Столетие.Ru | Пётр Мультатули | 07.10.2011 |
Председатель правительства В.В. Путин отметил выдающуюся роль П.А. Столыпина в русской истории и выступил с инициативой сооружения ему памятника в Москве. Одновременно некоторые ведущие представители российской общественности выступили с инициативой создания Столыпинского Народного движения. Признание Путиным выдающейся роли Столыпина может означать первый шаг современной власти к историческим истокам российской государственности, отмежевание от большевистского наследия. Именно это обстоятельство вызвало горячую поддержку решению главы правительства со стороны одних слоев общества, и горячее неприятие — с другой.
Это неприятие привело к настоящей антистолыпинской кампании не только среди коммунистов, что, учитывая их идеологические воззрения понятно, но и среди тех, кого принято считать «православно-патриотической общественностью». В этой среде кампания против Столыпина носила наиболее оголтелый характер. Погибшего сто лет тому назад Председателя совета министров совсем не в духе христианской любви называли «пигмеем», «Петрушей-малым», «либералом», «врагом Самодержавия» и т. п. Один из авторов дописался до того, что поставил в вину смертельно раненому премьеру попытку перекрестить Царя (дескать, не «по Сеньке шапка» Государя благословлять).
Причины этой кампании становятся понятными тогда, когда мы видим, что в ходе неё постоянно идёт сравнение Столыпина со Сталиным (причём, в пользу последнего), а «столыпинской реформы» с — коллективизацией.
Таким образом, главной целью этой кампании является не объективная оценка личности Столыпина, а необъективная реабилитация Сталина, не объективный анализ аграрной «столыпинской» реформы, а — реабилитация коллективизации как её антипода.
Мы видим, что сама личность П.А. Столыпина волнует общество гораздо в меньшей степени, чем политический миф о Столыпине. Положительный миф о Столыпине сегодня крайне необходим нашему обществу, которое насквозь поражено метастазами большевизма или новообразованиями неолиберализма. Впервые в современной истории образам душегубов, насильников, грабителей, политических шулеров, авантюристов и проходимцев, а именно их предлагали нам в национальные герои в течение почти целого века — противопоставляется фигура государственного мужа бескорыстного, мужественного, верующего в Бога, до самоотречения любящего Россию и принявшего за неё смерть, как и подобает русскому богатырю.
Приветствуя популяризацию личности П.А. Столыпина в обществе, мы, конечно, не должны подменять этой популяризацией спокойный исторический анализ его личности и деяний.
Сегодня многие почитатели Столыпина отделяют его фигуру от исторического контекста начала ХХ века. Российская империя успешно, хотя и неравномерно, развивалась до прихода Столыпина в правительство, успешно развивалась она и после его убийства. Причём за 6 лет, которые разделяют выстрел в Киевской опере и революцию 1917 г., Россия смогла достигнуть крупных успехов в развитии народного хозяйства, экономике, выдержать три года тяжелейшей мировой войны, переломить её ход в свою пользу и выйти на рубежи военной победы. Всё это было сделано без Столыпина, но это совершенно не умаляет его исторических заслуг. Просто надо правильно определять место Столыпина в русской истории. Столыпин всю свою жизнь находился на службе у Его Императорского Величества Государя Императора Николая II. Столыпин был незаурядным, талантливым администратором, выдающимся государственным чиновником, но не государственным деятелем, ведущим самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику. Каждое своё решение Столыпин должен был согласовывать с Государем, а чаще всего просто выполнять Высочайшие указания. Столыпин это делал всегда, или почти всегда, талантливо, добросовестно и точно. Столыпин является яркой звездой в череде выдающихся деятелей эпохи Императора Николая II: князь А.Б. Лобанов-Ростовский, Н.П. Боголепов, граф М.Н. Муравьёв, Д.С. Сипягин, Великий Князь Сергей Александрович, Н.М. Богданович, граф С.Ю. Витте, Д.Ф. фон дер Лауниц, В.К. Плеве, граф В.Н. Коковцов, И.Г. Щегловитов. Большинство из них было убито революционерами, как и П.А. Столыпин.
