 |
| Радонеж | Михаил Шкаровский | 20.10.2011 |
В последние годы определенное внимание российских историков и общественности привлекает история русской белой эмиграции в районе Константинополя и на острове Лемносе в начале 1920-х гг., однако ее церковная жизнь до сих пор остается малоисследованной темой. Следует отметить, что деятельность Русской Православной Церкви на этой земле имеет почти трехвековую историю. Только в Константинополе (Стамбуле) и окрестностях к началу XX века существовало семь русских храмов, в том числе три — при подворьях русских обителей Святой Горы Афон. После вступления летом 1914 г. Османской империи в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии российское посольство покинуло страну, а посольская церковь свв. Константина и Елены была закрыта. В 1914 г. турецкие власти также закрыли храм-памятник русским воинам в местечке Сан-Стефано (в 17 верстах от Константинополя), в крипте которого были погребены останки 20 тыс. русских воинов, погибших в ходе Русско-турецкой войны 1877−1878 гг., и в 1916 г. взорвали храм, расквартировав на этом месте воинскую часть. В годы Первой Мировой войны и все подворские храмы были закрыты, имущество частично расхищено, здания заняты под казармы (подворье Свято-Андреевского скита под склад), а некоторые монахи интернированы. Таким образом, достаточно активное развитие русской церковной жизни в Константинополе было насильственно прекращено, но через несколько лет оно пережило чрезвычайно бурный, хотя и кратковременный взлет в связи с послереволюционной волной русской эмиграции.
Уже вскоре после капитуляции Османской империи, — осенью 1918 г. реквизированные турецкими властями храмы открылись вновь. Благодаря активной деятельности иеромонаха Питирима (Ладыгина) все подворья решением правительства были возвращены русским монахам, при этом составлены акты, по которым турецкие власти обещали вернуть разграбленное имущество. В подворских зданиях временно разместилась часть из оказавшихся в турецком плену нескольких тысяч российских военнопленных.
Проживавший в 1919 г. на одном из подворий митрополит Евлогий (Георгиевский) позднее вспоминал: «Мы остановились на Галате, на Подворье Афонского Андреевского монастыря. Заведовал им о. Софроний, чудный старец, который заботливо за нами ухаживал и старался залечить и наши духовные раны. Помещение Подворья во время войны отобрали под казармы турецких солдат, они привели его в крайне антисанитарное состояние: вонь, скользкие грязные стены, в щелях клопы, тучи москитов от сырости, которая развелась вследствие отсутствия за эти годы отопления».
Благодаря своему географическому положению Турция стала главной страной первоначального прибежища русских эмигрантов. В результате пяти массовых эвакуаций: из Одессы в апреле 1919 г. и январе-феврале 1920 г., из Новороссийска в марте 1920 г., с Крымского полуострова — в ноябре 1920 г. и из Батуми — весной 1921 г. (после падения меньшевистского режима в Грузии) в зоне черноморских проливов сложился крупнейший за рубежом район концентрации русских эмигрантов. В начале 1920-х гг. только в Константинополе и окрестностях было сосредоточено около 200 тыс. беженцев из России, а на всей оккупированной войсками Антанты турецкой территории, включая полуостров Галлиполи (Гелиболу), побережье и острова Мраморного моря, по подсчетам некоторых историков, — до 250 тыс.
На основании решений Севрского мирного договора 1920 г. Турция потеряла контроль над свой бывшей столицей, и она несколько лет находился под международным протекторатом в качестве «вольного города». Поэтому официальные турецкие власти в Анкаре первоначально не занимались делами русских беженцев.
В середине ноября 1920 г. в Константинополь приплыли из Крыма на 132 кораблях по данным командующего армией генерала П.Н. Врангеля 145 693 человека (без экипажей судов), из них около 40 тыс. составляли гражданские лица; по британским данным прибыли 148 678 человек, а по сведениям советской разведки — 86 тыс. военных и 60 тыс. гражданских лиц. В конце 1920 г. Главное регистрационное бюро в Константинополе зарегистрировало в своей картотеке 190 тыс. имен беженцев.
Обстановка среди беженцев была сложная, и в этих условиях особую роль в смягчении накала горестных страстей сыграла Православная Церковь. Один из очевидцев этих событий писал: «На баке, недалеко от гальюна, сбоку, в невзрачном месте — церковь. Маленькая, как будто недоделанная. Служит епископ Вениамин со стареньким священником, красиво и просто. Поет хор нестройно и невнятно — большинство певчих не знают слов. Церковь полна разношерстной толпой. Все идет нехитро, по-походному, наспех, как тележка по кочкам скачет, но. так хочется молиться, так жадно вслушиваешься в обрывки слов, и как эти слова. волнуют, перехватывают горло, слезы текут ручьями, и не стыдно их».
