 |
| Татьянин день | Протоиерей Петр Степанов | 21.10.2011 |
Нюрнберг — один из старейших немецких городов, основанный в 1050 году. 
Сегодня он важнейший индустриальный и промышленный город южной Германии. Это самый большой после Мюнхена город федеральной земли Бавария. В городе удивительно гармонично сочетаются история и современность, здесь присутствует какая-то особая атмосфера, которая явственно ощущается в старой части города.
Для многих Нюрнберг известен прежде всего в связи с судьбоносным событием, связанным с окончанием Второй мировой войны, вошедшем в историю под названием «Нюрнбергский процесс».
Между тем Нюрнберг — это город с большими историческими и культурными традициями. Достаточно сказать, что с городом связано имя немецкого живописца, графика, скульптора, гравера, ювелира, одного из величайших мастеров западноевропейского искусства Ренессанса, Альбрехта Дюрера, родившегося здесь и проведшего все 57 лет своей жизни. В доме, где расположен музей, посвященный таланту, жизни и творчеству Дюрера, художник провел последние годы жизни. Он открыл в Нюрнберге собственную мастерскую и, пользуясь отчасти помощью учеников, исполнил здесь значительное количество алтарных образов, например «Оплакивание Христа», триптих для Виттенберга, «Распятие» и др.
Более десяти лет в городе действует приход Русской Православной Церкви во имя святой блаженной Ксении Петербургской (http://www.rus-kirche.de/). Об этом уголке Русского мира на родине Дюрера, и не только о нем, беседа, состоявшаяся 4 сентября 2011 года в Нюрнберге, с благочинным церковного округа Бавария-Гессен Берлинской и Германской епархии Московского Патриархата, настоятелем прихода протоиереем Петром Степановым.
— Ваше Высокопреподобие, когда Вы прибыли в Германию и как пришлось адаптироваться к жизни вдали от Родины?
- По благословению Священноначалия я прибыл для совершения служения в Берлинской епархии в мае 2002 г. 
— к празднику Пасхи Христовой. Моим первым местом служения был храм свят. Николая в г. Гифхорне (Нижняя Саксония). Этот храм — копия одного из суздальских храмов, потому его строитель и, по совместительству, владелец музея мельниц, на территории которого построен этот шедевр, решил «подарить» его Московскому Патриархату. Слово «подарить» я заключаю в кавычки, потому как на самом деле храм принадлежит этому господину, католику по вероисповеданию, а «подарок» — это возможность совершения в нем лишь богослужений, без всякой внебогослужебной деятельности. Двойственность этой ситуации была всегда серьезной проблемой для священников этого прихода, все это сказывалось и на прихожанах. К моменту моего приезда у владельца было желание забрать этот «подарок» у Московского Патриарха и «передарить» Сербскому…
В такой ситуации мне пришлось начинать свое служение. Все тяготы первых месяцев со мной разделила моя семья — матушка Марина и трое сыновей: Павел, Андрей и Иоанн. Помимо настороженного отношения ко мне прихожан, безразличия хозяина музея и храма, были огромные бытовые проблемы: безденежье (опять же обманул меня владелец музея, не заключив, как обещал, контракт), отсутствие обязательной медицинской страховки (слава Богу, очень помог владыка Феофан в этом вопросе), четыре месяца мы не могли снять жилье (жили в различных семьях прихожан), дети пропустили из-за этого начало нового учебного года, и многие другие сопутствующие моменты… Владыка предлагал перейти на другой приход, но мне было важно в этой ситуации «закалить» себя и приход, чтобы выйти вместе из временных затруднений с наименьшими духовными потерями. В это время меня очень поддерживал пример моего отца.
— Да, Вы родились в семье известного костромского священника — митрофорного протоиерея Владимира Степанова, давшей Церкви нескольких священнослужителей, в том числе и приснопамятного епископа Архангельского и Холмогорского Тихона. Хотелось бы узнать о Вашем церковном пути, что повлияло на Ваш выбор стать пастырем?
- Действительно, кроме владыки Тихона, нас еще пятеро братьев, все священники. 
