«БОЛЬШАЯ КЕЛЬЯ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ»

Интервью с архиепископом Евгением, ректором МДАИС, и протоиереем Максимом Козловым

В преддверии праздника преподобного Сергия Радонежского и конференции, посвященной проблемам богословского образования, которая пройдет в Троице-Сергиевой Лавре 9−10 октября, мы публикуем два небольших интервью: с ректором Московской духовной академии и семинарии архиепископом Евгением и ее преподавателем протоиереем Максимом Козловым.

— Владыка, как идет реформа духовных школ в настоящее время?
— Мы находимся в процессе реформы. У нас на будущий год в семинарии не будет выпуска как такового, потому что нынешний четвертый курс пойдет на пятый курс. Таким образом, семинария переходит с четырехгодичного срока обучения на пятигодичный. Вот это самое основное, что касается реформы. Если чуть-чуть далее посмотреть, то мы должны за это время подготовить уже теоретически реформу Академии, где вместо четырех лет она должна перейти на двухступенчатую систему: три плюс два года, то есть выпускники вот этой пятигодичной семинарии будут учиться в Академии по новой программе. В регентской школе также без изменения остаются три учебных года. Иконописная школа ранее предполагала четыре года обучения, но в течение последних двух лет также перешли на двухступенчатую систему: три плюс два. После трехлетнего основного курса мы оставляем самых талантливых на второй двухгодичный курс.
— Насколько я знаю, существует проблема, связанная с тем, что относительно большое количество выпускников духовных школ не принимают священный сан. В нынешнем году эта тенденция сохранилась или ситуация как-то меняется?
— Такая проблема есть, но здесь проблема не в том плане, что они отказываются его принимать. За последние десять лет наша духовная школа помолодела по возрасту поступающих в нее. Потому что еще в середине 80-х годов самый молодой абитуриент, как правило, уже отслужил в армии: ему было 20−21 год. Сейчас же у нас, когда все запреты сняты, есть абитуриенты, которые даже в шестнадцать лет приходят к нам после школы, но мы таких стараемся не принимать. Потому что человеку в будущем предстоит принять духовный сан, и он должен подойти к этому вопросу довольно осознанно. Но восемнадцатилетних мы все равно принимаем, иногда даже семнадцатилетних. И вот после обучения в семинарии ему — 21−22 года; в это время еще не все готовы принять определенное ответственное решение. Именно поэтому не все принимают священный сан. Это не значит, что они совершенно откажутся его принимать. Через несколько лет они придут именно к этому решению. Мы не видим такой проблемы, когда человек проучившись, просто отказывался принимать священный сан. Хотя, нужно учитывать, что сейчас человеку не в священном сане можно найти огромный пласт деятельности — это и катехизация, и работа с молодежью, и социальное служение, нужны подготовленные миряне для того, чтобы помогать священнику на приходе. Священник в настоящее время не в состоянии сам лично поднять всю эту деятельность. Поэтому священник должен у себя на приходе создать такой коллектив людей, которые бы ему помогали каждый в своей области: кто в воскресной школе с детьми, кто в области социального служения и так далее. Поэтому в данном случае большой проблемы с трудоустройством здесь нет. И в качестве условий принятия духовного сана выступают зрелость возрастная и, в общем-то, духовный и житейский опыт, это не маловажная вещь. Канонические правила говорят, что в двадцать пять лет рукополагают в диаконы, в тридцать — во священники. Этот возраст предполагает определенную зрелость, чего у наших учеников не всегда хватает.
— Как сказалось на жизни Московских духовных школ то, что заботу по их содержанию теперь несет Троице-Сергиева Лавра?
— В данном случае положение улучшилось. Ведь в сам комплекс Троице-Сергиевой Лавры входит Московская духовная академия. Это лучше даже с точки зрения самих зданий, коммуникаций, всей хозяйственной жизни. Поэтому сейчас этот комплекс будет действовать единым целым, как это было до 1986 года. Сейчас вернулись к той старой практике, которая была ранее, и она во многом себя оправдывает.