Николая II и П. А. Столыпина объединяла большая личная симпатия, явление крайне редкое в истории последнего царствования. Столыпин был единственным министром, которого Николай II так долго бессменно оставлял в его должности.
8 марта 1904 г. саратовский губернатор Столыпин в первый раз представлялся Императору Николаю II. Столыпин сообщал жене, что Государь «был крайне ласков и разговорчив: говорили про губернию, про пробудившийся патриотизм. Закончил уверенностью, что всё в губернии пойдет хорошо».
В тяжёлую годину всероссийской смуты 1905−1907 гг. внимание Государя снова обращается к саратовскому губернатору Столыпину, который энергично усмирял крестьянские волнения, причём, часто не прибегая к использованию войск, а действуя уговорами и внушением, но жестко и бесстрашно.
За умиротворение бунтов в своей губернии П.А. Столыпин получил личную благодарность Государя. 26 апреля 1906 г. Николай II вызвал Столыпина в Царское Село и предложил ему пост министра внутренних дел. Как вспоминал Столыпин, он «сказал Государю, что умоляю избавить меня от ужаса нового положения, что я ему исповедовался и открыл всю мою душу, пойду только, если он, Государь, прикажет мне, так как обязан и жизнь отдать ему и жду его приговора. Он с секунду помолчал и сказал: „Приказываю Вам, делаю это вполне сознательно, знаю, что это самоотвержение, благословляю Вас — это на пользу России“. Говоря это. Он обеими руками взял мою и горячо пожал. Я сказал: „Повинуюсь Вам“, — и поцеловал руку Царя».
Чувства, которые переживал Столыпин, вступив на новую должность, выдают в нём глубоко верующего православного человека, хорошо понимавшего свою ответственность перед Богом за порученное ему дело: «Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясённой, представляющей из себя шестую часть шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что Он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне».
8-го июля 1906 г. Император Николай II назначил Столыпина Председателем Совета министров, сохранив за ним должность министра внутренних дел. Через месяц, 12 августа 1906 г. на Столыпина было совершено покушение. Двое террористов, переодетых в форму жандармских офицеров, проникли в помещение министерской дачи на Аптекарском острове в Петербурге и взорвали её. Двое детей Столыпина, пятнадцатилетняя дочь Наталья Петровна и трёхлетний сын Аркадий, были тяжело ранены. Результатом теракта явилась смерть более чем 30 людей. Среди убитых были женщины, одна — на восьмом месяце беременности. Другая, вдова, пришла хлопотать о пособии вместе с маленьким сыном, руку которого после взрыва нашли в саду.
Глава правительства не пострадал: его кабинет, в котором Столыпин находился во время теракта, был единственным помещением, которое не затронул взрыв. После этого покушения Николай II перевёл жить семью Столыпина в Зимний дворец. 13 августа 1906 г. взволнованный и тронутый царской милостью Столыпин написал письмо Императору: «Имею счастье доложить Вам, Государь, что все помыслы, стремления мои — благо России, что молитва моя ко Всевышнему — даровать мне высшее счастье: помочь Вашему Величеству вывести нашу несчастную Родину на путь законности, спокойствия и порядка. Вашего Императорского Величества Верноподданный, Пётр Столыпин».
Николай II нашёл в Столыпине твёрдого, мужественного и умного помощника, который ставил во главу угла не свои личные амбиции, а интересы Царя и России. С другой стороны и Столыпин поражался мужеством и выдержкой Государя. По словам Столыпина, Государь ясно видел, что революционеры и либералы ведут дело к уничтожению Монархии. «Я обязан, — говорил Николай II Столыпину, — перед Моей совестью, перед Богом и перед родиной бороться и лучше погибнуть, нежели без сопротивления сдать всю власть тем, кто протягивает к ней свои руки».
Перед лицом постоянной смертельной опасности, решая сложнейшие задачи борьбы с революционным террором, а потом и крестьянской реформы, Император Николай II и П. А. Столыпиным не только сработались, но и стали духовно близки. В ноябре 1906 г. Царь писал своей матери: «Я всё ещё боюсь за доброго Столыпина. Вследствие этого он живёт с семейством в Зимнем и приходит с докладами в Петергоф на пароходе. Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю его».Такие слова о своих министрах можно было услышать от сдержанного Николая II крайне редко.