У каждого из нас был свой путь к этому великому служению, потому как мы все видели перед собой образец его. Приснопамятный Родитель наш, упокоившийся в начале 1992 года после тяжелой болезни, 33 года верой и правдой служил Церкви Христовой, вложив не только в наши, но и во многие другие юные сердца, то божественное Семя, которое принесло плод сторицей. Многие воспитанники и воспитанницы его «подпольной» (в советское время) воскресной школы теперь достойно служат Церкви. Испытания, выпавшие на долю о. Владимира, современному человеку трудно даже представить! Те, кто пришли в Церковь после перестройки, ныне с недоверием слушают рассказы о том, что когда-то — совсем недавно — быть священником было не почетно, а опасно, что священники были беззащитны и бесправны перед государственной машиной! Горячие и искренние слова, которые сопровождали многочисленные прения отца с уполномоченным по делам религий, пытавшимся «сломить» хозяйственника, проповедника и духовника, выразились в следующей «милостивой» угрозе со стороны представителя власти, по-своему уважавшего твердость священника: «Я тебя не посажу (в тюрьму — авт.), но — погоняю!» И действительно, по нашим местам рождения можно изучать географию Костромской области: как только рождался в нашей семье очередной ребенок (нас — восьмеро), как тут же следовал указ о переводе на новый приход, где приходилось, подчас заново, обустраивать не только запущенный храм, но и неприспособленные к жизни сторожки — домики при храме, где мы и вырастали…
К моменту моего поступления в школу мы уже переселились в областной центр — г. Кострому. Здесь я окончил восьмилетку, техникум, затем — служба в армии на Северном Кавказе, а после армии — в Ленинградскую (тогда — 1986 г.) духовную семинарию. Если расшифровать эти сухие сведения, то многое встает перед глазами. Всем нам — своим сыновьям — отец сформулировал свое видение нашего будущего: «Восемь классов школы, затем — техникум, затем — отдать долг Родине (служба в армии), а дальше — вы уже взрослые, выбирайте себе путь самостоятельно». Мы впоследствии поняли мудрость отеческую. Он не говорил нам прямо о своем желании, чтобы мы продолжали его путь, но давал нам возможность выбора. Да и время было тяжелое — испытывало каждого, слабый не мог быть хорошим священником. Потому — армия, а не институт. В институте можно было легко в таком возрасте увлечься мнимыми идеалами, сойти с верного пути. А техникум давал возможность получить специальность, которая и в армии пригодилась, да и в жизни обыденной. Кроме того — среднее образование, необходимое для семинарии. Я, следом за будущим владыкой Тихоном, получил специальность техника-электрика, действительно выручившую меня во время службы Отечеству — в строительных войсках. Много лет спустя, я, будучи в горах Баварии, зашел в маленькую капеллу и увидел плакат со следующими словами: «Кто хочет нести свет людям, идет или в электрики, или в священники». Это была реклама католической семинарии…
Но не только внешний пример родителей, но и сам стиль нашей жизни готовил нас к будущему служению. Мы, можно сказать, выросли на амвоне — все службы (а отец служил часто) посещали, проповеди слушали, умели абсолютно все делать по храму: читать, петь, пономарить, чистить, убирать… Не для похвальбы скажу, что по церковно-славянски я научился читать раньше, чем по-русски, в пять лет читал на службах Апостол. Своим детским хором мы на праздники становились отдельно, пели нотные песнопения, изображая «правый» хор, подражая городским приходам. Дома папа от нас требовал, чтобы мы каждый день прочитывали Евангелие, Закон Божий и Жития святых, потом еще принимал у каждого экзамен. Как это было возможно? Просто, было больше времени для себя. У нас не было телевизора, радио, газет и прочего, что крадет у современного человека все его время. И еще мы учились, в кружки-секции ходили, домашней работой занимались, детскими забавами тешились. Нас жалели учителя, упрекая родителей в том, что они «лишают нас детства», но мы были ничем не обижены и более счастливого детства не придумали бы… Когда уже жили в Костроме, а папа служил в селах, мы с мамой всегда ходили на службы: суббота вечер, воскресение и праздники. Никто не думал пропускать службы! Даже наши приятели в школе или техникуме знали, что в субботу вечером нас бесполезно приглашать на какие-то мероприятия. Мы не были ни октябрятами, ни пионерами, но учились все очень хорошо и активно участвовали в жизни школы и техникума, пользовались авторитетом среди педагогов и однокашников…
