 |
| Богослов. Ru | Лидия Станилоэ | 06.10.2011 |
5 октября — годовщина смерти прот. Думитру Станилоэ (†1993 г.)
— выдающегося румынского богослова и патролога. Вниманию читателей предлагается публикуемый впервые перевод отрывка из воспоминаний его дочери Лидии.
От переводчика:
Данный отрывок[1] затрагивает совсем небольшой промежуток насыщенной событиями жизни прот. Думитру Станилоэ. Его единственная дочь — Лидия Станилоэ — описывает возвращение отца из тюремного заключения. Прот. Думитру был арестован в 1958 г. и пробыл в тюрьме до 1963 г. [2], будучи заключенным по обвинению в участии в религиозной группе с целью свержения коммунистического режима[3]. Будучи практически неизвестным русскоязычному читателю, этот человек занимает отдельную страницу истории Православной Церкви и развития богословской науки в Румынии. Однако несправедливо предавать забвению человека, известного во всем мире не только своими фундаментальными богословско-патрологическими работами, но и удивительной жизнью. Данный перевод поможет хотя бы немного познакомиться с этим выдающимся ученым.
В самом начале 1964 г. стали распространяться новости, которые стали поводом для нашего волнения. Мы узнали, что они (власти. — Р.Г.) начали выпускать политических заключенных, и некоторые из них смогли вернуться домой. Мы не были знакомы ни с кем из таковых и не знали, правдивы ли все эти новости, или же это были перепевы старых слухов. Мы наблюдали за этим с волнением, и не смели даже надеяться.
Те годы, когда моего отца не было с нами, можно назвать мрачными. Ранее он всегда был рядом, в наших скромных и холодных комнатах на улице Мошилор[4], 36 [в Бухаресте]. Он часто сидел за своим столом и писал, погруженный в свои мысли, — таким вот образом отец пребывал с нами. У него всегда было время для нас. Ты точно знал, что это человек, к которому можно обратиться за советом, кому ты мог довериться. Он очень тактично давал советы и умел оставить такое впечатление, что ты сам можешь справиться со своим чувством обеспокоенности. Тот факт, что он был очень твердым в своих убеждениях, вселял в меня огромную уверенность. То, что он серьезно воспринимал все, во что верил и о чем проповедовал («Я священник, поэтому я обязан действовать, как священник»), было моральной поддержкой, опорой для меня. Но в то же время он обладал теплотой, искренней, естественной и бесконечной добротой, которая согревала сердце. Вот таким мы знали его всегда, и мне это казалось вполне естественным, будто так и должно было быть.
А в те времена мы страдали от того, что его доброта, его участие в нашей жизни, в наших радостях и трудностях, оборвались. И праздники исчезли вместе с ним. Когда он был рядом, невыразимое чувство величия, красоты, ощущение чего-то особенного согревало сердце и расцветало внутри тебя! Каждый праздник, каждое воскресенье были не похожи на прочие дни. Это были дни, когда никто не был печальным, никто не тосковал, никто не плакал. Никто просто не имел причины для грусти, тоски или слез. Я уже упоминала огромное значение присутствия моего отца в то время. И даже литургия, в которой он участвовал, была не такой, как все. Он не так уж хорошо пел, но те литургии, которые он служил, были самыми красивыми, которые я когда-либо видела. В [его родной] Трансильвании меньше внимания уделялось пению, голосу священника, нежели содержанию самого богослужения, проповеди. «Если бы мое богословие было оцениваемо с точки зрения моего голоса, то я бы никогда не окончил университет», — любил говорить отец. «Литургия — это молитва, раздумье и проповедь, а не опера.» Вот так с волнением мы ждали и не смели надеяться.
И вот, в январе, в 4 часа утра, зазвонил телефон. Мы перепугались, мама в трепете подняла трубку. «Я хотел бы сообщить вам хорошие новости», — прозвучал голос в трубке. Было очень трудно разобрать, что он еще говорил — мужчина звонил из какого-то людного места, окруженного сильным шумом. «Я хотел бы сообщить вам хорошие новости. Ваш муж скоро будет дома».
«Боже правый! — мама начала рыдать. — Это правда? Скоро? Когда?»
«Очень, очень скоро. Как вы поживаете? В добром ли вы здоровье?»
«Да, да, у нас все хорошо, и у малыша тоже».
«У вас есть ребенок?»