По требованию англичан, видевших в русских войсках потенциальную угрозу своему господству над проливами, армейские части вскоре были удалены из самого Константинополя и размещены в конце ноября — декабре в трех основных местах: 1-й армейский корпус генерала А.П. Кутепова численностью 29 тыс. человек — в двух лагерях в районе г. Галлиполи; Донской корпус генерала Ф.Ф. Абрамова численностью 19−20 тыс. — в четырех лагерях в районе Чаталджи; Кубанский казачий корпус генерала М.А. Фостикова также численностью около 20 тыс. — в лагерях на острове Лемносе и в г. Мудросе.
Наиболее известными стали галлиполийские лагеря, здесь поддерживалась строгая военная дисциплина, существовало несколько полковых и корпусная походные церкви, всего более 10 храмов-палаток (русские воины также посещали богослужения в греческом храме г. Галлиполи). Епископ Вениамин (Федченков) в начале 1921 г. так описывал свои впечатления от этих храмов: «Вот палатка. Входишь и сердце радуется. Все в зелени, смотришь: тут и иконостас, и люстры, и подсвечники, и всевозможные украшения! И все буквально — из ничего: в одной церкви иконостас из деревянных дощечек в чисто-русском стиле, — как в картинах русские избушечки (Доп. Технич. Полк); в другой — из камыша; в третьей — из одеял или иной материи, пожертвованных специально для этой цели французами или американцами; там — из жестяных банок. А иконы! Почти везде рисовали их сочувственные художники из офицеров. А в одном месте не было красок: так нарисовали все черным карандашом и углем. Причем замечательно стремление писать все в старо-русском строгом византийском стиле. И здесь поворот к Руси Святой».
16 июля 1921 г. на русском военном кладбище вблизи Галлиполи, где было погребено около 500 воинов и членов их семей, состоялось открытие памятника, возведенного самими галлиполийцами по проекту подпоручика Н.Н. Акатьева. На его сооружение ушло около 20 тыс. камней (по призыву А.П. Кутепова каждый солдат принес по одному камню), которые сложили в виде увенчанного мраморным крестом шатрового каменного сооружения, напоминавшего шапку Мономаха или древний курган «в римско-сирийском стиле». На фронтоне памятника была закреплена белая мраморная доска с надписью: «Упокой, Господи, душу усопших. 1-й корпус Русской армии своим братьям-воинам, в борьбе за честь Родины нашедшим вечный покой на чужбине в 1920−21 годах и в 1845−55 годах, и памяти своих предков-запорожцев, умерших в турецком плену».
В дальнейшем под давлением французов и англичан в течение полутора лет части Белой армии были переведены в Болгарию и Королевство сербов, хорватов и словенцев (Югославию), последние 120 галлиполийцев оставили свой лагерь в мае 1923 г.
Еще в марте 1920 г. около двух тысяч донских казаков вместе с епископом Екатеринославским и Новомосковским Гермогеном (в миру Григорием Ивановичем Максимовым) были эвакуированы из г. Новороссийска на греческий остров Лемнос. Владыка находился на острове вместе с сыном около полугода, совершая богослужения в устроенной им походной церкви Вознесения Господня. Епископ Гермоген был тепло принят митрополитом Лемносским Стефаном и по его приглашению совершил богослужения с четырьмя русскими священниками и тремя диаконами на церковнославянском языке в соборах городов Кастро и Мудрос. Кроме того, казаки фактически восстановили полуразрушенную церковь святых Апостолов в г. Мудросе и в дальнейшем русские священники совершали там службы на церковнославянском (у греков остались добрые воспимания о казаках, как об очень верующих людях). При этом сохранилось свидетельство, что епископ Гермоген отказался на о. Лемносе служить панихиду по Николаю II. Согласился отслужить эту панихиду также приехавший в марте 1920 г. на Лемносе последний протопресвитер военного и морского духовенства Российской империи о. Георгий Иванович Шавельский (1871−1951), но по свидетельству известного психиатра Н. Краинского, не по царю, а просто по рабу Божиему Николаю, ведь он — «бывший самодержец».
Однако это свидетельство отчасти опровергается «Архипастырским воззванием к донским казакам» Владыки Гермогена от 1 января 1922 г., написанным на Афоне. В нем епископ писал: «… когда организуется новая Донская Армия, и все будет готово на врага, тогда дайте мне знать, и где бы я ни был, я, ваш Архипастырь, готов идти с вами. Я пойду впереди вас с животворящим Крестом в руках, и буду благословлять ваше победное шествие на помощь России восстановить Престол Царский, вернуть Народу Русскому его Законного Царя. И пусть на Знаменах ваших крупными огненными, как меч Херувима, словами будет написано «Боже, Царя храни».