Вообще, в большой семье нельзя без дисциплины. Даже если каникулы, папа не позволял, как он выражался «нежиться в постели», подымал рано, самого его мы уже в 5 утра видели стоящим на коленях перед образами. Все должны были быть дома в 21:00, невзирая на возраст и обещания друзьям-приятелям, общая вечерняя молитва, затем еще отец читал нам из толстущей «трехмесячной» книги Жития святых на текущий день, пока сам не склонял на нее голову и усыпал… Тогда и мы потихоньку расходились по своим кельям. Еще помню, как мама (дай Бог здоровья м. Маргарите!) где-то в половину двенадцатого ночи, уложив всех малышей, сядет на кухне попить чайку со словами: «Ну, вот, теперь можно и для себя пожить!», да устало улыбнется, чтобы вновь проснуться с первым вставшим и уснуть с последним чадом… Боже, как мы не ценим своих самых близких, отдавших нам себя без остатка!
— 20 октября 2011 года будет отмечаться годовщина со дня кончины епископа Тихона, что Вы можете сказать о характере, жизни и трудах почившего Владыки?
- Характер? Спокойный, уравновешенный, тихий. Потому, наверное, и получил имя свят. Тихона. Надежный и любящий. Милующий. Он был, практически, идеальным сыном, старшим — в лучшем смысле этого слова — братом, строгим отцом и — одновременно — любящей материю в епископском служении. Очень тяжело говорить «был"…, только у его гроба я понял, как тяжко без Бога, без надежды на Вечную жизнь, хоронить близких! Я всегда шел за ним: в школе, техникуме, семинарии, — везде мне было легко после того шлейфа любви, который окружал покойного Владыку. Меня все встречали с распростертыми объятиями! Воистину «достигнув совершенства в короткое время, он исполнил долгие лета; ибо душа его была угодна Господу, потому и ускорил он из среды нечестия. А люди видели это и не поняли, даже и не подумали о том, что благодать и милость со святыми Его и промышление об избранных Его» (Прем. 4, 13−15). Упокой, Господи, его душу в Селениих праведных!
Мне, как близкому сроднику почившего, трудно судить объективно о его трудах, да, к тому же, во взрослой жизни нас всегда разделяли тысячи километров, потому приходилось довольствоваться телефонными разговорами или краткими встречами. Что касается внешних, видимых результатов трудов Владыки, то есть официальная статистика, бесстрастно фиксирующая ту бурную активизацию приходской жизни Архангельской епархии, повышения количественного и качественного состава духовенства, развития общественнозначимых проектов, укрепления авторитета Церкви в обществе. Но, невзирая на все достижения, у владыки Тихона была постоянная боль, которая, думаю, надорвала его сердце, это — кафедральный собор г. Архангельска. В бытность свою игуменом и секретарем Петрозаводской епархии, он восстановил Александро-Невский кафедральный собор, а здесь — стена из непонимания, равнодушия, открытого противодействия… Слава Богу, владыке Тихону удалось завершить самую трудоемкую и затратную в условиях Севера работу — забить сваи в основание и вывести «нулевой» цикл. Кончина Владыки заставила многих пересмотреть свое отношение к возрождающемуся духовному символу Поморья, на поминальной трапезе часто звучали слова, что новый собор будет лучшим памятником почившему. Его преемник — нынешний управляющий Архангельской епархией епископ Даниил — с честью продолжил дело, практически к годовщине кончины владыки Тихона совершив первую службу в первом этаже строящегося собора, помоги ему Господи, довести до конца сие благое дело! Я всегда молюсь за владыку Даниила, поскольку возглавляемая им епархия для меня — через владыку Тихона — родная…
— Позвольте вернуться к рассказу о Вашем служении на немецкой земле. Расскажите о первых годах Вашего служения на севере Германии?