«Да, у нас родился внук».
Незнакомец повесил трубку. Мы не знали, на что надеяться в тот момент.
«Кто это был? Ты узнала его голос?»
«Нет, я его не узнала. Было очень много шума, а мужчина говорил очень тихо».
«Может, это была злая шутка? Кто-то, кому хотелось поиздеваться над нами?»
Нет, такого быть не могло. Нет, это скорее всего был тот, кого недавно выпустили из тюрьмы, как тот молодой человек, посещавший нас несколько месяцев назад. После звонка мы уже не смогли уснуть. Волнение переполняло нас. Мы точно знали, что отец скоро придет домой. Через 15 минут зазвонил телефон. Это снова был тот незнакомец.
«Я хотел бы сказать вам, что ваш муж совсем скоро будет дома».
«Когда? — спросила мама, уже полная надежды. — Господин, как скоро?»
«Мария, разве ты не узнаешь меня? Это я.» Мама снова зарыдала.
«Думитре, Думитре, это ты? Где ты находишься? Ты теперь свободен?» Я вырвала телефон из рук матери.
«Папа, папа, где ты?»
«На Северной станции».
«Мы приедем и заберем тебя. Стой там, я буду очень скоро. Вот только поменяли маршруты троллейбусов, я не совсем уверена, как теперь туда добраться.»
«Я сам справлюсь. Вам не стоит приезжать. Я доеду».
«У тебя есть деньги на проезд?»
«Да, да, не беспокойтесь».
Мы сели у окна. Время словно остановилось.
«Я должна поехать на станцию, — говорила я. — Я должна поехать за ним».
Но вот время стало идти даже быстрее, чем мы ожидали, и на улице показалась высокая фигура моего отца в широкополой шляпе. Он приближался к дверям. В руках у него была небольшая сумка. Мы выбежали наружу и обняли его со слезами. Было холодно, так что под нашими ногами хрустел снег. Господи, какое счастье! Каким удивительным было то утро!
«Тебе нужно выпить горячего чаю, чтобы согреться, ты, наверное, простудился. И голоден».
«Да, я не ел в поезде».
Мы обнаружили у него проездные документы, немного еды, несколько леев на троллейбус. С гордостью он показал нам кусок хлеба, достав его из своей сумки как нечто бесценное.
«Они дали нам немного хлеба», — сказал он с таким тоном, как будто бы получил бриллиант.
Мы стали разговаривать, пытаясь рассказать обо всем сразу. Я кратко описала ему те трудности, через которые мы прошли. О том, как я вышла замуж, а потом развелась. Думитраш, мой сын, крепко спал в своей кроватке. Это был красивый малыш, пухленький, с длинными девическими ресницами. Он обнимал своего большого плюшевого мишку Мартинику.
«Какое красивое дитя! Он словно ангел».
Позднее отец сказал нам, что это был самый счастливый момент в его жизни и что встреча с ребенком заставила его забыть все те ужасные годы, которые он пережил. Мы сказали ему, что назвали ребенка Думитру Хория, и отец заплакал.
«Я не буду брать его на руки, чтобы не разбудить. Я подожду.»
Да, это был мой отец. Он только и думал, что о тех людях, которые были ему очень дороги.
«Почему по телефону ты не сказал прямо, что это ты?»
«Я боялся, что мог огорчить вас еще больше. Не хотел шокировать тебя, Мария, или вызвать сердечный приступ».
Он приехал около полуночи и тихо ждал рассвета на станции, чтобы не напугать, не расстроить нас. После этого он дал о себе знать. Господи, что за удивительный это был человек! Он пил кофе с молоком и не переставал повторять: «Как это вкусно!». Мы все разговаривали и разговаривали, но было такое ощущение, что слова не могли передать всего того, что нам хотелось выразить.
Позже проснулся Думитраш. Мама подошла к его кроватке.
«Таташ, Таташ! — так Думитраш сам себя называл, поэтому мы обращались к нему так же. — Смотри! Твой дедушка приехал!»
Отец стоял за мамой, и ребенок спросил его: «Да? Ты действительно вернулся?» Вопрос был таким потому, что мама ранее показывала ему фотографию дедушки, и он спросил: «Кто это?»
«Это твой дедушка».
«А где он?»
«Он путешествует», — сказала мама.
А теперь он вернулся домой!