В августе 1920 г. епископ Гермоген поселился на Афоне по протекции митрополита Антония (Храповицкого). Архиепископ Нестор (Анисимов) так писал об этой истории: «Энергичный, предприимчивый, сильный духом, он однажды в начале тяжелого периода беженства с острова Лемноса на малой утлой рыбачьей лодке приплыл на Афон за 50 с лишним морских миль. Целую неделю пробыл Владыка. в море среди бури, ветра и непогоды, одинокий на утлой лодочке. На Афон прибыл он, движимый великой ревностью увидеть и преклониться перед святыней православного иночества». Владыка Гермоген пребывал на Святой Горе — в скиту Новая Фиваида до 19 апреля 1922 г. При этом в ноябре 1921 г. он участвовал в работе I Всезаграничного Русского Церковного Собора в Сремских Карловцах (Королевство сербов, хорватов и словенцев).
Казаки же еще несколько лет жили на Лемносе, более того в ноябре 1920 г. их число здесь многократно увеличилось — на острове в лагерях был размещен эвакуированный из Крыма Кубанский казачий корпус, а затем частично и Донской корпус, в составе которых имелось военное духовенство. Так, например, протоиерей Константин Романович Ярмольчук с марта 1920 г. служил на Лемносе законоучителем в Донском кадетском корпусе и священником в госпитале Красного Креста. Помимо церквей казаки создали гимназии, школы, два театра и т. д.
В феврале 1921 г. на Лемносе проживало 19 893 русских эмигранта, а в апреле этого года — 20 774. При этом условия жизни на острове — в палатках, без отопления достаточного питания и медикаментов — были очень тяжелые. Вследствие голода, эпидемий и холода в некоторые месяцы умирало по 20 человек в день. В результате на Лемносе возникло несколько больших русских кладбищ, только на одном из них имелись 83 детских могилы. При этом определенную роль в поддержке беженцев сыграла королева Греции русская великая княгиня Ольга Константиновна. В течение второй половины 1921 — 1922 гг. все казаки были вывезены с острова в Болгарию и Королевство сербов, хорватов и словенцев. В 1924 г. во всей Греции проживало лишь 3 тыс. русских эмигрантов, в 1928 — 2 тыс. В дальнейшем русские кладбища на Лемносе на несколько десятилетий пришли в запустение.
Помимо центра русской военной эмиграции Константинополь и зона проливов некоторое время играли роль центра церковной эмиграции из России. Еще весной 1919 г. сюда приехали из Одессы митрополит Одесский и Херсонский Платон (Рождественский), сначала проживавший на подворье Андреевского скита, а затем — в здании Болгарской экзархии, архиепископ Минский и Туровский Георгий (Ярошевский) и архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский), поселившиеся на подворье Пантелеимоновского монастыря. Именно Владыка Анастасий с января 1920 г. возглавлял созданное в Константинополе Русское церковное совещание, отвечавшее за организационные вопросы работы русских храмов, а 15 октября 1920 г. Временное Высшее Церковное Управление Юга России (образованное в Ставрополе 6 апреля 1919 г.) назначило его управляющим русских приходов Константинопольского округа на правах епархиального архиерея. В 1919—1921 гг. архиеп. Анастасий также был настоятелем храмов свт. Николая Чудотворца и свв. Константина и Елены при российском посольстве и представителем Русской Церкви при Вселенской Патриархии.
В ноябре 1920 г. вместе с армией Врангеля и гражданскими беженцами в Константинополь прибыло возглавляемое митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким) Временное Высшее Церковное Управление (ВВЦУ) Юга России (образованное 6 мая 1919 г.) в составе четырех архиереев, одного клирика и одного мирянина, которые разместились на подворьях русских афонских обителей. Как раз 20 ноября Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет приняли указ. 362 о создании церковных управлений (автономных митрополичьих округов) под руководством старшего иерарха на территориях, оторванных от центрального церковного управления. Он стал ключевым документом, на основании которого ВВЦУ продолжило свою деятельность за границей.
Правда, решение об этом само Управление по предложению епископа Севастопольского Вениамина (Федченкова) приняло 6/19 ноября на состоявшемся в константинопольском порту, на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» первом своем заседании за пределами России, в котором участвовали митрополиты Антоний (Храповицкий), Платон (Рождественский), архиепископ Феофан (Быстров), епископ Вениамин и протоиерей Георгий Спасский (Владыка Антоний первоначально был против, считая, что попечение о духовном устроении русских людей должны взять на себя Константинопольская и другие Поместные Православные Церкви).
