 |
| Радонеж | Епископ Костанайский и Рудненский Анатолий (Аксенов) | 16.11.2011 |
— Сегодня я рад приветствовать в нашей студии гостя уважаемого, Анатолия,
епископа Костанайского и Рудненского. Владыка Анатолий, как я уже сказал, долгожданный гость на нашей радиостанции, потому что совсем недавно мы беседовали еще с одним нашим автором, Константином Ефимовичем Скуратом, и в нашей беседе коснулись служения владыки. Константин Ефимович порекомендовал мне тогда связаться с владыкой, и вот, я позвонил по телефону, и получилось так, что владыка, проездом в Москве, зашел к нам как раз в студию.
Владыка, вы занимаетесь миссионерством, занимаетесь просвещением. Как и всякий епархиальный архиерей, вы прекрасно знаете нужды и проблемы паствы изнутри. Сегодня, когда Русская Православная Церковь наглядно и видимо осуществляет яркую миссионерскую деятельность по всем просторам нашей Родины, и не только у нас, но и за рубежом, и Церковь является уже такой мощной консолидирующей силой, можно даже сказать, чем-то параллельным нашей государственной власти, нашему государству, ведь не секрет, что покойный Патриарх Алексий II даже в рейтингах участвовал и был очень популярной фигурой. Поэтому светское общество сейчас прислушивается к власти церковной и, в частности, к иерархам нашей Церкви.
Вот, мне хотелось бы, чтобы вы рассказали о своей епархии, поделились бы с нашими слушателями основными проблемами, которые у вас существуют (Костанайская епархия, это митрополичий округ, да?), и рассказали бы обо всем, что будет интересно нашим слушателям.
- Я рад приветствовать всех слушателей радио «Радонеж», потому что это — программа, которая ожидаема, которая отвечает на многие вопросы. И люди, которые интересуются, как протекает жизнь Церкви, какие происходят события и что можно полезного извлечь для своей души, для своего ума и сердца, и находят здесь, в этой передаче.
Моя мама — постоянная слушательница этого радио. В свое время они слушали такие передачи из заграницы. Теперь все происходит значительно ближе, роднее, понятнее. И слава Богу, что ожидания, которыми полны души людей, они находят здесь уже свое разрешение.
Да, действительно, Церковь сейчас переживает особый период. Мне, как человеку, в свое время занимавшемуся историей, совершенно определенно ясно и понятно, что такого благоприятного времени для Православия и всего христианства — в истории не было. Не было, потому что различные были обстоятельства (это и развитие, это и проповедь, это и формирование, это и взаимоотношения с различными ветвями властей, с другими религиями, появление ересей, политические амбиции и т. д.), — настолько влияли на жизнь Православной Церкви, что после этих «вихрей» оставались многие и многие святые, которые свидетельствовали своей жизнью о Православной вере, проповедовали Христа Распятого, и показывали Путь, которым можно идти и спасать свою душу.
Вот, меня поражают такие периоды в истории Православной Церкви, когда при благоприятных, казалось бы, обстоятельствах, масса подвижников и мучеников. Взять хотя бы времена Петра Великого и после него. Времена наших царей в XIX веке и период после революции.
Вихри такие, что очень трудно даже как-то осмыслить масштабы, с которыми мы столкнулись именно в плане взаимоотношения агрессии против Православия — с попытками его уничтожения и т. д. И вот, сейчас благоприятнейшее время. Господь нам за страдания наших святых мучеников, исповедников, наших бабушек, дедушек, наших героев-дедушек, которые отдали свои жизни, чтобы мы жили сейчас, -за их страдания Господь дал нам великолепное время! Можно молиться, можно проповедовать, можно ходить по улице совершенно свободно с крестом, одному и группами, крестным ходом и на автобусе, — т. е. такие обстоятельства, которые трудно было и представить в свое время.
И вот — они есть.
И так Господь благословил, что мне, выпускнику Московских духовных школ, в настоящее время нужно потрудиться на земле Казахстанской. В свое время Святейший Патриарх Алексий II назвал землю Казахстана «раскрытым антиминсом». Да, в принципе, этим антиминсом является и вся Русь. А если уж по большому счету — это и Греция, это и Европа. Но для нас близки те подвиги, которые были совершены нашими предками, причем недалекими предками (это наши деды и прадеды). Близки почему? Потому что жива память, виден их подвиг воочию, без каких-либо наносов, добавлений, преукрашений. Мы видим, что, действительно, они выбирали Христа.
И вот, служа на земле Казахстанской, понимаю, что велика мера ответственности, потому что за отпущенное нам Господом время (может быть, даже и недолгое) нужно обязательно оправдать своими усилиями и делами ожидания наших мучеников. Они же верили, что Господь поругаем не бывает — и мы должны засвидетельствовать это! Они верили, что будут открываться храмы — и мы должны это делать! Они думали, когда в них стреляли, о том, что придут времена, когда на Русской Земле будет прославляться Имя Божие. Поэтому и хотелось бы оправдать их надежды своими делами и, конечно же, своим примером.
— Владыка, Казахстан — это не православная земля. Но, с другой стороны, столица Алма-Ата — это бывший город Верный, наша казачья твердыня. Мы постепенно завоевываем авторитет в такой местности, где помнят еще русские корни. А как относится местное население к православному епископу, к нашим православным храмам, к нашей традиции?
- Хороший вопрос. Я бы сказал, казахи — уникальный народ. Во-первых, они всегда жили бок о бок с нашими казаками. Они мусульмане, но они знают о Православии. Они, например, молятся Святителю Николаю, они приходят ставить свечи к нам в православный храм. Они кланяются, молятся перед различными святынями, и для них русский священник, в общем-то, значит многое. Мне приходилось видеть, как казахи, на границе или полиция, очень уважительно относились к владыке. И некоторые называют «русским муллой», некоторые уже «батюшкой», некоторые «спаси Господи» говорят, несмотря на то, что являются и казахами, и мусульманами.