- В самом начале нашей беседы я уже рассказал о первых месяцах нашего пребывания здесь. Слава Богу, постепенно нормализовалась приходская жизнь, недоверие и недоумения ушли в прошлое, приход становился единой семьей. Да и личные проблемы: школа, квартира, страховка и т. д., — были успешно разрешены. И здесь я увидел особенность западного прихода — активность «приходится» на выходные дни. В остальное время большинство прихожан находятся в беспрерывной гонке: работа, стройка, кредиты, проблемы с подрастающим поколением и многое другое, да еще помноженное на расстояния (до соседних приходов 75−150 км в различных направлениях) — все это не давало возможности священнику в рабочие дни активно общаться с пасомыми. Зато в воскресный день нужно было быть во всеоружии! Потому, я бы сказал, что здесь ощущаешь большую заботу и ответственность за каждого прихожанина. И в то же время, я искал возможность применения своим силам, чтобы больше пользы было от моего пребывания здесь. И Господь устроил все на пользу. Я приобрел еще одну духовную семью…
Случайно (по-человечески, конечно) я узнал от архиепископа Феофана о том, что некому ездить на богослужения в г. Бремен. А когда я узнал, что местная община проводит службы утром в субботу, то понял, что именно для этого меня привел в тот момент в епархиальное управление Господь, чем несказанно обрадовал Владыку. Так началось мое служение в городе музыкантов. Расстояние между приходами — 200 км, которые я преодолевал или за рулем машины, или на поезде. Чаще всего я бывал уже в пятницу в Бремене, чтобы исполнить частные моменты пастырского окормления, а в субботу после Литургии, пообщавшись с прихожанами, мчался к вечерней службе в Гифхорн. Слава Богу, ни разу не опоздал и не отменил службы ни там, ни там. За неполных два года нашего радостного общения приход настолько вырос, что встал вопрос о постоянном священнике и переходе с субботних на воскресные богослужения. Это давало общине возможность дальнейшего развития.
Для меня лично это было и радостно, и грустно, поскольку мне пришлось выбирать между этими двумя приходами: какой из них оторвать от себя? Мне одинаково были милы эти общины, мы настолько сблизились, что даже по прошествии многих лет созваниваемся и встречаемся как родные. Все мои терзания Владыка разрешил своим благословением: ехать на юг Германии — в г. Нюрнберг — окормлять местную общину и возглавить новообразованное благочиние Бавария-Гессен. Единственное, что я попросил у архиепископа Феофана, чтобы оба прихода — в Бремене и Гифхорне — сразу получили полное окормление, не было перерывов в службах. Так открылась новая страница моей биографии…
— Когда Вас назначили настоятелем прихода блаженной Ксении Петербургской в Нюрнберге, как встретила Вас община?
- Оговорюсь сразу, что до меня еженедельных богослужений в нюрнбергском приходе не было. И священники очень часто менялись: то приезжали из других приходов раз в месяц, то служили стипендиаты-студенты из Эрлангенского или Регенсбургского университетов. Не было системы и однообразия, т. е. традиций прихода. Был (и остается им поныне) староста — коренной немец, сейчас это наш второй священник о. Георг Ланг, было кому испечь просфоры и приготовить чай после службы. Да, еще был сильный приход «зарубежной» церкви. Сама встреча и первая служба с немногочисленными прихожанами не запомнилась чем-то особенным, значит, прошла хорошо. О том, что я попал на целину, я понял позднее, когда уже прослужив месяц, на всенощном бдении праздника Успения Пресвятой Богородицы — моего любимого праздника — мы молились только своей семьей…
— Было бы интересно узнать о становлении Вашего прихода, которому уже более десяти лет. Сколько человек он насчитывает?