На этом заседании было решено: «Ввиду сосредоточения огромного количества беженцев в различных государствах и частях света, не имеющих общения с советской Россией и не могущих сноситься с Высшим Церковным Управлением при Святейшем Патриархе, а также вследствие необходимости попечения о рус¬ской армии, выехавшей из Крыма, — а) продолжить полномочия членов Высшего Церковного Управ¬ления с обслуживанием всех сторон церковной жизни беженцев и Армии во всех государствах, не имеющих сношения со Святейшим Патриархом; б) местом действия Управления избрать г. Константинополь, как наиболее центральный пункт; в) снестись с Константинопольской Патриархией для выяснения канонического взаимоотношения; г) определить состав членов Управления из наличных епископов его, ввиду отсутствия других членов — протоиерея о. С. Булгакова и А.А. Апраксина, выехавшего в Сербию, и протоиерея о. Георгия Спасского, отправляющегося с флотом во французские порты, и неудобства в настоящее время организации Управления иными способами; д) уведомить всеми возможными путями о сих постановлениях Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона, а также и все церковные центры, подлежащие попечению Русского Церковно¬го Управления в г. Константинополе; е) обратиться с просьбой к Главнокомандующему генералу Врангелю, передавшему через епископа Вениамина о своем желании и соображениях о необходимости иметь Высший орган Церковного Управления по делам церковной жизни беженцев и Армии, — об обращении с его стороны к Наместнику Святейшего Патриарха Константинопольского Митрополиту Брусскому Дорофею по вопросу об организации Управления в Константинополе; ж) назначить продолжение заседания Церковного Управления в городе на 9 ноября».
На этом заседании было также подтверждено постановление ВВЦУ от 15 октября 1920 г. о назначении архиепископа Евлогия (Георгиевского) управляющим русским церквами в Западной Европе, включая Болгарию и Румынию (за собой ВВЦУ оставляло управление русскими приходами в Турции, Греции и Королевстве сербов, хорватов и словенцев).
Вопрос отношений с Константинопольской Патриархией обсуждался также на втором (22 ноября) и третьем (29 ноября) заседаниях ВВЦУ, где помимо четырех указанных архиереев присутствовал включенный в состав Управления архиепископ Анастасий (Грибановский). В результате митрополиту Антонию (Храповицкому) и епископу Вениамину (Федченкову) было поручено выяснить вопрос о каноническом взаимоотношении с Константинопольской Патриархией и передать Заместителю Вселенского Патриарха митрополиту Брусскому Дорофею письмо главнокомандующего Русской армией по этому вопросу.
Русские иерархи обратились к Местоблюстителю Вселенского Патриархата митрополиту Досифею с просьбой позволить им окормлять русских воинов на землях, находившихся под его попечительством. 2 декабря при личной встрече Владыка Досифей сообщил митрополиту Антонию, что Патриархия, хорошо зная его, как ревнителя святых канонов, дает согласие, чтобы русские архиереи окормляли свой народ, оставивший Родину, на канонической территории Вселенского Патриархата. Указом. 9084 от 2 декабря (по другим данным от 22 декабря) 1920 г. Константинопольский Синод предоставил русским архиереям определенные полномочия для регулирования церковных дел эмигрантов в области своей юрисдикции (судебные прерогативы при разводах Константинопольская Патриархия сохраняла за собой).
29 декабря митрополит Досифей писал Владыке Антонию (Храповицкому): «Под вашим руководством Константинопольская Вселенская Патриархия разрешает всякое начинание, ибо Патриархии ведомо, что Ваше Высокопреосвященство не совершит ничего неканонического». Хотя представители Константинопольской Патриархии никогда не присутствовали на заседаниях Высшего Церковного Управления, оно все-таки информировало Вселенскую Патриархию о своей деятельности в течении всего периода пребывания в Константинополе. При этом порой возникали трения при решении бракоразводных вопросов.
Следует отметить, что митрополит Антоний (Храповицкий), согласно приведенным в обвинительном заключении следственного дела показаниям на допросе в ГПУ 30 января 1923 г. Патриарха Тихона, получил согласие на деятельность ВВЦУ за границей и от Первосвятителя Российской Церкви: «В этом же показании гр. Беллавин признал, что дал свое благословение Высшему Церковному Управлению, организованному Антонием в Константинополе».
В конце ноября 1920 г. на берегах Босфора с благословения Вселенского Патриарха состоялся первый заграничный Архиерейский Собор, который переименовал Временное Высшее Церковной Управление Юга России в Высшее Русское Церковное Управление за границей (ВРЦУ). Оно избрало Архиерейский Синод во главе с митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким), который являлся исполнительным органом Собора в период между его созывами. В декабре был утвержден состав ВРЦУ: председатель — митрополит Антоний, члены — митрополит Одесский и Херсонский Платон, архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (избранный заместителем председателя), архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан и епископ Севастопольский Вениамин. Также были определены границы их деятельности: забота о религиозных потребностях беженцев, забота об окормлении православного духовенства, которое вынужденно оставило Россию, руководство русскими церквами и Духовными Миссиями в эмиграции в качестве легитимного представителя Священного Синода и Патриарха; обеспечение материальных интересов Русской Церкви и установление нормальных связей с Патриархом Тихоном.