Так вот, мусульмане-казахи очень доброжелательны, очень степенны, умны, расчетливы и добры. Мне вот в связи с этим вопросом хотелось бы даже рассказать одну историю. Однажды ко мне в епархиальное управление приехал один казах. У него большой участок земли, поля, они живут в населенном пункте (я не буду называть все эти географические названия), и там проживает четыре тысячи населения — половина русских, половина казахов. Казахи, естественно, мусульмане, а русские, естественно — православные? Я бы не сказал. И он пришел с таким предложением ко мне: «Владыка, вот, казахи рождаются — призывают муллу, женятся — муллу, умирают — мулла их хоронит. Русские живут — много выпивают, а умирают — их закапывают, как животных. Вот, мы хотим, чтобы они, по крайней мере, были погребены священником, чтобы у них было человеческое достоинство сохранено здесь, на земле. Мы собрали деньги и хотим построить русским храм. У нас мечеть есть, а храма — нет. Приезжайте к нам и расскажите, как его построить!»
Я приехал и, знаете, через три месяца там уже был храм, и на Пасху мы его уже освящали. Другое очень меня взволновало и как-то опечалило: на освящение храма из двух тысяч человек пришло только десяток-два.
— Может быть, они не ожидали такого подарка?
- Но собирали же деньги, казахи же слышали! Ожидали, но не пришли! Не пришли! Пришло около сотни казахов на освящение нашего храма. Сердце, есть такая поговорка, «обливается кровью». Наши родные кровиночки не слышали о Христе! Не понимают того, что дает Православие человеку, а тем более, русскому человеку, выросшему на традициях именно святого Православия, и они не знают этого! Если их обвинять — «не хотят верить и т. д.» — это будет в корне неправильно.
Я когда учился в Московской духовной академии старался как можно более подробно ознакомится с жизнью тогда еще не святого, а сейчас уже прославленного, владыки Луки (Войно-Ясенецкого). И он, уже будучи слепой, в своем дневнике писал такие слова (я боюсь ошибиться, но суть была такая): «Все стараются обвинить большевиков в том, что произошло, а в действительности причиной всему было то, что Церковь не справилась со своей миссией быть «солью земли». И вот когда я увидел наших русских людей, я понял, что мы должны быть «солью земли». Пока мы не осолим их сознание святой верой, ничего не будет! А вера, наверное, в данном случае должна быть не от слов: не от слышания, а от видения. Они должны увидеть перед собой живой пример: «приди и виждь», то есть придти, увидеть и поверить.
Я думаю, что в рамках служения Церкви для любого священника, для любого епископа и, конечно же, для любого христианина очень важно помнить о том, что сейчас, в период самый благоприятный (для Русской Православной Церкви, по крайней мере) очень важно помнить, что мы через видение можем совершить служение церковное.
Потому что говорить человеку, уши которого поражены, и он не все слышит, вряд ли будет полезно. Если он своим умом уже настолько утвердился в окружающем мире, ему очень трудно говорить о вещах Небесных, духовных. А вот когда он увидит священника, который не боится труда, говорит правду, его слова не расходятся с делом, когда он является примером во всем — будь то проповедь, служение, трудолюбие, общение, честность, порядочность, и все человеческие качества, которыми, в общем-то, наделил нас Господь, чтобы они были освящены именно Православием. И тогда будет не один-два десятка из тех двух тысяч человек, а значительно больше.
Почему же так происходит? Как-то я пытался осмыслить это. Ведь Казахстан -это наша целина, туда ехали комсомольцы пятидесятых годов с твердой верой быть полезными обществу. И даже полагали свои души там, умирали. Потом создавали семьи, растили и вырастили своих детей там, а Церкви там не было. И если искать виновных, это будет неправильно. Если искать какие-то причины, то, наверное, и искать не надо, они наяву. Обстоятельства так складывались, что люди находились в этих обстоятельствах, и по-другому ни они, ни Церковь поступить просто не могли, просто не могли!
И вот, сейчас нам Господь дал время все исправить. Но как мы можем исправить? Конечно же, построив этот храм, не забывать, что рядом с ним должна быть и воскресная школа, и библиотека. Но и этого мало. При храме обязательно должно быть что-то, что накормило бы, напоило, обогрело. Это и трапезная, это и какое-то рукоделие, это и какая-то столовая и т. д. Т. е. при храме должно быть место жизни для тех людей. И они идут в храм, но часто сталкиваются с такими уже устоявшимися стереотипами в Церкви, как, например: «к подсвечнику не подходи», «в храм зайди в определенном виде», «за мужа, который умер, он выпивал и в храм не ходил, -за него не молись», и такая появляется сеть условностей, что человек уходит из Церкви. И ему без Церкви очень тяжело, и в Церкви он не принят. И готов в Церковь вложиться, а там — не нуждаются в его услугах. Вот это нужно менять!
И очень большое желание, чтобы в наших храмах жизнь как-то обновилась.
Но есть и другие причины. Вот сейчас на целую область, на сорок с лишним храмов у меня только шестнадцать священников! Епархия только что создается, и сельские районы не в состоянии, допустим, содержать священника. Нужно предпринимать какие-то шаги, которые будут в корне менять эту ситуацию. С одной ситуацией мы уже потихонечку начинаем справляться. Это связано с отсутствием времени. Вот, вы в начале передачи объявили меня Костанайским и Петропавловским. На сегодняшний день я уже Костанайский и Рудненский. Что произошло? Епархию, которая состояла из двух областей, разделили на две. И уже для меня будет проще посетить и участвовать в жизни конкретных приходов, потому что они стали ближе по расстоянию, и больше уделять времени тем людям, которые нуждаются в большей степени. И поэтому есть уже надежда, что-то, что я не смог сделать за год по отношению к приходам, где нет священников, где редко бывают службы, где часто бывают и недостойные священники в своем служении (к сожалению, это было, начиная с Иуды). Вот эти моменты нужно в какой-то степени учитывать, просить у Господа помощи и поддержки для исправления и, конечно, чтобы Церковь, которая является и кораблем спасения и местом особого присутствия Божия, была для людей вот в таком виде и признана. И тогда, я думаю, что ситуация изменится.
