одну кучу. Между тем, преступление заключается вовсе не в том, что эмигранты входят в сношения с под-советскими людьми, революционно настроенными, какие бы внешние отличия они не носили, а в том, когда входят в сношения с советскою властью или, что по существу одно и то же, с заведомыми и презренными её наемниками.

Бывали в первом случае ошибки, и тяжёлые в особенности во времена Треста. Ошибки, заблуждения… Но как можно заблуждаться в отношении Игнатьева, который не под дулом нагана, не по принуждению, а в свободной стране, по доброй воле продался советам и 20 лет небезвыгодно для себя был соучастником их тёмной, мошеннической коммерции; который вступал в сношения с бело-эмигрантами по поручению ГПУ, ибо иначе, после оглашения «встречи», он не посмел бы вернуться в Москву, зная хорошо, что его там ждёт.

Впрочем, за признательность Сталина даже к самым верным и старательным своим слугам поручиться нельзя…

***

Последние события больно ударили по эмиграции, в особенности по военной, вызвав растерянность и беспокойство. Воинские организации потрясены. Из разных мест русского разсеяния, особливо из медвежьих углов, идут тревожные, недоуменные вопросы. Люди потерявшие сердце, спрашивают даже:

— Неужели всему конец?

Нет, не конец! Борьба должна продолжаться всеми разумными и доступными средствами. Только нужно отбросить аморальные и гиблые системы и почистить свои ряды. Ибо в этих рядах завелись лже-наследники Белого движения — дельцы, ему чуждые, его эксплуатирующие и компрометирующие.

Белое движение по природе своей сложно и многогранно, но основные стимулы его ясны.

Уничтожение большевизма.

Восстановление Русской Государственности.

Защита Русской Земли.

Эти стимулы двигали нас в бой. Во имя их русские просторы покрыты несчетным числом могил. Во имя их мы претерпевали и претерпеваем тяжелые удары судьбы.

Никакие новые политические течения не выдвинули более национальных и более реальных стимулов, не ударяясь в гибельные крайности соглашательства — с одной стороны, и пораженчества — с другой. И когда могильщики Белого движения, используя современные тяжкие события, читают ему отходную, они жестоко заблуждаются. Не идея померкла, а отдельные люди искажают идею и пятнают знамя.

Что может быть общего между Белым движением и теми гнойниками, которые вскрыты ныне в эмигрантской среде! Белому Движению органически чужды продажность и предательство, чужды все эти советского типа «достижения», в виде сексотов и шантажа, в виде провокации и клеветы, в виде доносов — на словах или в грязных анонимных листовках. Цель оправдывает средства? Нет, не всякие средства. Есть такие, употреблять которых нельзя, не рискуя потерять свой человеческий облик.

Белое Движение имело своей целью не покорение, а освобождение России. И когда теперь в головы эмигрантской массы, в особенности военной, внедряют мысль, что только она — соль земли, что там всё прогнило и выродилось, и что только мы будем строить Новую Россию, это тоже провокация, дискредитирующая эмиграцию в глазах подсоветских, противокоммунистических, национальных сил. Только в единении с ними возможен успех борьбы и строительства. Не управлять и командовать пойдем мы туда, а служить России — на высоких и на малых ступенях иерархии, где Бог приведёт, быть может даже — по образу Первых походов, когда заслуженный полковник становился в строй рядовым, когда корпусный командир «рассыпался» в стрелковую цепь, не почитая это уроном для своей чести.

«Что день грядущий нам готовит», мы не знаем. Но чувствуется ясно нарастание стихийных событий, и в их круговороте разрешатся и судьбы России.

И к этому дню мы должны готовиться, подсушивать порох подмокший в моральных пороховницах, почистив и сомкнув свои ряды.

Но «день» близок.