Столыпин также глубоко уважал Государя. По свидетельству А.И. Гучкова, Столыпин не позволял себе в отличие от многих министров в чём-либо осуждать Царя.
Сразу же после покушения на Столыпина Николай II отдал приказ о введении военно-полевых судов, тех самых, что революционная и либеральная печать будет присваивать Столыпину.
Введение военно-полевых судов, которое сыграло исключительно важную роль в борьбе с террором, было принято 24-го августа 1906 г. по личной инициативе Государя и стало для Столыпина неожиданностью.
Решительные действия правительства возымели успех. В конце 1906 г. император Николай II писал: «Слава Богу, всё идёт к лучшему и к успокоению. Это всем ясно и все это чувствуют! Как давно мы этого не слышали! Как приятно знать, что на местах люди ожили, потому что почувствовали честную и крепкую власть, которая старается оградить их от мерзавцев и анархистов»!
Все дальнейшие годы Государь был неизменно доволен Столыпиным, который успешно и творчески приводил в жизнь царские замыслы. Сам П.А. Столыпин 6 марта 1907 г., выступая в Государственной думе, сказал: «Правительство задалось одною целью — сохранить те заветы, те устои, те начала, которые были положены в основу реформ Императора Николая II».
Аграрная реформа, которую принято называть «Столыпинской», вырабатывалась задолго до того, как Столыпин был призван Государем на работу в правительство с должности саратовского губернатора. Все мероприятия по реформированию сельского хозяйства курировались лично Императором Николаем II. Характерно указание Государя Столыпину о целях реформы: «Прочное землеустройство крестьян внутри России и такое же устройство переселенцев в Сибири — вот два краеугольных вопроса, над которыми правительство должно неустанно работать. Не следует, разумеется, забывать и о других нуждах — о школах, путях сообщения и пр., но те два должны проводиться в первую голову».
Тем не менее, личная заслуга Столыпина в проведении этой реформы, его идеи по её осуществлению, его настойчивость и упорство в преодолении проблем при её проведении — бесспорны.
Но главная роль Столыпина заключалась в борьбе с радикальной оппозицией в Государственной Думе.
В лице нового председателя правительства власть получила талантливого оратора и защитника её идей. На фоне выступлений Столыпина блёкли многочисленные кадетско-либеральные Родичевы, Милюковы, Муромцевы с их трескучими демагогическими речами.
В ответ на истошные призывы к «свободе» и «либерализму» любым путём, даже путём революции — Россия слышала спокойный ответ главы правительства: «Не запугаете! Вам нужны великие потрясения — нам Великая Россия»! Император Николай II писал Вдовствующей Императрице 8 марта 1907 г.: «Ты, конечно, прочитала в газетах о речи Столыпина в Думе и об ответе его на разные дерзости в том же заседании. Все слышавшие, как он говорит, остались очень довольны. Я очень рад за него, что он имел такой успех, это его подбодрит и даст ему самому энергию и уверенность в себе».
В другом письме: «Престиж Правительства высоко поднялся благодаря речам Столыпина. С ним никто в Думе не может сравниться, он говорит так умно и находчиво, а главное — одну правду».
Совершенно нелепо представлять Столыпина как некоего «либерала» и «западника», а то и скрытого «республиканца», как это порой делают не в меру ретивые его критики. Как и всякий политик, Столыпин должен был работать с тем материалом, какой был под рукой. Преобладание либералов в Думе, особенно Первой и Второй, было решающим. Об образованном обществе вообще говорить не приходится, там всё было заражено либерализмом. Поэтому Столыпину приходилось находить общий язык с теми силами, какие реально имелись. Тем более, не следует забывать, что всё это происходило в условиях кровавой смуты, когда опасность крушения власти была весьма высока. Первые переговоры Столыпина с председателем Государственной Думы первого созыва С.А. Муромцевым и лидером кадетов П.Н. Милюковым проходили по указанию императора Николая II, который разрешил Столыпину вести переговоры с ними «как ему Бог на душу положит».