Мало того, правительство Казахстана очень заинтересовано, чтобы наши русские люди в большей степени посещали храмы. Все-таки очень хорошее есть понимание, что верующий человек не пойдет грабить, убивать. Верующий человек будет больше обращать внимания на культуру, на искусство. Верующий человек может держать свое слово, хранить правду, служить Родине, быть надежным партнером в работе, в труде, в различных своих службах, которыми должен обязательно служить своему Отечеству и людям окружающим. Вот в таком приблизительно ключе происходит то, что мы называем служением нашей епархии на земле казахстанской.
— Владыка, вы коснулись очень важной темы — темы призрения, чем должна заниматься Церковь по сути. Вот, мы вспоминаем если Устав Троице-Сергиевой Лавры, митрополит Филарет (Дроздов) писал о том, что мы должны свято чтить заветы преподобного Сергия, который всегда призревал нищих, уповал на помощь Божию в том, что прокормит монастырь Господь в определенные моменты, чтобы всегда стояли нищие у Святых врат, получали там, по завету Преподобного, питание, обогрев, баню. даже проживали бесплатно люди в той же Лавре — сколько кто хотел (была там дешевая гостиница, каждый платил по усердию). И не оскудевала помощь от Бога, обитель всегда получала достаточно и материального за такую вот любовь и помощь.
Но мы знаем, что наше время — довольно лукавое в этом смысле. У нас теперь многие люди представляют собой такую профессиональную когорту нищих, которые, конечно, по-своему будут использовать такую церковную благотворительность. И используют ее уже, чем, в частности, отвращают многих людей, которые идут, например, в храм, по пути встречаются с этими нищими и получают уже негативное мнение о Церкви вообще. Т. е. Церковь у них ассоциируется уже с такой «прокладкой» нищих — обязательной, которую как-то нужно миновать. Как вот здесь относиться к таким людям? Если мы устроим сейчас дома призрения, бесплатные столовые, еще какие-то благотворительные учреждения при храмах, при монастырях, — не будет ли все это, скажем так, в ущерб народной нравственности?
- Вопрос очень сложный, его однозначно разрешить невозможно. Быть нищим — это может быть и горе, это может быть и профессией. Это может быть вынужденной мерой, а может быть и самым избранным путем жизни человека. Т. е. это настолько переплетено в сознании разных людей по-разному. И поэтому, конечно, однозначного ответа быть не может. Мне приходилось уже неоднократно отвечать на эти вопросы, и вот, слушая потом свою передачу, понимаешь, что не ответил, потому что нет полноты ответа на вопрос, поставленный жизнью. Это — жизнь, когда приходят люди в храм, а это же Дом Божий. Там собрали и богатых, и бедных, здоровых и больных, только что родившихся и не сегодня-завтра уже завершающих свой жизненный путь. И как это все унифицировать? Это же невозможно! Единственное, что можно в этой ситуации — действительно, все покрывать любовью. Не случайно преподобный Сергий выбрал именно этот путь. Должны быть при монастырях (и даже храмах) обязательно горячая вода, кусок хлеба, какая-то теплая комната должна быть, — то, что необходимо для жизни человека. А вот уже дальше — наверное, нужно делать с рассуждением, с тщательностью и с самоотверженностью. В одной из передач я рассказывал один случай, который меня поразил до глубины души. Я сейчас вспоминаю его, и до сих пор мне не по себе.
Я знаю, что вокруг Лавры собирается очень много нищих. И однажды я узнал, что эти нищие друг другу продают грудных детей! Т. е. ребенок на день (в то время, когда я узнал), на прокат — чтобы день постоять с плачущим ребенком — стоит четыреста долларов. Но, конечно, собирают они значительно больше.
Что будет с этим ребенком потом, этого, наверное, не знает никто, кроме тех, кто последним воспользуется его пребыванием рядом с ними. Поэтому наверное нам всем, верующим, очень важно, кому мы подаем: человеку, который нуждается или который зарабатывает. Который после полученных подаяний исправит свою жизнь и встанет на ноги или доедет до какого-то места, где ему нужно быть, — или же эти деньги убьют невинного младенца.
Вот, делать доброе дело с рассуждением мы просто обязаны!
Может быть, обострить внимание и настоятеля храма, или Лавры, или монастыря. Может быть, каким-то образом, неравнодушно увидев все происходящее, пригласить и работников охраны обратить внимание. Может быть, подвести его к трапезной, накормить и узнать, в чем он нуждается.
Не секрет, что существуют целые банды, которые порабощают инвалидов, заставляют их собирать деньги и все у них отбирают потом. И я был этому свидетель, ко мне обращались. Внешне он говорит так, а тихонечко мне объясняет: «Помогите, а иначе меня убьют просто!» Я сначала думал, что это обман, но потом узнал, что это действительно так. Вот, очень сложно нам в такой ситуации разобраться. Мне бы хотелось, чтобы на более высоком уровне это было рассмотрено, чтобы передачи или какие-то беседы выработали позицию и Церкви, и Государства, и общества и объединились. Потому что одна Церковь решить этот вопрос не сможет. И Государство тоже не сможет, потому что люди ушли в Церковь и как бы растворились за ее дверями. Поэтому должны быть какие-то совместные усилия — это и медицина должна быть, и правоохранительные органы. Ведь ни для кого не секрет, что у нас на глазах буквально продают наркотики. Мы знаем, что с этим борются. На глазах у всех гибнут люди. И при таком равнодушии погибает все. Как Иоанн Златоуст говорил: «Бойтесь равнодушных, ибо с их молчаливого согласия совершаются все страшные преступления в мире». И это -одно из преступлений.
Что бы хотелось посоветовать конкретному человеку? Вот, он идет мимо нищего в метро. Нищий, положим, просит: «Дайте, мне кушать нечего!» Ну, подать сегодня сколько можно. А если он стоит и на другой день — может быть, уже подать не денег, а буханку хлеба. Я знаю случаи, когда десять рублей кидали в лицо подающему, а человек, который подавал буханку хлеба или пачку печенья уворачивался, чтобы они не попали ему в лицо. Т. е. надо более внимательно к этому отнестись.
