 |
| Милосердие.Ru | Борис Клин | 08.11.2011 |
Скандалы вокруг благотворительных фондов в России вспыхивают на протяжении двух десятилетий, практически с момента возрождения в стране самой благотворительности. «Авторитетные» в определенных кругах предприниматели охотно вносили денежки во всевозможные околомилицейские фонды, и от них буквально воняло коррупцией. Можно вспомнить и кровавую историю Российского фонда инвалидов войны в Афганистане, освобожденного властями от налогов и сборов. Только в результате одного взрыва на Котляковском кладбище в 1996 году погибли 14 человек и 30 получили ранения. Примечательно, что на кладбище тогда собрались руководители фонда почтить память своего ранее убитого начальника. Уголовные разбирательства по этому делу еще продолжаются.
Но сейчас репутация благотворительных фондов находится под еще большей угрозой, чем в «лихие 90-е». Само понятие благотворительности может быть полностью дискредитировано, замарано и загажено. Потому что, в 1990-е вымогательством «пожертвований» занимались бандиты и «оборотни в погонах». А теперь вымогательство процветает в школах и детских садах, проникает в такие сферы, где его меньше всего ожидаешь.
За зачисление ребенка в первый класс московских школ взносы в так называемые «благотворительные фонды» достигают астрономических сумм в 300 000 рублей. Это стало обычной практикой. И эту омерзительную практику никак не должна оправдывать смерть в СИЗО директора школы Кудоярова, собиравшего деньги в такой фонд.
Убежден — если педагоги и дальше будут действовать такими методами, понятие благотворительности, будет прочно ассоциироваться в сознании людей с вымогательством, в том числе отъемом денег у детей. С «кормушкой» для создателей фондов и прочими мерзкими явлениями.
Но есть способ избежать столь пагубных последствий. Нужно на законодательном уровне запретить благотворительность в ее нынешнем виде. А именно, запретить категорически создание благотворительных фондов при органах федеральной и региональной власти, органах местного самоуправления, при любых государственных и муниципальных учреждениях, включая школы, дошкольные учреждения, больницы, поликлиники и т. д. и т. п. Кроме того, следует запретить любое участие государственных и муниципальных служащих, сотрудников, а тем более руководителей государственных и муниципальных предприятий и учреждений, государственных компаний, министерств и ведомств в деятельности любых благотворительных организаций. В том числе, вышеназванные лица и их близкие родственники должны быть лишены права жертвовать средства в благотворительные фонды. Более того, такой запрет для них должен сохраняться на протяжении лет пяти после отставки. Это необходимо для того, чтобы сами чиновники не были заинтересованы в «пожертвованиях», и никто не мог бы спекулировать их именами. Мол, подайте нам, сделайте взнос, видите, у нас тут министры, губернаторы, полицмейстеры: «Вы же не хотите огорчить уважаемых людей?». Так мы оградим граждан и предприятия от прямого вымогательства. Но этого мало.
Нормальная благотворительная деятельность требует абсолютной прозрачности. При существовании тысяч фондов обеспечить ее невозможно физически. Никто за ними не уследит. Ни налоговые органы, ни финансовая разведка (Росфинмониторинг), ни почтенные председатели попечительских советов. Последние и вовсе все чаще рискуют своей репутацией.