ИНТЕРВЬЮ С ПРОТОИЕРЕЕМ МАКСИМОМ КОЗЛОВЫМ
— Отец Максим, какие в настоящее время стоят проблемы перед духовным образованием, как проходит процесс их реформирования?
— Что касается реформы духовного образования, то в этом году у нас уже будет четвертый набор семинарии, который начнет учиться по новому пятилетнему семинарскому плану, который собственно и выводит духовную семинарию на уровень высшего учебного заведения. Из того позитивного опыта, который был накоплен за эти годы, несомненно, нужно отметить введение семинарских занятий в духовной школе: сочетание лекций и семинаров помогают будущим пастырям в диалогическом контексте готовиться к будущему, часто непростому служению, когда, в отличие от прежних веков, священника не будут просто благоговейно выслушивать, а нужно уметь, подобно апологетам первых столетий, отстоять свою точку зрения. Семинар вырабатывает такой навык. Ну и, конечно же, мы видим, как изменение плана предметов духовной школы в сторону расширения многих дисциплин, углубленное изучение древних языков, усиление общей гуманитарной составляющей учебного плана, несомненно, положительно сказывается на подготовке наших студентов. Конкретно в Московских духовных школах в этом году еще одно важное изменение и в хозяйственном, и в духовном смысле: Троице-Сергиева Лавра и Московские духовные школы теперь опять стали значительно ближе, фактически стали едины и в хозяйственно-экономическом отношении. Наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Феогност ныне является первым проректором Московских духовных школ. Думается, при всей непростоте этого перехода на новые экономические рельсы, само по себе единое бытие, как в древности говорили, «большой кельи преподобного Сергия» — Академии и самой Лавры — следует расценить позитивно. Собственно, так и должно быть, какие бы нам при этом ни приходилось преодолевать временные сложности.
— Отец Максим, как складывается взаимодействие вашего прихода с Московским государственным университетом?
— В этом учебном году мы, наряду с богослужебной жизнью, планируем развитие нашего сотрудничества с различными структурами Московского университета как по духовно-просветительской линии, так и по социальной линии, заботясь о малообеспеченных студентах, детях сотрудников. Я думаю, процесс расширения, с одной стороны, легитимности домового храма внутри государственного вуза, а с другой стороны, сферы его деятельности внутри университета идет и будет продолжаться.
— Почему у некоторых семинаристов наступает некоторое очерствение души после нескольких лет учебы в духовной школе?
— То верно, конечно, что человек, приходящий в духовную школу (а приходят по большей части люди с горящей душой), потом проходит через непростой период испытаний. Но ведь в этом виновата не духовная школа как таковая, тут есть некая общая типология. Вспомним себя, то есть тех, кто пришел в церковь во взрослом возрасте. Какие мы приходили в церковь, и сумели ли мы пронести тот же огонь, то же горение духа через три, четыре, пять лет? Увы, часто не каждый себе решится так сказать. Cкорее, дело в том, что призывающая благодать Божия, которая дает человеку, откликнувшемуся на нее, состояние особенного духовного подъема, потом неизбежно сменяется на нашем духовном пути тем периодом, когда от нас требуется труд, наше собственное подтверждение многими усилиями серьезности нашего стремления. Это касается семинаристов. Ведь им необходимо бывает пройти тот период, когда они уже не так радостно входят в стены Лавры, когда нет того трепета перед тем, как войти в аудиторию. Но тот, кто преодолеет этот период, это временное очищение своего сердца, тот и станет хорошим пастырем.
— Почему, на Ваш взгляд, семинаристы все чаще не принимают духовный сан по окончании духовной школы?
— Я не думаю, что это достигает каких-то катастрофических размеров, и что мы выпускаем людей, которые не хотят принимать священный сан. Отчасти это связано с тем, что люди значительно более молодые стали поступать в духовную школу, кто-то после школы, кто-то сразу по окончании службы в Вооруженных силах. Может быть, хорошо, когда молодой человек в 23−24 года осознает, что он еще не может быть священником, что он должен еще поработать церковнослужителем или в тех или иных церковных структурах как мирянин, перед тем, как принять священный сан. Другое дело, что необходимы некоторые внутрицерковные механизмы, как не терять людей в эти годы, как дать им место служения, и чего греха таить, достойного пропитания за тот труд, который будут нести. Я бы не заметил в наших студентах вот такой меры обмирщения, чтобы они шли в духовную школу, а потом вовсе уходили из нее в массовом порядке «на страну далече». Скорее это одиночные и исключительные прецеденты.