Бывают такие моменты, что стоит, например, человек, женщина или молодой человек, и просят: «Мне нужно доехать.» Тут уже десятью рублями просто нельзя заглушить свою совесть, а, может быть, нужно отвести этого человека в храм, к настоятелю, спросить, что у него и как, помочь ему. Бывают и такие моменты, когда узнают сумму на билет, получают эту сумму и растворяются — никакой билет не нужен. Бывают и другие случаи: покупают билет, ведут прямо до ступенек вагона, человек садится уже в вагон, а потом выходит из соседнего и сдает этот билет.
У меня есть под Переславлем Божедомье, там запланировано местечко, где бы могли люди, нуждающиеся в общении, в реализации себя, собираться. Потому что человек выходит на пенсию — а он привык общаться, и он тоскует, потому что все стало заканчиваться дверями его квартиры. А он привык общаться с детьми или со своими сотрудниками, и люди не выдерживают этой психологической ломки. И мне хотелось, чтобы в Божедомье могли приехать, пообщаться, помолиться, всласть подышать свежим воздухом, не торопиться никуда. Так вот, ко мне пошел целый поток людей, желающих там пообщаться. Мы давали им деньги одно время, пытались их привезти прямо на место. Убегали на другой же день, предварительно что-то прихватив!..
И вот, знаете, за несколько лет у нас практически не набралось нужного количества людей, чтобы там остались.
Делали и так: зная, что я спрашиваю о каких-то моментах биографии, они передавали друг другу: где живешь, как и кем работал и прочее. Они уже это друг от друга узнавали и оттачивали ответы. Узнали, например, что вечером мы не отправляем на вокзал и даем возможность ночевать, — так они стали приходить в 10−11 вечера. Т. е. под соседними кустами они пережидали, и приходили в 10−11 вечера, чтобы их накормили, а утром, прихватив что-то, они могли уходить!
У нас «раздевали» трактора, снимали алюминиевые, медные части и пр., привозили с собой всяких вшей и прочее. Но все-таки, я считаю, должен быть предел. Быть милосердным до такой степени, чтобы приносить зло или участвовать в зле других — это неправильно!
— Владыка, вот святой праведный Иоанн Кронштадтский как-то справлялся с такой ситуацией, вспомним, например, «Дома трудолюбия».
- Знаете, чтобы справляться, нужно быть все-таки Иоанном Кронштадтским. Это, во-первых, человек высочайшей духовной жизни! А пример какой! А трудолюбие! А молитва! А прозорливость! А его искренность! А авторитет! У нас же ничего нет этого! Мы не можем вот так сказать: «Знаете, я вот буду, как Иоанн Кронштадтский». Попробуй-ка жить так, как жил этот старец, действительно, символ России, причем Святой Руси. Значит, нужно довольствоваться тем, что мы имеем на сегодняшний день. И поэтому дома трудолюбия спасут, конечно, несколько человек, — но не всю Церковь. Накормленный человек при храме, ну, сколько там можно накормить — ну, тысячу человек, в конце концов (если не будет последствий). А завтра придет уже две тысячи. Причем я знаю такие моменты, когда передают из уст в уста, и люди начинают со всех сторон сходиться, и храм просто не справляется.
Когда я был в Магадане, у нас ежедневно питалось около сорока человек, которые находились рядом с храмом. И меня всегда сверлил вопрос: правильно ли я делаю. И однажды ко мне пришла женщина и говорит: «Можно ли я у вас покушаю? Я инженер с предприятия, мы должны переехать на Большую Землю, и нам должны выплатить деньги, потому что есть программа, есть обещания, и я не могу уехать. Но мне уже кушать нечего, я уже падаю в обморок! Позвольте мне вместе с теми людьми кушать, которые у вас питаются!» Я стал узнавать, почему она сама не пришла. Оказывается, те люди, которые находились рядом со входом в храм, они просто больше никого не пускают. У них сорок человек, и они других, действительно нуждающихся, голодных людей, они туда не пускают!
Делая доброе дело, мы все-таки должны помнить о том, чтобы оно было полезным, чтобы оно не обратилось во зло. Как Апостол Павел говорит: «Делаю доброе, а получается злое. Хочу делать доброе и не делю, потому что во мне есть закон, который воюет против ума моего». Мы люди, и нам присуща греховность, ошибки и т. д., но та любовь, о которой говорил преподобный Сергий и святой праведный старец Иоанн Кронштадтский, она все-таки должна быть осмысленной. И неправильно сделанное доброе дело порой может привести к трагедиям у живых людей. Поэтому хотелось бы, чтобы сообща мы этим делом занимались, сообща.
— Владыка, а все-таки этот вопрос нельзя, мне кажется, решать Церкви в разделении с государством, ведь, в основном, это проблемы государства: накормить нищих, голодных, пристроить социально необеспеченных. Почему, собственно, на Церковь, которая сама только начала возрождаться из руин, легла эта проблема? Понятно, что Церковь как чадолюбивая мать должна решать и земные проблемы своих пасомых. Но ведь, строго говоря, эти люди не являются членами Церкви: они просто используют Церковь, используют ее в своих корыстных интересах, ведь это на самом деле так! Вы правильно сказали об авторитете: разумеется, если авторитет высок (авторитет священника или епископа), то вряд ли даже нецерковный человек дерзнет так нагло попирать хотя бы самые простые человеческие традиции. Мне невольно вспоминается рассказ митрополита Антония (Блюма), который, в свою очередь, рассказывал своим слушателям о том, когда учитель гимназии, сам нищий, проходил мимо нищего и, не имея, что подать этому просящему, он просто обнял его и с любовью произнес: «Мне нечего дать тебе, но я хочу выразить этим объятием свою любовь к тебе!» И нищий со слезами благодарил его за это участие. Я не думаю, что сейчас найдутся такие люди, которые будут обниматься с нищими, тем более, сегодня это небезопасно. Я сам свидетель: подходят люди и называют конкретную сумму: «Дай 300 рублей!», или «Дай 1000 рублей!» И если ты не подашь, ты уже становишься ему врагом! Здесь все-таки, наверное, блаженны нищие духом все же, не обязательно — просто нищий. Ведь и нищие разные бывают.