Однако переговоры с кадетами убедительно продемонстрировали, что с этими людьми никаких компромиссов найти нельзя. Первая Дума была не народным выборным представительством, а рассадником революционных идей, легальным прикрытием революционеров и террористов, поэтому она была распущена Императором. Столыпин попытался установить контакты с более умеренной частью «прогрессивной общественности». Опять-таки с разрешения Государя, Столыпин начал переговоры с А.И. Гучковым. Столыпин предложил Гучкову войти в правительство в ранге министра промышленности и торговли. Столыпин рассчитывал таким образом примирить с правительством умеренную, как ему казалось, часть оппозиции. Однако Гучков выдвинул условие идти в правительство не одному, а «целой группой и с программой». По существу речь шла об оппозиционном кабинете. Столыпин, во имя стабилизации общества, был готов согласиться и на это, думая, что он сможет держать ситуацию в правительстве в своих руках. Но когда Столыпин представил Государю список предполагаемых министров, он через несколько дней получил от Николая II отказ по всем кандидатурам. Перед этим Николай II лично встретился с каждым кандидатом. Причиной этого отказа была, несомненно, гораздо большая осведомлённость и опытность императора в политических вопросах по сравнению с недавно пришедшим в большую политику Столыпиным. В своём дневнике Николай II лаконично отразил свои впечатления от встречи с несостоявшимися министрами. «Говорил с каждым из них. Не годятся в министры сейчас. Не люди дела».
В письме к Императрице Марии Федоровне Николай II писал: «У них собственное мнение, выше патриотизма». Последующие события полностью подтвердили выводы Государя.
Что касается отношений П.А. Столыпина и А.И. Гучкова, то премьер пытался использовать лидера октябристов, как говорится, в «мирных целях». По настоянию Столыпина Гучков стал председателем Третьей Государственной Думы и членом Государственного Совета. Следует сказать, что работа Третьей Думы была самой плодотворной и удачной за всю историю существования этого органа до 1917 г. Однако никаких «близких», тем более «дружеских» отношений между Столыпиным и Гучковым не было. Они были слишком разными: Столыпин думал о благе России, Гучков — о своих собственных политических амбициях. Разными были и их убеждения. Гучков: «Я убеждённый сторонник конституционной монархии и притом, не со вчерашнего дня». Столыпин: «Историческое Самодержавие и свободная воля Монарха — есть драгоценнейшее достояние русской государственности».
Это к слову о вопросе «конституционализма» Столыпина.
Что же касается обвинений Столыпина в том, что он не опирался на крайне правых, на Союз Русского народа и другие черносотенные организации, то не следует забывать, что последние возникли в годину смуты из народных недр, как реакция на революционный террор. Союз Русского народа был поддержан Государем именно как широкое народное движение. Однако уже к 1910 г. черносотенные организации представляли собой политические партии, во главе которых стояли люди, большая часть которых видела себя политическими деятелями, со своими амбициями, дрязгами, скандалами и погромными программами. В рядах черносотенцев становилось всё меньше подвижников и радетелей за Веру, Царя и Отечество, и всё больше политических интриганов. Опираться на такие политические силы царская власть не могла. Вот почему, когда Николая II спросили, собирается ли он опираться на крайне правых, Государь ответил: «Нет, я слишком хорошо знаю им цену». К слову сказать, революция чётко разделила «овец от козлищ» из рядов Чёрной Сотни. Первые пошли на заклание от богоборцев с молитвой на устах, вторые — принялись проклинать царское имя, а некоторые даже устремились в ЧК.
1911 г., ставший последним годом в жизни Столыпина, ознаменовался первым кризисом в отношениях между Императором Николаем II и главой правительства. Причиной этого кризиса стал провал в Государственном совете предложенного П.А. Столыпиным законопроекта о введении земств в шести западных губерниях Российской империи.
Столыпин отправился в Царское Село и подал Государю прошение об отставке, заявив, что он не может работать в обстановке «интриг», исходящих из Госсовета, особенно от П.Н. Дурново и В.Ф. Трепова.