ВРЦУ также издало по всем заграничным церквам указ с сообщением, что оно продолжает быть «правопреемником Высшего Церковного Управления на юге России» и «представляет из себя высшую церковную власть для всех русских заграничных причтов, приходов и мирян, впредь до установления правильных и свободных почтовых сношений с Святейшим Патриархом Московским», ныне «находясь под покровительством Вселенского Патриарха».
После окончания карантина, эвакуированные из Крыма архиереи переехали жить с парохода «Великий князь Александр Михайлович» в Константинополь. Митрополит Антоний (Храповицкий) поселился у архиепископа Анастасия, который имел две небольшие комнаты в чердачном помещении здания посольства России. Здесь Владыка Антоний прожил около трех месяцев — до своего отъезда в Королевство сербов, хорватов и словенцев.
На заседании ВРЦУ 19−21 апреля 1921 г. было решено «организовать Собрание представителей Русской Православной Церкви заграницей для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности». В дальнейшем такие собрания прошли в Константинопольском, Сербском, Болгар¬ском и Западно-Европейском русских церковных округах (однако Всезаграничный Русский Церковный Собор состоялся уже в другой стране). Вскоре ВРЦУ решило изменить место своего пребывания. 29 апреля / 12 мая 1921 г. состоялось последнее заседание ВРЦУ в Константинополе, и в том же месяце оно переехало в г. Сремски Карловцы (Королевство сербов, хорватов и словенцев).
В это время в Константинополе и окрестностях 27 русских храмов обслуживали свыше 100 тыс. беженцев (самый крупный гражданский лагерь находился в Кабакдже у г. Чаталджи — 22 тыс. человек). Лишь шесть из них действовали до I Мировой войны, остальные были устроены самими эмигрантами при русских учебных заведениях, военных лагерях, общежитиях, больницах и т. п. В ряде случаев общины возникли при греческих храмах, где русским священникам позволяли периодически совершать богослужения: в некоторых церквах Константинополя, в Кадикее и других пригородах, а также на Принцевых островах. К октябрю 1921 г. количество русских храмов вследствие закрытия военных лагерей и отъезда беженцев уменьшилось до 19.
Очень активной была церковная жизнь в русских учебных заведениях. В 1921—1922 гг. Всероссийские союзы земств и городов содержали в Константинополе 3 гимназии (свыше 900 учащихся), 3 училища, 10 начальных школ, 9 детских садов, площадок, яслей и 2 детских дома; своя гимназия (имени барона П.Н. Врангеля) была и в Галлиполи (около 200 учащихся). Всего же на территории Турции по некоторым сведениям было создано 11 русских гимназий и прогимназий, а также 12 начальных и подготовительных школ. При многих из них, в частности при 1-й Константинопольской гимназии и основанной в июне 1920 г. женой русского посланника В.В. Нератовой Крестовоздвиженской гимназии, имелись домовые храмы. Главным воспитателем одной из русских гимназий в 1920—1921 гг. работал Ф.Ф. Раевский — будущий архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский в юрисдикции РПЦЗ Савва.
В дальнейшем, довольно быстро, — в течение двух лет почти все школьные учреждения были переведены из Турции в другие страны. В конце 1923 г. в Константинополе и окрестностях осталась только три русских школы — одна начальная имени баронессы О.М. Врангель (32 учащихся) и две средние: для мальчиков в Буюк-Дере (с марта 1924 г. — в Эренкее, 180 учащихся), имевшая небольшую церковь, устроенную личными стараниями воспитанников, и для девочек на острове Протии (60 учащихся).
Все русские общины находились в ведении назначенного ВРЦУ «для Востока» попечителем о русских церковных интересах и представителями перед местными Патриархами архиепископа Анастасия, который, правда, периодически покидал Константинополь. Так летом 1921 г. он, по поручению ВРЦУ, посетил Афон и Палестину с целью ознакомления с положением афонских русских обителей и Русской Духовной Миссии в Иерусалиме после войны. В ноябре 1921 г. Владыка в качестве управляющего русскими общинами Константинопольского округа принял участие в состоявшемся в Сремских Карловцах I Всезаграничном Церковном Соборе и возглавил на нем отдел духовного возрождения.