- Конечно, вы правы. И здесь вот еще в чем проблема: мы начинаем мудрствовать и искать в нищих «не нищих», а в «не нищих» нищих, и наоборот. Вспомним, как Господь рассказал притчу. Собрал царь пир и велел пригласить своих. Многие отказались, не все пошли за этот стол. «Идите на распутья, соберите увечных, хромых, слепых, глухих.» Пришли они и вдруг видят, что там кто-то не в брачной одежде.
— Страшная притча.
- Да. И это, наверное, ответ на нашу сегодняшнюю беседу. Все-таки среди нищих есть те, кто не в брачной одежде. Ну, для тех, кто не знает, что такое брачная одежда, могу пояснить. На Востоке очень много родственников и не всех могут пригласить за конкретный стол. Поэтому существовала традиция: специальную накидку делали, и вот, с этими накидками — за правый стол, с другими накидками — за левый стол. И вот, пришел нищий, не имея накидки: не имел он этой брачной одежды, т. е. он не должен был сидеть за столом, т. е. он не соответствовал хромым, глухим, слепым, увечным. Т. е. очевидно, что это был тот человек, который избрал профессию — он не нуждался, а пришел! И его туда, где скрежещут зубами, отправили. Отправили туда, где злятся и завидуют, и пренебрегают вопросами жизни.
Нечто подобное, наверное, должно быть и в Церкви. Вы знаете, когда мы создавали Божедомье (это недалеко от Переславля), думали — кто у нас будет? Если всех больных собрать, то больной ведь может заразить здорового. Вот, придут бабушки, дедушки, с открытым сердцем друг друга угощают, кушают из одной посуды. И вдруг там — зараженный человек. Можно его вместе с ними? Это же будет с моей стороны преступление! Я не могу заразить бабушек своим невниманием и беспечностью, не могу просто! Значит, рассуждение при делании добра должно стоять во главе угла. И когда мы просто так подаем на улице, мы тем самым плодим людей, которые жизнь свою посвящают сбору денег.
Однажды мне пришлось разговаривать с художником, который собирал деньги. Он писал картины и даже расписывал храм, и ему не хватало. И он шел к метро, где просто стоял и собирал деньги. Он говорил: «Мне просто не хватало». Это — один нищий. Другой вопрос — где он трудился, где он писал. Очевидно, там он даже не смел попросить. Все-таки он выкладывался.
— То есть, это было честно?
-Это было честно, да. А вот когда я встретился с одним мальчиком, у него ножки не ходят, он сидел на колясочке и ждал меня у заправочной станции в Переславле. И говорит мне: «Можно я к вам приду и побуду какое-то время, потому что меня заставляют собирать деньги и потом все отбирают. Я уже не ел долгое время!» Представляете? Это уже другой нищий, он по-другому выжить не может. И, конечно, здесь должна быть какая-то справедливость, ему нужно помочь. И когда я его пригласил к себе, он узнал, что у нас можно сидеть в каком-то месте, он будет как секретарь у телефона отвечать на звонки, на вопросы. И мы можем ему помогать! Мы можем ему дать образование даже — сейчас можно получить образование, сидя у компьютера. Мы эти условия ему создаем. Не знаю, но почему-то он сбежал!
— Трудиться не привык.
- Не привык трудиться! То есть, все имеет какую-то меру, какую-то исключительность. И хотелось бы ему помочь — и не получается! Вот, есть возможность, а она не интересует того, кто просит. Наверное, здесь глубже коренятся все проблемы. Ведь смотрите, до революции, когда была сильна семья, мало было приютов. Их можно было по пальцам перечесть. И семья почитала за счастье иметь у себя убогого человека, ухаживать за ним. И на ухаживании за этим человеком воспитывались целые поколения! Отсюда — и сестры милосердия, отсюда — и человечность, отсюда — чуткость к жизни, к боли другого человека. У нас же сейчас наоборот: мамы говорят воспитателям, чтобы их дети, упаси Бог, не увидели инвалидов: «Нужно беречь их психику! Я не хочу, чтобы мой сын увидел немощного человека, пусть он воспитывается сильным, волевым!» А кто вырастет из этого молодого человека? Конечно же, амбициозный, властолюбивый, не знающий ни горя, ни страданий человек. Он будет лидером, он будет идти по жизни с высоко поднятой головой, не замечая, что он идет по головам других людей.
Вот это — трагедия, беда, которая коснулась и Церкви, и государства, и конкретной личности. Очень хотелось бы, чтобы все это воспитывалось в семье, но если это не получается, может быть, предметы, которыми располагают воспитатели в детских садиках, ввести? Предмет милосердия ввести? Сделать экскурсию в больницу, посмотреть, как там без ножек такие же сверстники живут, дети с большими увечьями? Посмотреть, как страдает человек после дорожно-транспортного происшествия и чего стоит лихачество на дороге и безудержность в каких-то своих поступках! То есть должно быть, наверное, не конечное исследование причин, а начальное
Когда мы занимались вопросами педагогики в Академии, мне запомнилось такое, очень вдумчивое и серьезное, видение времени воспитания человека. У нас почему-то все обращают внимание на школу — но это безнадежно поздно! В школе воспитать человека невозможно: ему можно привить знания, его можно научить чему-то, можно его как-то направить в какую-то сторону. Но воспитать, со всеми горестями и радостями, с патриотизмом и любовью, с самоотдачей и осмотрительностью, — это можно только, что называется, с первых дней жизни.
— Раньше вообще-то школа воспитывала, в советское время?
- Но давайте посмотрим правде в глаза! Воспитала кого: руководителей, которые сейчас не платят пенсии. Воспитала ученых, которые бегут за границу. Господь сказал: «По плодам их узнаете их. Наша школа была советской. Я знаю, как относились ко мне в школе, когда я не был ни октябренком, ни пионером и комсомольцем. Как смеялись, как били.
— Но патриотизм-то старались привить, к Родине, во всяком случае.