Те полагали введение земств в западных областях делом не нужным и опасным для интересов русского населения на этих территориях. Прося об отставке, Столыпин сильно рисковал. Один раз в 1909 г. он уже подавал такое прошение, но получил тогда от Царя жёсткий ответ: «Помните, что мы живём в России, а не заграницей, и поэтому я не допускаю и мысли о чьей-то отставке». Однако на этот раз Государь задумался: он слишком ценил Столыпина, слишком считал его полезным для России, чтобы расстаться с ним из-за нервного срыва премьера. Столыпин предлагал распустить на три дня Государственную Думу и провести законопроект о земствах в порядке ст. 87 Основных законов. Эта статья предусматривала, что Император может самолично проводить те или иные законы в период, когда Государственная Дума не работает.
Государь сказал: «Хорошо, чтобы не потерять Вас, я готов согласиться на такую небывалую меру, дайте мне только передумать её».
Но Столыпину этого показалось недостаточным, и он попросил ещё у Государя выслать из столицы на некоторое время двух своих главных противников П.Н. Дурново и В.Ф. Трепова, с тем, чтобы они не могли мешать Столыпину в Госсовете. Николай II сказал, что должен подумать и спросил Столыпина: «не боится ли он, что Дума осудит его»? Столыпин заверил Императора, что Дума его обязательно поддержит. 9 марта Николай II написал письмо Столыпину: «Вашего ухода я допустить не желаю. Ваша преданность Мне и России, Ваша пятилетняя опытность на занимаемом посту и главное Ваше мужественное проведение начал русской политики на окраине государства, побуждают Меня всемерно удерживать Вас. Помните, Моё доверие к Вам остаётся таким же, как оно было в 1906 г.».
10 марта 1911 г. ознаменовалось исключительным событием: Николай II, который не терпел любого давления на принимаемые им решения, полностью удовлетворил все просьбы Столыпина: в работе Думы был объявлен двухдневный перерыв, Дурново и Трепов должны были покинуть столицу и не посещать заседания Государственного Совета. Решение Царя было вызвано исключительным доверием с его стороны к Столыпину и к его способностям предвидеть события.
Однако эти события пошли совсем не по тому сценарию, на который рассчитывал Столыпин. Как только счастливый и окрылённый премьер уехал на несколько дней отдохнуть, в Думе началась самая настоящая буря. Её председатель А.И. Гучков в знак протеста объявил о сложении с себя своих полномочий, все депутаты, от левых до крайне правых, были возмущены действиями Столыпина, обвиняя его в давлении на Думу и диктаторских замашках. Фактически, хотя об этом открыто не говорили, под ударом оказался и сам Царь, который как бы попал под влияние Столыпина и исполнил его прихоть.
Ответственность за этот политический скандал на этот раз несла не Дума, а правительство. Отставка Столыпина, казалось, была предрешена. Однако её не произошло. Николай II, хотя и был, наверное, в первый раз разочарован в своём любимце, по-прежнему ценил его. Все разговоры о том, что Царь «обиделся» на Столыпина и что отправить его в отставку императору помешала лишь смерть главы правительства — являются ничем не обоснованными домыслами. Сразу же после убийства Столыпина стали распространяться слухи, о том, что «незадолго до своей поездки в Киев, П.А. Столыпин писал одному высокопоставленному деятелю в Париж, что он с величайшим спокойствием духа ожидает предстоящего освобождения его от обязанностей Председателя совета министров и что после недель отдых в Биарре, он будет назначен Наместником на Кавказ».
Подобные же разговоры «слышал» граф Коковцов от Гучкова. Эти утверждения не учитывают характера принимаемых Императором Николаем II решений, в том числе и об отставке тех или иных лиц. Подавляющая часть сановников последнего царствования единодушно утверждают, что все отставки производились Николаем II внешне внезапно. Он вечером мог милостиво принимать того или иного министра, а на утро тот получал царский рескрипт об отставке. Отсюда, кстати, родилась легенда о «коварности» Николая II. На самом деле коварство здесь было ни при чём. Просто Государем из разных источников собиралась информация о том или ином чиновнике, которая, если она совпадала с его точкой зрения, служила основанием для принятия решения об отставке министра. Никаких «обсуждений», «предупреждений» Николаем II никогда министрам не делались. Поэтому, если бы Николай II принял решение отправить Столыпина в отставку, то тот бы узнал об этом первым и в день отставки, а потому никаких планов об отдыхе в Биарре и наместничестве на Кавказе он строить бы не мог.