Накопившиеся проблемы и нерешенные вопросы канонической принадлежности стали причиной того, что после переезда ВРЦУ в Сремски Карловцы временно заменивший архиеп. Анастасия настоятель посольской церкви свт. Николая епископ Севастопольский Вениамин (Федченков) решил созвать Цареградское Русское церковное совещание. С этой целью были образованы две комиссии: подготовительная и просветительская (для разработке проектов о религиозном просвещении детей, подростков и взрослых, в том числе подготовки кандидатов в священники). Совещание созывалось на основе положения Всероссийского Поместного собора 1917−1918 гг. об епархиальных собраниях. Кроме епископа Вениамина в его состав вошли все утвержденные церковной властью клирики, члены комиссий, представители наиболее важных общественных организаций и избранные от местных общин миряне, в том числе по пять священников и девять мирян от русских военных частей в Галлиполи и на о. Лемносе. В ходе подготовки на подворье Афонского Свято-Андреевского скита были напечатаны: докладная записка о задачах совещания, приходской устав, принятый Всероссийским Поместным собором 1917−1918 гг. и подготовленный Обществом православных приходов Петрограда и губернии Православный церковный календарь на 1921 г. (с приложением о церковной жизни русской эмиграции, написанным, вероятно, епископом Вениамином).
Цареградское совещание начало свою, продолжавшуюся около двух недель, работу 22 июня 1921 г. (на открытии присутствовал П.Н. Врангель) и приняло ряд определений о перестройке церковной жизни в новых условиях. Участники совещания решили вовлечь в свою деятельность представителя российской дипломатической миссии, чтобы предотвратить возможное вмешательство Вселенской Патриархии в русские церковные дела; образовать Епископский совет, включив в него священников и мирян, для управления русскими храмами, решения повседневных вопросов и подготовки бракоразводных дел, которые затем высылались ВРЦУ для окончательного решения. Последний вопрос и ранее вызывал затруднения, так как Вселенская Патриархия считала, что русские церковные власти не имеют права на разрешение разводов, поскольку этим вмешиваются в область ее компетенции.
Самым важным определением совещания было решение образовать церковные приходы при каждом русском храме и даже при тех греческих церквах, где русские священники получили возможность совершать свои богослужения по определенным дням. Не смотря на сопротивление посланника А.А. Нератова, который опасался, что создание русских приходов на территориях, где уже существуют греческие общины, позволит Вселенской Патриархии вмешиваться в русскую церковную жизнь, епископ Вениамин сразу же начал формировать приходы. При этом, однако, было принято предложение российского посольства о том, чтобы название «приход» было заменено словом «община», что в большей степени соответствовало сложившейся ситуации. К осени 1921 г. при двух посольских храмах, Никольской больничной церкви и десятке домовых храмов при школах, общежитиях и лагерях были сформированы советы церковных общин, в которые вошли по одному представителю российского посольства.
Одну из таких общин, а также церковную благотворительную организацию и братство Патриарха Николая Кесарийского (21 июня 1921 г.) основал епископ Царицынский Дамиан (Говоров). Владыка Дамиана прибыл в Константинополь из Севастополя на транспорте «Рион» в ноябре 1920 г. вместе с многими членами возглавляемого им тогда Всероссийского Свято-Владимирского братства, деятельность которого в учебно-воспитательной области выразилась в создании в Крыму смешанной гимназии для детей беженцев. В Константинополе братство хотело продолжать религиозно-просветительскую деятельность, но это стремление не было поддержано предстоятелями Зарубежной Русской Церкви.
В апреле 1921 г. Владыка Дамиан арендовал 36 комнат в так называемом «Русском доме» на Татовне, где планировал сосредоточить деятельность своего братства и разместить различные культурно-просветительные учреждения, в том числе создать Богословско-пастырское училище. С помощью Американского комитета спасения и воспитания русских детей епископу удалось отремонтировать комнаты и открыть в доме интернат для русских детей и юношей на 50 человек. Для добывания материальных средств братство устроило здесь прачечную, однако русское Богословско-пастырское училище открыть в Константинополе не удалось. В связи с этим Владыка Дамиан в 1922 г. переехал в Болгарию. В своем дневнике он так описывал причину переезда: «Константинопольский период нашего беженства ничем хорошим не ознаменовался и не дал никакого опыта для деятельности в будущей России. Поле деятельности для русской Церкви постепенно суживалось, и жизнь здесь, наконец, приостановилась с большими осложнениями, запрещениями священнослужения патриархом архиепископу Анастасию. Так как в Константинополе ничего нельзя было делать на поприще религиозно-просветительном, то свои мысли я стал направлять к Славянским землям».
Согласно указу Местоблюстителя Вселенского Патриархата от 2 декабря 1920 г. русские общины на территории Турции имели автономный статус, и до 1924 г. состоявший из них русский Константинопольский церковный округ фактически существовал в виде самостоятельной епархии, которой руководили архиепископ Анастасий и Епископский совет. Владыке Анастасию подчинялись и общины в русских военных лагерях на греческих островах Лесбос и Лимнос; 24 апреля 1922 г. он был избран председателем объединявшего 34 общественные организации Русского комитета в Турции. В 1923 г. архиепископу нанес официальный визит Гибралтарский епископ Англиканской Церкви.