- Вы знаете, этот патриотизм был коллективным, не воспитали личного патриотизма. Такого, когда человек, находясь в замкнутом пространстве, совершенно подготовлен к любой ситуации. Вот, в шеренге, «на ура» — это да. Но когда выпускают два БТР-а опытных образцов, а один из них за водку продают Радуеву — это тоже показатель. Разве наши ребята, которые пошли защищать Россию — не патриоты? Патриоты. Но когда замкнутое пространство — ведь и выпить нужно, не правда ли? А БТР — еще один изготовят! И они не поняли, что пропили все, они пропили, прежде всего, свою душу и тем самым сделали себя безоружными перед очень слабыми противниками, перед очень слабыми!
И в идее воспитания ребенка не на последнем месте должно быть время воспитания. Вот, есть у нас времена года. Зима — все спит. Наступает весна, снег сошел — готовят грядки, да? В эти грядки посеяли семена, потом семена взошли, пропололи эти грядки и в августе-сентябре собрали урожай. И затем этот урожай убрали до следующего сезона. Если мы проведем аналогию с человеческой жизнью — вот, человек только что родился. Это новый человек, новая грядка. И вот туда всеивают — только не морковь, а, допустим, любовь, не петрушку, а дружбу, не картошку, а патриотизм.
Но говорят: «Знаете, он еще маленький. Зачем сейчас его сейчас утруждать? Давайте до конца июня подождем, а потом все это туда и посеем!» И пока до конца июня ждали, туда пришли: безнравственность из телевизора, ругань соседей, пьянство повсеместное — и дома, и у подъезда, и на стадионе, — где угодно. И когда ребеночку семь-восемь лет, ему говорят: «Нужно слушаться бабушку!» А он не понимает, о чем речь. «Нужно заботиться о своем здоровье — не курить, не пить!» — Да вы что? Все же курят и пьют — вы что меня учите? Я свободный человек, я имею право! Ах, не нравится, что я так говорю: я убегу из дому и сделаю все, что мне нужно!
И происходит ломка человека. Он вроде бы что-то слышал, о ком-то там говорили: о Боге, о правде, о любви. Но это — уже не его, это — услышанное от кого-то. А вот, когда она с молоком матери принял, как мама поет колыбельную песенку, как она дружит с бабушкой, как она гладит кошку, как жалко эту галку, которая поранила ногу. Я до сих пор помню, как мама пела про галку, которая поранила ногу, — мне ее так было жалко! Я еще и ходить не умел, но я до сих пор это помню! И до сих пор люблю животных, а если вижу у них ранки, то это вспоминаю. То есть, вовремя посеянное семечко дает свой плод. И безнравственность начинается все-таки не в шестнадцать лет, она начинается в годик-два: это посеянное в то время. И когда мы видим нищих наших бедненьких, которые уже опустились ниже всякой линии жизни, нам как-то внутри некомфортно, потому что, действительно: и мы являемся причиной того, что они там стоят! И ведь ты даже готов взять его к себе — а он не принимает этого, у него уже отторжение. Знаете, это как если бы ребенка поить всегда искусственным молоком, порошковым из магазина, а потом привезти ему настоящего парного, от коровы (у нас есть корова, мы привозим парное молоко) — и он не принимает этого. Так же и жизнь: вот, ему дают великолепные лекарства от нищеты — и он не принимает. Мало того, это касается не только нищего, стоящего в метро или у храма — это касается сейчас большей части народа.
Вот, рядом с Переславлем, где у нас Божедомье, такая ситуация. Там живут неподалеку жители, которые все состоят на бирже труда. Я предлагаю им работу: дояркой, поваром, творог отваривать, рабочим пищу приготовить. Вы знаете, из ста человек я не нашел ни одного! Пришлось приглашать узбеков, и они все эти недостающие профессии полностью мне перекрыли. То есть, они делают все, что мне нужно там для жизни нашего Божедомья. И это трагедия! Я смотрю на это с ужасом, потому что это — зарождение уже новой психологии человека, который будет нищенствовать, но работать он не будет. И ту тысячу рублей, которую он получил, он непременно или пропьет или проест, он ее не будет использовать для того, чтобы это было ступенькой к тому, чтобы найти работу, найти себя в жизни. У целого народа, у многих здоровых людей, еще работоспособных и могущих приносить людям пользу, да и себе в том числе. Вот такая проблема.
— Владыка, а ведь это очень серьезно. Вот, по большому счету, когда сейчас смотришь на наше общество, ты видишь, что, в принципе, вообще все мы — нищие в какой-то степени. Один в большей, другой в меньшей степени. Просто разное отношение к жизни. Я вспоминаю почему-то, как я однажды пытался подать одной совсем убогой старушке, на первый взгляд, а она говорит: «Милый, я не собираю! Ты что думаешь, я собираю?» Она была как бы обижена, но с юмором ответила: «Ты что, принял меня за нищенку?»
- У меня маме тоже так же предлагали.
- А некоторые люди, действительно, как вы сказали, сознательно встают на эту стезю профессионального нищенства, чтобы только не работать. Но мы видим еще одно явление, которое, видимо, порождено нашей сегодняшней действительностью: безудержная торговля всем и вся, частные торговцы. Ведь если вникнуть в это явление, по сути это — те же самые профессиональные нищие, которые выманивают у нас деньги в обмен на некачественный товар. Конечно, они предлагают что-то, но, как правило, это товар некачественный, никчемный, ненужный. И, во всяком случае, уж он не нужен нам в то время и в том месте, где это предлагается (я сейчас говорю об общественном транспорте). Постоянно идет эта торговля непрерывная. Кто-то, конечно, получает доход — и в итоге получается своеобразная секта. Да, эти люди нищие по сути, но заставь их работать — они же не пойдут! Они же не будут работать! А торговать вот таким образом, получать вот такую нищенскую подачку им уже привычно.