- В начале августа 2004 г. я прибыл в Нюрнберг. Как я уже описал выше, никаких традиций и порядков в приходе не было. Облачение, некоторые иконы и сосуды были. И — самое главное — было место для служб. Вот с регулярных богослужений мы и начали, благо, у меня семья — готовые хор, чтецы, алтарники. Сразу стали совершать всенощные бдения и Литургии — воскресные и праздничные. Люди, не привыкшие к такому количеству служб, стали роптать, что больно часто, мол, батюшка служишь. Остаточные явления от предыдущей неразберихи с разными стилями служения проявлялись и в таком, например, моменте. Я уже уходил после Литургии и наведения порядка в храме домой, а люди навстречу несли младенцев — причащать. Оказывается, батюшки, приезжавшие издалека впритык ко службе, сразу совершали ее, а затем — на запричастном — была большая пауза на исповедь. Те, кто не причащались, уходили домой или ждали чай, переговариваясь, потому детей и приносили ко Причастию намного позже.
Конечно, мне очень помогло, что я жил в Нюрнберге, я приезжал в храм задолго до первых прихожан, совершал необходимую подготовку к Литургии, а затем — Исповедь и часы, ровно в 10:00 — «Благословенно Царство…». Около одиннадцати было уже Причастие. Опоздавшие, на первых порах исповедовались после службы, а затем — сошли «на нет» опоздания. Это очень дисциплинировало прихожан. Да и вообще, точность очень ценится в Германии. Больших трудов стоило приучить людей не сразу бежать из храма, а оставаться на молебны и заупокойные литии, подавать записки… А там начали появляться и первые крестники, пошли посещения больниц, домов прихожан, — в общем, то, что стало признаком оживления прихода.
Самым же заметным и, действительно особым знаком милости Божией к нам, явилось принесение в наш приход ко престольному празднику — 6 февраля 2005 года — чудотворного списка и точной копии иконы Божией Матери «Всецарицы» со Святой горы Афонской из Ватопедского монастыря. Эта икона сопровождает общие епархиальные богослужения, посещает различные приходы нашей епархии, а также привлекает в Нюрнберг многочисленных паломников. Особо первый престольный праздник еще запомнился и тем, что меня приехали морально поддержать прихожане приходов Бремена и Гифхорна, более пятидесяти человек! И они очень душевно пообщались с нашими прихожанами, растопив во многих сердцах ледок равнодушия…
Словом, в вопросе становления прихода в его нынешнем виде мы можем сказать о многих факторах, способствовавших этому. Четкие и регулярные богослужения на двух языках — церковно-славянском и немецком, уют и обустроенность храмового помещения, хорошие чтецы, прекрасный хор, забота о малолетних и престарелых прихожанах, обходительность и компетентность за свечным ящиком, — это внутри храма. Но, кроме того, в приходе с первого года моего служения проводятся занятия в Воскресной школе, которую посещают сейчас 70 детей, разделенные на группы по возрастам. Кроме преподавания Закона Божия проводятся занятия по музыке и прикладному искусству, часто оканчивающиеся общим чаепитием. Дети своим хором украшают пасхальные и рождественские службы, традиционные рождественские праздники при нашем приходе собирают множество детей, которые своими силами ставят спектакль и поют колядки, никто не уходит без подарка! Праздники, и, особенно, престольный праздник традиционно собирают многочисленных прихожан, духовенство нашей епархии и представителей братских церквей, а также представителей власти. Приходские события освящаются в русскоязычной и региональной немецкой прессе. Каждый год прихожане во главе со священником совершают паломничество ко свят. Николаю в Бари.
Все это способствует тому, что на всенощном бдении бывает до ста прихожан, а на воскресной Литургии — до трехсот. Кроме того, важную роль играет такой факт, что за эти годы не было пропущено ни одной всенощной в субботу, ни воскресной Литургии, т. е. люди знают: придут в храм в положенное время — найдут то, что нужно. Даже когда нужно срочно уехать — первым делом ищу замену, пусть даже это и накладно, порой.
— Пока у прихода нет своего храмового здания, где приходилось и приходится совершать богослужения?
- Мы великие странники, видимо, по имени нашей небесной покровительницы («Ксения» — «странница» с греч.). Я лично уже служу в третьем месте, а приезжал ранее — «на разведку» — в четвертом!