Как уже говорилось, в мае-июне 1923 г. Владыка Анастасий принял участие в проходившем в Стамбуле Всеправославном совещании, где выступил в качестве руководителя оппозиции против предложенных Вселенским Патриархом «противоречивших православной традиции» реформ. Данный конфликт резко ухудшил отношения русских общин с Константинопольским Патриархатом. После завершения Всеправославного совещания Патриарх Мелетий указал архиеп. Анастасию, что он в будущем должен поминать за богослужением только Вселенского Патриарха. Это требование оказалось неприемлемым для архиепископа, и выполнено не было.
На отношение к русским приходам повлияла и лояльная к советскому правительству политика Константинополя. 29 марта 1924 г. Владыка Анастасий получил грамоту Вселенской Патриархии, в которой русским клирикам на территории Патриархата предписывалось избегать «проявлений политического свойства, равно как возношения имен и особ, указывающих на политические упования и предпочтения и потому могущих причинить серьезный вред и в частности, и вообще». Разъясняя содержание этой грамоты, секретарь Константинопольского Синода писал, что здесь «запрещается касаться большевизма со всех точек зрения, даже как ярко выраженного антирелигиозного и антиморального начала, так как это могло бы набросить тень на советскую власть, признанную законной всем русским народом и Патриархом Тихоном».
Кроме того, в связи с признанием Константинопольской Патриархией обновленческого Синода в СССР, русским архиереям в Стамбуле было строго запрещено возносить имя Патриарха Тихона за богослужением и поминать зарубежный Русский Архиерейский Синод. Архиепископы Анастасий (Грибановский) и Александр (Немоловский) отказались повиноваться этому указу. В результате Патриарх Григорий VII 31 марта назначил особую следственную комиссию из трех митрополитов по делу русских архиереев, которые, по его мнению, незаконно вторглись в область компетенции Вселенского Патриархата по окормлению эмигрантов из России, и обратился к Сербскому Патриарху Димитрию, с предложением упразднить Зарубежный Русский Синод, но сочувствия не нашел. 30 апреля, ввиду отказа пребывавших в Стамбуле русских архиереев прекратить поминовение Патриарха Тихона и признать советскую власть, Константинопольский Синод запретил в служении архиепископов Анастасия Кишиневского и Александра Алеутского и Северо-Американского. В этот же день Патриарх Григорий VII заявил о неканоничности Русского Архиерейского Синода за границей.
Таким образом, в середине 1920-х гг. еще сохранившимся в Турции русским общинам пришлось признать юрисдикцию Вселенского Патриархата. Бедственное материальное и жилищное положение беженцев, прекращение французскими оккупационными властями продовольственной помощи и ультиматум турецких властей о поголовной депортации военных спровоцировали отъезд русских из зоны черноморских проливов, — в основном в Королевство сербов, хорватов и словенцев и Болгарию. В конце 1921 г. в Константинополе осталось 30 тыс. русских, а в сентябре 1922 г. — 18 тыс. При этом в городе все еще было много православного духовенства, так на 26 октября 1921 г. из 30 тыс. беженцев — 150 являлись священнослужителями.
Укрепление в Турции власти светского правительства генерала Мустафы Кемаля (Ататюрка) и его сближение с Советской Россией существенно сказалось на положении эмигрантов. По Лозаннскому договору 1923 г. между Турцией и европейскими государствами был урегулирован вопрос Константинополя и проливов. Они оказались демилитаризованы, а город вскоре возвращен под управление турецких властей. К началу 1924 г. в Стамбуле и его окрестностях осталось около 10 тыс. русских эмигрантов. В дальнейшем их число неуклонно сокращалось: в 1926 г. — 5 тыс., 1928 г. — 1747, 1934 г. — 1695, а в 1937 г. — 1200. Быстро уменьшилось и количество церквей — сначала до прежних шести, а потом до трех — при подворьях русских афонских обителей. В настоящее время сохранился лишь один из них — при подворье Свято-Пантелеимоновского монастыря.
До конца 1930-х гг. за русским памятником в Галлиполи ухаживал один из местных жителей, но в 1949 г. «русский курган» был разрушен землетрясением, и к 1990-м гг. от него остался лишь мраморный блок цоколя. В 2004 г. Центру национальной славы фонда Всехвального апостола Андрея Первозванного при поддержке российского посла в Турции удалось получить разрешение турецких властей на восстановление памятника. Был выделен участок земли под строительство мемориального центра, состоящего из самого памятника и небольшого музейного павильона. Также планируется создание «Музея российской воинской славы» в сохранившемся здании штаба 1-го армейского корпуса.