Более того, известно, что в Киеве Столыпин по указанию Царя подготовил очень важную встречу Государя с иудейскими раввинами.
Николай II хорошо понимал, что интернациональные силы используют еврейское население России для совершения революции. При этом судьба самого еврейского населения эти силы совершенно не волновала.
Между тем, в свою очередь, национально мыслящая часть еврейской общественности России, и прежде всего иудейский ортодоксальный раввинат, прекрасно понимали, чем грозит им победа революции. Несмотря на свои сложные отношения к Самодержавной власти, они не могли не осознавать, что ее крушение приведёт еврейский народ России к тяжелейшим бедствиям. Поэтому они тоже искали возможности договориться с правительством. Программа царского визита готовилась заранее, и в нее, по предложению киевского раввина Абрама Борисовича Гуревича, была включена встреча еврейской делегации с царем. В 1910 г. П.А. Столыпин лично приветствовал Раввинский съезд в С.-Петербурге, заявив между тем, что еврейская молодежь приобрела «ужасную склонность» к участию в революционном движении. Он призвал религиозных лидеров восстановить политическую лояльность среди российского еврейства. Как и было запланировано программой визита, встреча Царя с еврейской делегацией состоялась 30 августа 1911 г. Раввин А.Б. Гуревич от имени еврейского населения Киева поднёс Царю священную Тору и сказал: «Ваше Императорское Величество, Всемилостивейший Государь! Еврейское население г. Киева бесконечно счастливо возможностью повергнуть в нашем лице к стопам Вашего Величества живейшее выражение беспредельных верноподданнических чувств, воодушевляющих нас вместе со всеми народами Великой необъятной России. В каждом еврейском молитвенном доме, будь то прекрасная хоральная синагога в шумной столице, будь то скромная обитель-молельня в глухом еврейском местечке, — мы, евреи, каждую субботу неизменно возносим горячие молитвы к небесам, моля Всевышнего о здравии, благоденствии и благополучии Вашего Императорского Величества и всего Царствующего Дома».
В этой связи цепь событий — встреча Николая II с раввинатом, предстоящие переговоры между Царём и раввинами о борьбе с революционным движением среди российского еврейства и убийство П.А. Столыпина в Киеве евреем — агентом Охранного отделения Дмитрием Богровым, сделавшим намеченные переговоры невозможными, вряд ли выглядит случайной.
Смертельное ранение П.А. Столыпина в Киевском театре 1-го сентября 1911 г. тоже полно загадок. Здесь у нас нет возможности подробно останавливаться на этом преступлении. Скажем только, что по сведениям Охранного отделения, в театре был не один убийца. У Богрова, вполне возможно, был подельник, который должен был убить Государя. По этим сведениям, Богров предполагал, что «Государь подойдёт к раненому Столыпину. Тогда, „друг“ Богрова получал возможность осуществить злодейство».
Богров, отрицая наличие в театре «друга», подтверждал своё намерение убить Царя. По сообщениям охранного отделения, «преступника допросили в театре, и он сознался, что имел намерение убить Государя. Но побоялся еврейского погрома, и вот он ограничился покушением на Столыпина».
Поэтому, вполне возможно, что раненый П.А. Столыпин, подняв руку, не благословлял Государя, находившегося в царской ложе, как это принято считать, а делал ему знак не спускаться в партер из-за грозившей опасности. Присутствующий при покушении киевский губернатор А.Ф. Гирс уверял, что в жесте Столыпина было и то, и другое: «Увидя Государя, вышедшего в ложу и ставшего впереди, Столыпин поднял руки и стал делать знаки, чтобы Государь отошел. Но Государь не двигался и продолжал на том же месте стоять, и Пётр Аркадьевич, на виду у всех, благословил его широким крестом».