Привычно в том смысле, что когда они были в «период засеивания», они получали семя торговли, семя такого времяпрепровождения. И произошла трагедия, теперь человек уже по-другому не может. Хорошо бы, конечно, и настоятелю храма обратить внимание на нищих, стоящих у храма. Но вот, у меня в Костанае проблема: там приходят цыгане, и мы не знаем, что с ними делать. Они буквально дергают идущих в храм людей и требуют — требуют им что-то подать. И мы не знаем, что делать. Обращаемся к властям, а те говорят: «Цыгане не нарушают никакого закона». Так, может быть, нет не то чтобы этого закона, нет этого понимания, что при отсутствии такого закона и при наличии вот таких действий люди боятся идти в храм, по-другому смотрят на Церковь. И вместо «корабля спасения» получают место озлобления, ненависти. Поэтому хорошо было бы, чтобы эти моменты начального воспитания человека, идущего в жизнь, претворялись. Чтобы его учили не отдыхать, не есть лучшую пищу и носить лучшую одежду. Не так, чтобы он ничего не делал и мог грубить всем направо и налево — и чтобы ему за это ничего не было, нет! Чтобы какой-то период за это ему — все было! Чтобы когда он вырос — не было бы преступников, не было тунеядцев, не было разбойников. Вот об этом нужно подумать.
— Это воспитание нравственного закона. Собственно, это и есть общая задача и Церкви, и государства.
- На мой взгляд, у государства несколько иная задача. Государство — это что? Это институт, который должен заботиться, прежде всего, о правде. То есть, он должен создать условия правды: когда сильный не обижает слабого, бедный не нищенствует, не умирает от голода, а богатый не наживается на горе бедного. То есть, должна быть правда в отношениях между людьми и, конечно же, защита от внешних врагов. А когда государство уже начинает заниматься вопросами нравственными, получается коллапс, не поймешь, что. Вот, выделили средства в медицину, приходит медсестра в палату делать укол. У нее нет никакого желания его делать, но надо! Ведь она получает огромные деньги (ну, в нашем понимании, потому что мы выросли в таких условиях, когда вообще не получали, а тут медсестра в Москве — она получает хорошую зарплату). И вот, она делает так укол, что больной не знает, куда деваться: с небрежением, со злом, кое-как, с последствиями. И вместо того, чтобы укол приносил пользу, там нужно будет еще лечить от этого укола. Проблем много. Нравственную сторону — ее нельзя оплатить, это все-таки область духовная и относится к заповедям Божиим. И если человек Бога заменяет деньгами, ни о каком прогрессе говорить в принципе невозможно. Можно, конечно, иметь какие-то частные случаи. Ну, вот оплатил — у тебя хорошая одежда, не оплатил — у тебя хуже. Но вот когда к человеку подошел другой человек, там деньги не могут быть мерилом их отношений. Она должна подойти медсестрой, которая с младенчества воспиталась в добре, в любви к людям, в желании оказать помощь и поддержку — и тем самым сделать то, чего от нее ожидают. А когда ей заплатили деньги — она делает то, что от нее требуют: укол — так держите его! Во весь рост и на всю катушку. И потом больной попадает в очень серьезные обстоятельства. На моих глазах умерло очень много людей, которые погибли просто от равнодушия. Нет профессионализма медицинского работника, допустим, нет денег, чтобы оплатить зарплату и прочее. А просто пришли: «Ну, ладно, подождите, сейчас я закончу чай пить.» Этого не должно быть! А пока пила чай, человек умер.
— Клятва Гиппократа нарушается.
- Вы знаете, Гиппократ Гиппократом, а клятва Богу?
— Прервана традиция, владыка, к сожалению! Традиция милосердия прервана.
- Но она прервана не везде. Все-таки это состояние, которое воспитывается. Нужно об этом говорить, нужно этому способствовать и, по крайней мере, использовать возможности и церковные, и государственные, и семейные, и общественные, и даже личные. Равнодушие, допустим, одного порождает целое направление в других сферах, и мы можем видеть это на каждом шагу. Поэтому, конечно, не забывая видимых нищих, нужно сейчас заботиться еще о тех нищих, которые пока невидимы. Вот, они еще пока на руках у мамы поперек лежат, вот этих нищих нужно сейчас так воспитать, чтобы они потом нищими не были.
— Владыка, вы коснулись еще одной важной темы — проблемы семьи. Мы знаем, что семья, малая Церковь, как всегда это было и до революции у нас в России, являлась основой крепкого, здорового государства. Вместе с разрушением церковных и государственных традиций была разрушена и семья. И в современных условиях, когда наша новая Россия уже двадцать лет существует, мы видим, как с падением вообще общей человеческой культуры пала и культура общения в семье, в частности. Я на самом деле с удивлением смотрю на такие примеры: в сегодняшних глянцевых православных журналах существуют службы знакомств. Очень добропорядочные люди дают объявления о знакомстве, но меня покоробила такая фраза. Какой-то иподиакон владыки, человек в возрасте, ищет себе надежную спутницу жизни, главное для него — «любовь, надежность, верность». Как-то несообразно, мне кажется, вытаскивать на страницы службы знакомств такие глубокие душевные и нравственные качества, выставлять их напоказ что ли, переносить в плоскую сферу, которая является подобием современных отношений в миру. Что такое семья сегодня? Возможно ли сегодня создать настоящую христианскую семью, которая не будет какой-то замкнутой, отделенной от мира и, в то же время, будет настоящей семьей, которая обоих супругов и детей, в первую очередь, приведет ко спасению (чему, собственно, и должна служить семья).
- Это уже тема серьезнейшая, я бы даже сказал, главенствующая тема, наверное, для любого человека. Вспомним, как Господь творил: по образу и по подобию. Вспомним, как среди огромного количества людей только одно племя сохранило память о том, что они люди и о том, что они произошли от Бога. Только одно племя — еврейское племя — когда строили Вавилонскую башню.
Вы посмотрите: Христос пришел не просто «в народ», Он же пришел «в род»: в род Авраама, Исаака и Иакова. Он не просто говорил: «Знаете, Я — просто Человек», нет! Он говорил: «Я — Сын Божий». Он говорил, что те, которые будут исполнять Его заповеди, будут ему «братом, сестрой и матерью». Господь говорит о родстве.