Другая проблема — это эффективность фондов. Возможности мелких организаций, честных, ограничены. Скажем, взять помощь пострадавшим от стихийных бедствий. Консервы, минеральная вода, одеяла, палатки — все это нужно доставить в считанные часы. Для этого нужна инфраструктура: склады, где все необходимое уже есть, транспорт, отработанные механизмы распределения. Могут ли такую работу выполнять добровольцы? Нет. Опыт показал, что не могут. Пройдут недели, прежде, чем продукты и предметы первой необходимости будут собраны или закуплены. А когда их доставят, они окажутся невостребованными. Какая следующая задача, после того, как жертвы стихийных бедствий эвакуированы, накормлены и обогреты? Восстановление жилья. Пишу это, как человек, сам пострадавший от пожара. А если домов надо много, кто поможет их восстановить? Для этого нужны деньги, нужны специалисты, которые максимально оперативно смогут найти проекты жилья, подрядчиков. Эти проблемы на самодеятельном уровне не решаются. Кстати, пожары у нас случаются далеко не только во время экстремальных засух. В любом провинциальном городке, райцентре, сотни людей годами живут в бараках тридцатых годов — это все, что им могут предложить власти. Восстановление домов погорельцам федеральным правительством — уникальный случай в нашей истории. Словом, нуждающихся — масса. А кроме пожаров, у нас бывают наводнения, да много чего бывает. Мы же видим, как временами собирают деньги на операции в условиях, когда счет идет на часы. Не могут маленькие фонды постоянно снабжать больных дорогими лекарствами. Да и не только лекарствами. Даже протезами. Вот недавно умер у меня сосед, потерявший на афганской войне ногу. После похорон его протез забрали. Парень из очередного ветеранского фонда объяснил: «Хороший немецкий протез, таких мало, пусть другим теперь послужит».
Выход есть. Надо, опять таки, установить, что фонд может действовать только на основе целевого капитала. Целевой капитал — это средства и имущество, переданное некоммерческой организации для получения дохода, который и будет тратиться на собственно благотворительные цели. Не сам капитал, а только доход от него. Капитал раздербанить нельзя. Все пожертвования должны направлять исключительно на увеличение этого капитала, не на текущую деятельность. Кстати, закон о целевом капитале в России уже принят. Но я думаю, следует ввести в него поправку. Минимальный объем целевого капитала не должен быть менее 300 миллионов долларов США. Почему именно такая сумма? Во-первых, грамотно инвестированная, она позволит получать и значительный доход. Во-вторых, сделки фонда с таким капиталом неизбежно будут привлекать внимание контрольных органов, СМИ, общества. Само же число фондов резко сократится, мелкие «отмывочные» и «кормушки» для жуликов таких средств не найдут. Таким образом, мы получим, с одной стороны — прозрачные структуры, с другой — организации, способные эффективно решать поставленные перед ними задачи. Школы, детские сады, детдома, дома творчества, художественные и музыкальные школы нуждаются в помощи. Но ее получение не должно, и не будет зависеть от ответных «услуг» директоров этих заведений.
Между прочим, социальная ответственность бизнеса, как ни странно это покажется, к благотворительности отношения не имеет никакого. И к строительству стадионов, детских площадок, и даже больниц. Социальная ответственность бизнеса заключается в выплате максимально высоких зарплат своим работникам.
Создание же системы, при которой благотворительные организации будут тратить средства, самостоятельно заработанные от использования целевого капитала, избавит не только от вечного хождения по коммерсантам и чиновникам с протянутой рукой. И отношение бизнес-сообщества, к благотворительности изменится к лучшему. Бизнесмену проще дать деньги на проект, который будет развиваться, а не лезть каждый раз в бумажник.
Конечно, каждый приход сформировать целевой капитал, да еще в том размере, который я предлагаю, не сможет. Но вот епархия или митрополия сможет. Централизованные религиозные организации точно смогут. И контролировать деятельность таких фондов смогут. Сегодня у нас сотни мелких фондов, нужны ли они в таком количестве? Не проще ли сократить их число и объединить ресурсы?
Мое предложение — это уход от вымогательства, от грязных скандалов, от кустарщины, от глупых и непродуманных инициатив, и выход из мутной пены, грозящей захлестнуть и погубить благородные стремления людей помочь ближнему. Любое дело требует умения. Врачу мало быть добрым, надо быть специалистом, ему необходимы инструменты и оборудование. Благотворительность не должна быть просто хобби для неравнодушных людей, а серьезной работой. Она требует профессионализма. А хороший человек — не профессия.