Но не только раненый Столыпин крестил Государя. Свидетельница покушения вспоминала: «Когда унесли Столыпина, весь театр запел гимн и „Спаси, Господи, люди Твоя“. Крестились, крестили Государя, протягивали к нему руки. Государь стоял один, без дочерей, у самой рампы ложи грустный, сосредоточенный и бесконечно спокойный. Если бы в театре были сообщники, то было бы очень опасно. У всех нас явилось чувство, что он стоит под огнем. Взглядом он держал всех нас, отвечал всем нам, оборачиваясь ко всем. Паники не было — была молитва, и театр обратился в храм, и Государь был Царём».
Император находился в царской ложе вместе с дочерьми — Великими Княжнами Ольгой и Татьяной, которые тяжело переживали случившееся.
В последующие дни Император Николай II два раза заезжал в больницу, чтобы проведать больного. Но врачи дважды советовали ему не делать этого, так как волноваться раненому было противопоказано. Государь не настаивал, так как лейб-медик Е.С. Боткин и другие врачи уверяли Царя, что рана Столыпина не смертельная. Позже Государь узнал, что Столыпин хотел с ним увидеться и жалел, что послушал врачей.
Состояние Столыпина, бывшее до 4 сентября удовлетворительным, с этого числа резко ухудшилось, и 5-го сентября около 22 ч. Пётр Аркадьевич Столыпин скончался. Дочь П.А. Столыпина М.П. Бок вспоминала: «Государь вернулся из Чернигова в Киев шестого сентября рано утром и прямо с парохода поехал в больницу. Он преклонил колена перед телом своего верного слуги, долго молился и присутствующие слыхали, как он много раз повторил слово: „Прости“. Потом была отслужена в его присутствии панихида».
Очевидец писал: «Бедный Государь — прямо святой мученик, так его расстроила утрата этого колосса».
Вся думающая, патриотическая, верноподданная Россия — скорбела по ушедшему премьеру. Пока Столыпин ещё боролся со смертью, люди надеялись на его исцеление. Когда же рука смерти закрыла глаза Петра Аркадьевича, наступило понимание того, что из жизни ушёл один из последних русских бояр, рухнул один из редких уже исполинов, коих так много рождала раньше Русская Земля.
Оценивая роль Столыпина, В.В. Розанов писал: «Что ценили в Столыпине? Я думаю, не программу, а человека; вот этого „воина“, вставшего на защиту, в сущности, Руси. Вся Русь почувствовала, что это её ударили».
Столыпин как государственный деятель сделал для России очень многое. При этом, как всякий политик, он мог ошибаться, недорабатывать, спешить. Но дорог он сердцу русскому не за свои политические успехи. Дорог он своим честным горячим бескорыстным сердцем, в котором любовь к Царю и России слились воедино. Во имя этого идеала он был готов принести себя в жертву: «Рад умереть за Царя», сказал смертельно раненный Столыпин. И эти его слова удивительным образом перекликались с образом костромского крестьянина, который 300 лет до этого отдал свою жизнь за Царя, положив конец Смутному времени. Убийство Столыпина стало первым предвестником надвигающегося нового смутного времени. Царь, которого он крестил окровавленной рукой и за которого он принял смерть, через семь лет будет злодейски убит со всей своей Семьёй, с теми самыми юными Княжнами, что стали свидетельницами ужасного преступления в Киевской опере.
Образ Столыпина был ненавистен революционным поработителям России. Наряду с памятниками Царю-Освободителю Александру II, памятники Столыпину сносились революционными властями с особым рвением. На долгие годы имя Столыпина будет ассоциироваться в сознании порабощённого народа с именем «вешателя».
Для нас же сегодня Пётр Аркадьевич Столыпин являет собой удивительный пример реформатора, проводившего свои реформы во имя народного блага, политика, стремившегося не разрушать существующую систему, а улучшать её, гражданина, не мыслящего себя без великой Родины, имя которой — Россия. Когда-то Столыпин сказал своей дочери: «Родина требует себе служения настолько жертвенно-чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует всю работу». В этом и заключается главный завет П.А. Столыпина.
http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/rad_umeret_za_cara_2011−10−06.htm