И поэтому, когда мы видим, что перечеркивается буквально понятие семьи, рода, вот эта связь лично меня — с моим Творцом, минуя все условности, а именно по рождению. Ведь Господь не пришел просто в чей-то народ, ведь были «дети Божии» и «дети человеческие». Дети Божии помнили о Боге, а человеческие «ели, пили, женились, выходили замуж», невозможно их даже было на Земле оставить. И Земля не выдержала: Господь попустил Потоп. И вот, те, кто помнил свое происхождение от Бога, — Авраам поверил Господу, и Господь вменил ему это в праведность. То есть, памятование о том, что он — человек, что он не от обезьяны, не от кошки, не от собаки, не просто от дяди Вити и тети Гали или от кого-то там, — он от Адама и Евы и от Бога, — это, оказывается, очень важная струнка веры. Я — не просто «кто-то», я — образ и подобие Божие. И если я образ Божий, как же я буду ругаться? Как я буду обманывать? Как я буду обижать других? Как я буду безраздельно грешить и забывать об образе и подобии Божием?
То есть, семья — это не просто «институт», как принято говорить, а это — основа веры. Не в плане признания Бога, бытия Божия, а в плане верности Ему. Если я в семье, дети знают своего отца, отец знает своего отца, и так — до Авраама, потом — до Адама, потом — до Бога, — тогда все встает на свои места. А если я «из пробирки», если я где-то по объявлению нашел кого-то, «чтобы надежная была и верующая, чтобы на Пасху «Христос воскресе» пропела, — простите, а где здесь связь с моим Богом?! И если я Ему верен, и Он мне посылает продолжение моего рода, значит, у меня есть связь с Ним. А если не посылает, то разве я чем-то обделен, разве я чем-то обкраден, — ведь у меня связь с Богом, моим Творцом, осталась?
Поэтому вера, семья, — я считаю, настолько они вместе, что и называется «Таинство брака». Иногда спрашиваешь: «Что такое брак?» — «Ну, это что-то типа выбраковки деталей с конвейера.» Нет, брак — это когда один берет в свою жизнь другую жизнь, а та берет меня себе, в свою жизнь. И тогда двое вместе становятся воедино, и Господь благословляет это единое, потому что оно действительно полезно, оно действительно важно. И оно является не чем-то отвлеченным, а оно является продолжением моей верности Богу. И подтверждает то, что я — не кошка или собака. Поэтому когда мы рассматриваем эти вопросы, видим, как люди уходят от Бога (в смысле пренебрежения заповедями Божиими, которые даны нам в жизни). Как правила дорожного движения — Госпоь дал нам жизнь, и мы должны эту жизнь выровнять, нравственно соответствовать этим законам, и тогда у нас есть перспектива идти дальше. А сейчас если мы пойдем по пути некоторых людей, увлеченных своими страстями (допустим, мужчины будут с мужчинами жить, женщины с женщинами).
— А это уже существует.
- Пятьдесят лет — и что же: человечества не будет на Земле? Куда же они нас ведут? Но это ладно, им самим, может быть, туда и дорога, но каково же здесь будет место верующему человеку? Бог ведь сотворил «хранить и возделывать», «плодиться и размножаться». Господь сотворил человека не просто животным или мешком, набитым молекулами, Он же создал нас семенем, которое должно здесь, на земле, приобрести свойства, чтобы жить на Небе. Если я на земле-то зачах, превратился в животное, в амебу какую-то, то какова же перспектива моей жизни в вечности? Где же я буду там видеть безконечность Божию, Свет проницательный и Любовь Его ощущать? Чем, если все уже отсохло и отвалилось уже здесь, на земле?!
Если Господь мне дал талант, а я его закопал на свое даче или в своей машине или даже в своем кабинете властном, — то что же я могу? На, Боже, Тебе Твое? Господь спросит: «Для чего же Я творил тебя, чтобы ты на хорошей машине ездил? Нет, я тебя творил, чтобы ты — во всем мире находился. Чтобы мог пользоваться не машиной, а всем космосом, всей Любовью! Да так, как говорит Апостол Павел, что и «не леть человеку глаголати». Поэтому, конечно, вопрос семьи — острейший, к огромному сожалению, на него смотрят очень поверхностно. И когда иподиакон ищет себе невесту через «службу знакомств», мне его искренне жаль. Он не найдет, потому что Тайну сделал балаганом!
— К сожалению, время нашей беседы уже подходит к концу, мне очень хотелось бы задать вам, владыка, еще множество вопросов, вопросов, которые сегодня волнуют людей и церковных, и нецерковных. Вы отметили в начале нашей беседы, что, действительно, авторитет священника, архиерея, человека, облеченного властью в Церкви, очень высок. И если мы видим перед собой такие примеры, конечно, они будут для нас вдохновляющими, и уже многие подумают не раз, прежде чем совершить тот или иной неблаговидный поступок. К сожалению, в наше время таких наглядных примеров очень мало. А, может быть, мы сами, по своему неразумию, по своей слабости не находим таких людей, потому что Господь сказал, что до конца будут и праведники, и молитвенники, и столпы веры и благочестия. Может быть, они скрываются, но нам, во всяком случае, сегодня очень тяжело без них. Вы сказали, владыка, что сегодня вера больше «от видения», но наверное, Апостол Павел все-таки имел ввиду «слышание» в более широком смысле. Слышание — это все, что проникает в человеческую душу, мне так кажется. Конечно, человек должен и видеть перед глазами такой пример и авторитет, и слышать проповедь. Но мне кажется, что Господь дает право проповеди и дар проповеди тому человеку, который своим примером жизненным заслужил это право. И тогда эта проповедь будет действенна — именно от такого человека и «вера от слышания» бывает, прочной и действенной.
Владыка, мы благодарим вас, и думаю, что эту любовь вашу слушатели уже почувствовали, какую вы принесли с собой сегодня в нашу студию. Когда вы вновь посетите нашу радиостанцию, мы поговорим с вами на серьезные вопросы. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы преподали нам свое архипастырское благословение.
- С радостью выполняю свои обязанности: призываю благословение Божие на всех слушателей, и желаю, чтобы Господь действительно в уголочке сердца нашел себе местечко, обитель там сотворил и наполнил радостью -несмотря на горести, трудности, жестокие обстоятельства, которые нас окружают. Чтобы важное не затмевалось очень незначительным, вечное чтобы не было в порабощении у временного. Да хранит вас Господь!