Поначалу наш приход приютил «Госпиталь Святого Духа», так немного необычно с немецкого («Heilig-Geist-Spital») переводится это известное место в центре Нюрнберга. Затем город выкупил эти здания у лютеранской церкви, и уже я, правда тогда специально приезжая из Гифхорна, договаривался с дирекцией школы-интерната для глухих детей, в помещении которой находилась домовая уютная церковь, капелла. Здесь я и начинал свое служение. Нужно отметить, что этот храм «сосватал» наш староста — о. Георг, о котором я говорил выше, он был преподавателем этой школы, а его класс находился почти напротив входа в капеллу. В его классе и зарождалась наша воскресная школа.
По мере разрастания нашей общины нарастало и недовольство нового руководства школы, которое — пусть и в выходные дни — недовольно было усиливающимся паломничеством в школу. Все кончилось тем, что я уговорил католического благочинного города пустить нас, хотя бы на всенощные бдения и праздники, падающие на будни, не куда-нибудь, а в самую древнюю из служащих церквей в сердце Нюрнберга — в Бурге! А затем, когда Бургкапеллу покинула чешская католическая община, служившая там по воскресениям (у них священник вышел на пенсию), мы окончательно вселились в нее. Правда, в летний сезон — с апреля по ноябрь — мы вынуждены были очень часто после наших служб всю свою утварь убирать, а к следующей службе — расставлять. Таков был договор с католиками и музеем. Но для нашего прихода это уже не было большой проблемой, это никак не сказывалось ни на частоте служб, ни на совершении Крещений и Венчаний. Многих прихожан «притянула» к себе эта капелла! Все туристы и нюрбержцы со своими гостями обязательно посещают высшую точку Старого Нюрнберга — смотровую площадку, а там в субботу и воскресения и, нередко, на буднях их встречает указатель с восьмиконечным Крестом и надписью на двух языках: «Вход в церковь» и стрелочка в нужном направлении. Не все же читают русские газеты и посещают русские магазины, где всегда есть информация о приходе.
Так, два года в школьной капелле, пять лет на Бурге, мы укреплялись и развивались. И все время искали варианты нового помещения, поскольку, невзирая на сказочное место, испытывали неудобства пожилые люди и инвалиды, воскресная школа нам обходилась дорого — для них мы снимали помещения рядом, проблема парковки, да и элементарно по праздникам и воскресениям Бургкапелла «трещала по швам», не вмещая всех желающих. Более того, фундамент капеллы стал «сползать» с камня, наверху которого была та построена. В этом году на Пасху мы совершили последнюю в ней службу, перед закрытием капеллы на капитальный ремонт. Пасхальные службы в Бургкапелле — это что-то особенное. На крестный ход выходили сотни людей с зажжеными свечами, обходили по кругу всю смотровую площадку, а дворик капеллы весь день Великой Субботы и первый день Пасхи заполнялся нарядными людьми, приходящими по обычаю освящать пасхальную трапезу!
Теперь мы вновь «в гостях» у лютеран. С большим трудом, используя старые связи «в верхах» Евангелическо-Лютеранской церкви в Баварии, которые остались еще со времен моего служения в Костромской епархии, нам удалось найти нынешнее помещение — общинный дом прихода св. Петра. Здесь и места для молитвы в три раза больше, и воскресная школа под одной крышей, и масса других удобств — умеют западные люди это делать. Самое же главное: мы здесь одни! Не нужно ничего убирать из утвари; ни согласовывать постоянно службы, требы; приходить, когда нужно людям; проводить неспеша приходские праздники… Пока мы арендуем это помещение, в надежде на то, что выйдем отсюда уже только в свой храм!
Уже много сделано шагов в этом направлении, за нами городские власти даже зарезервировали участок земли, но пресловутый кризис и нестабильность в нашем Отечестве не позволили нам довести это до логического завершения. Хотя уже и проект будущего храма был согласован в Патриархии, в надлежащих комитетах г. Нюрнберга, горсовет Нюрнберга проголосовал за строительство русского храма, но… Сейчас есть другие варианты решения нашей проблемы, как всегда, набираемся терпения и молимся, ищем доброхотных помощников. Святая блаженная Ксения, помоги!
Окончание следует…
