 |
| Радонеж | Игумен Даниил (Гридченко) | 12.10.2011 |
Мой крёстный — азербайджанец. К тому же, на год меня младше. Правда, когда крестишься в 23, это не так уж и важно. А также и то, что азербайджанец. Можно, конечно, с этим не соглашаться, но когда общаешься с моим крёстным отцом, понимаешь — так называемая «русскость» не в одной крови заключается.
Тогда в далёком 1982-ом году он был хозяином явочной конспиративной квартира. Причём, не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова. Располагалась она в выселенной шестикомнатной аварийной коммуналке в шикарном старинном доме в центре Москвы недалеко от «маяковки». Собственно, жилыми в ней были только две комнаты; в прочие же, пустовавшие, входить из-за вполне реальной опасности куда-нибудь вляпаться или провалиться не рекомендовалось. Помещение было служебным и называлось дворницкой, а мой крёстный, соответственно, — дворником, являясь типичным представителем так называемого «поколения дворников и сторожей».
Внешне это была обычная молодёжная православная тусовка. Кто-то приходил, кто-то уходил, иногда даже не поздоровавшись и не попрощавшись. В памяти до сих пор свет из окна в пол стены, «непрекращающийся» чай, разговоры о «главном», неимоверное количество тараканов, пикировавших с потолка прямо в только что налитую тарелку супа, а главное — бесконечное неофитское счастье от полноты ощущения только что открывшегося Бога. Дети, которых впоследствии стало восемь, в молодой семье моего крёстного рождаться тогда только начинали.
Даже один этот антураж по тем ещё доперестроечным временам был делом довольно-таки небезобидным. Криминал же заключался в том, что общение наше сопровождалось нелегальным распространением религиозной литературы. За отпечатанное на ксероксе Евангелие, книжки древних святых отцов, даже за безобидные семинарские конспекты полагались вполне реальные тюремные сроки. И, кажется, тогда сел за это писатель Николай Блохин, с которым мой крёстный имел какие-то тайные деловые связи.
Его же Бог миловал. Может быть, за молитвы нашего общего духовника, замечательного батюшки о. Дмитрия Дудко, который в то время, освободившись от своего диссидентского имиджа, пройдя через очередное заключение, позор, непонимание и презрение многих, превратился вдруг в самого настоящего православного Старца — любвеобильного отца и молитвенника.
И вот теперь, когда я слышу очередное — «понаехали тут», вспоминаю своего крёстного и становится грустно. И даже не потому, что он «ниоткуда не понаехал», а родился в Москве. Жизнь — удивительная, загадочная вещь, и уж так получилось, что согласно истории не слишком давнего семейного предания, понаехал не они, а мы к ним.
В 1930-том году многочисленное семейство моего прадеда выселили с хутора на юге России. Двоюродные братья и сёстры трёхлетнего тогда отца, оказавшиеся в ссылке в Сибири, умерли от голода и холода в ту же зиму. Родственники, оставшиеся на Кубани — ещё через два-три года во время голодомора. И только семья родного деда, нашедшая приют в адыгейском ауле, выжила. Умереть не дали соседи, тоже голодавшие — мусульмане черкесы.
Возможно, это индивидуальный, нетипичный опыт, по-видимому, не обязывающий ни к действию, ни к бездействию. Тем не менее, обидно. Ещё и потому, что чем больше седых волос в бороде, тем спокойнее себя чувствуешь среди смуглых южных молодых людей, и тем неуютнее среди доморощенных московских гопников и матерящихся фанатов непонятно чего. Отношение к старшим, воспитание, традиции. Всё это разное; а также разный ответ на национальный вопрос, — существует ли он на самом деле, а если да, то — что он: нежелание договариваться или сознательно педалируемая провокация?
Любопытно, что во время недавно состоявшегося диалога с протоиереем Дмитрием Смирновым несостоявшийся президент Иван Иванович Охлобыстин несколько раз оговорился о неких странных «патриотах», солидных господах, как он выразился с «сытыми лицами педофилов», настойчиво рекомендовавших ему снабдить свою «Доктрину» уже явными призывами к насилию. Да и фотография бессовестного субъекта, уже лет двадцать не вылезающего из телевизора, с предвыборного плаката с демоническим выражением лица взывающего — «ты русский» — разве не провокация? Впрочем, и сам уважаемый о. Иоанн, несмотря на очевидность своих благих намерений, в них не слишком последователен и логичен. Во всяком случае, в прозвучавшем конкретном вопросе, — «а как же быть с нерусскими и неправославными». Вместо внятного ответа прозвучало нечто основанное на логике Аристотеля, тем не менее, не слишком разборчивое.
Если постоянно повторять, что главный вопрос современной России — национальный, то он, в конце концов, таковым и станет. А это уже прямой путь к разрушению страны. Для участников так называемого «Русского марша», вновь долженствующего состоятся на праздник 4-го ноября он им, судя по всему, давно им и является. Конечно, проще самоорганизоваться определив для себя, пусть и вымышленного, но врага. Но только вот куда маршировать будем? И как быть с моим крёстным?