10 января 2008 г. в Галлиполи cостоялась закладка восстанавливаемого памятника чинам Русской армии и всем русским людям, скончавшимся в галлиполийском лагере в 1920—1921 гг. Памятник воссоздавался в первозданном виде, точно таким, каким был раньше, недалеко от места бывшего русского военного кладбища. В проекте принимает активное участие Западно-Европейская епархия Русской Православной Церкви за границей — епископ Женевский и Западно-Европейский Михаил является членом Попечительского совета программы Центра национальной славы России по восстановлению памятника в Галлиполи.
С 16 по 18 мая 2008 г. в Галлиполи находилась еще одна российская делегация, прибывшая для открытия и освящения памятника. К этим дням по инициативе А.П. Григорьева была написана икона святителя Николая (покровителя Белого движения) с надписью: «Доблестным Галлиполийцам, — героям Белого Движения и всем воинам, на поле брани за Родину живот свой положившим, в смуте умученным и убиенным и в мире скончавшимся Вечная Память! Слава и честь Рыцарям Галлиполийцам! Навсегда Вы наша гордость! Дети. Внуки. Правнуки. Потомки Галлиполийцев».
В послании епископа Женевского и Западно-Европейского Михаила, зачитанном в день открытия памятника говорилось: «Это событие исключительной важности совершилось в самых благоприятных условиях и стало великим торжеством. Важность и исключительность восстановления совершенно исчезнувшего с лица земли Галлиполийского кладбища состоит в том, что в самое нужное для России и для Зарубежья время вновь заключается акт полного примирения — уже в плане историческом: современная Россия признает как свою Россию Зарубежную, принимая в свое сердце подвиг тех, кто с достоинством выехав на чужбину, обеспечил существование Русского предания для будущих поколений, для своих потомков, а сегодня — и для самой России. Их духовно-нравственный подвиг принес свои плоды, и Россия сегодня его также принимает.
Я хочу поблагодарить всех вас за ваше участие в торжествах. Это был особо радостный для всех нас момент первой встречи и совместного участия в действии, связанном с памятью самого тяжелого события русской истории. Для приехавших из России представителей общественности ваше присутствие олицетворяло то живое наследие, которое 90 лет хранилось как целый пласт истории самой России.
Мы никогда не забудем, как накануне мы все вместе находились на корабле, который шел по Босфору именно по тем местам, где лежал путь наших родителей. Было особенно трепетно испытать чувство того, что мы идем по их стопам. На следующий день мы прибыли на место расположения военного Галлиполийского лагеря, где стояли в полном составе части Русской армии под главным командованием генерала Врангеля и под непосредственным ведением генерала Кутепова. В этом месте появились, кроме чисто военных учреждений, церкви, лазареты, училища, школы, детские сады, и проводились всевозможные воспитательные мероприятия, прежде всего с детьми и молодежью. Все это заложило основы структуры, которой стала «Эмиграция» как институт. Из этого места зародилось три четверти всей Зарубежной России, распространившейся по всем континентам земного шара, и мы все с вами их потомки.
Мы прибыли в Галлиполи (по-турецки Гелиболу), к участку земли, выделенному Турецким государством. На нем попечением российского Фонда Андрея Первозванного выросло точно такое же шатровое каменное сооружение, какое оставили при своем отъезде в 1921 году Галлиполийцы. Это была Шапка Мономаха, увенчанная крестом, обозначавшая незыблемое присутствие на чужой земле духа России. Этот символ Державы передавал симфоническое назначение всякого русского присутствия, где бы то ни было, ставя перед каждым русским человеком выполнение его задачи как верноподданного России. Пока в самой России Державная Божия Матерь покрывала весь страдающий русский народ, за границей, на чужой земле, русские люди сохраняли свою верность в службе своей Родине — Православной России».
Одновременно началось восстановление почти исчезнувших кладбищ русских эмигрантов и некоторых других памятных русских мест на острове Лемносе. В настоящее время туда ежегодно выезжают экспедиции из России.
С 1990-х гг. в Турции быстро стало расти число постоянно проживающих в этой стране православных россиян. На территории генерального консульства Российской Федерации в стамбульском районе Буюк-Дере сохранился храм свв. равноапп. Константина и Елены, и во второй половине 2000-х гг. Московская Патриархия восстановила его в первоначальном виде. В 2010 г. начались сбор архивного материала и подготовительные работы для воссоздания взорванного в 1916 г. храма-памятника русским воинам в Сан-Стефано. Все больше укрепляются и расширяются связи с Россией подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря. Таким образом, русская церковная жизнь в районе Константинополя (Стамбула) и память о русской эмиграции 1920-х гг. постепенно начала возрождаться.