Отец поднял его с кроватки, а Таташ сразу обхватил его своими руками. С этого момента они были неразлучны. Ребенок, как щенок, всюду сопровождал отца. Куда бы он ни пошел — малыш всегда был рядом, даже когда отец шел в ванную. Думитраш тихонько, не шевелясь, сидел возле двери и ждал. Время от времени он спрашивал: «Дедушка, ты обещаешь больше никуда не уезжать?»
Порой поведение ребенка вызывало в нас слезы. Он мог положить свою маленькую ладонь на руку отца с жестом такого доверия и любви, что это поражало нас — как будто бы он видел отца прежде и был с ним знаком. Он пытался приравнивать свои маленькие шаги к большим шагам отца, и у каждого едва получалось приспособить свой шаг к шагу другого. Господи, какие удивительные это были дни!
Все воскресные дни стали ощущаться по-настоящему воскресными. Отец по утрам ходил на утреню в храм. Он уже больше не нуждался в ножницах, чтобы подравнивать свою бороду и усы — он приехал гладко выбритым, без усов и бороды. В самый первый день Думитраш спросил его: «Почему у тебя нет бороды? На фотографии я видел, что дедушка с бородой!» Отец засмеялся: «Разве я не нравлюсь тебе таким, без бороды?» «Нет», — с большой серьезностью ответил ребенок. «Отлично! Тогда с этого момента я начну заново растить ее!» Мы ходили в церковь чуть позже, и Думитраш с вниманием рассматривал золотые священнические одежды отца. Он уже привык видеть его в алтаре, после самого первого раза, когда показал на него пальцем и сказал: «Посмотри на дедушку!»
С того времени он стал засыпать у меня на руках. Однажды, когда мы шли домой, он задавал отцу вопросы о значении различных вещей, вроде «Что такое вечность?» или «Что такое философия?». Отец смеялся и пытался объяснить, понимая, что ответить на эти вопросы не так-то просто.
Через два дня он пошел на встречу с патриархом. Наконец, тот принял его, спустя столько лет, но сказал, что не может взять его обратно в кафедральный собор. «Может, есть что-нибудь в архиепископии», — ответил ему патриарх. Отец был сильно расстроен и сказал мне: «Как я могу продолжать жить за счет твоего заработка? Он должен мне что-то предложить!» Я попросила его, чтобы он не создавал себе новых проблем. На мою зарплату профессора мы вполне могли бы жить. Какую все это имеет ценность в сравнении с тем, чтобы снова находиться вместе?
Он часто уходил на долгие прогулки. После стольких лет, проведенных в тюрьме, ему необходим был воздух, возможность свободного передвижения. Иногда он покупал хлеб и возвращался с ним домой. «Думитру, больше не приноси домой хлеба, — говорила ему мама. — Он просто-напросто засохнет». «Пускай», — отвечал отец. Долгие дни и годы, проведенные в тюрьме, породили в нем какую-то страсть к хлебу. Там им давали turtoi — что-то вроде подпеченного теста. Когда ближе к концу заключения ему изредка начали выдавать сырой лук — это казалось едой, достойной лишь королей. «Мы никогда не ели ничего лучшего», — говорил он с улыбкой.
Отец совсем немного рассказывал нам о годах в заключении. Он хранил молчание о многих вещах, не желая, чтобы мы знали, как много ему пришлось испытать. Иногда с ним в камере находились достойные люди. Они очень хорошо ладили друг с другом, и каждый давал лекции из той области, в которой специализировался, делая их существование там более терпимым. Но в иной раз.
«Одно время я жил с таким сокамерником, который унижал меня больше, чем даже охранники. Это был ад на земле», — говорил он, покачивая головой. В течение дня они должны были прямо сидеть на краю кровати. Время от времени охранники заглядывали в окна камер, чтобы выследить тех, кто не исполнял этот приказ. Если кто-нибудь хотя бы слегка облокачивался об стену, то его сокамерник сразу стучал в дверь, чтобы предупредить охрану. После этого нарушители немедленно отправлялись в изоляционную камеру. Мы спрашивали отца, но он не захотел сказать нам имя того сокамерника.
Годом ранее в тюремном лазарете ему сделали операцию на грыже. И делали без анестезии, так как необходимых мед. средств просто не было. Наиболее сложным было время пребывания в штаб-квартире Securitate[5] на улице Уранус[6]. Они держали его в камере, где не было окон, где не было ничего, кроме электрического освещения. «Во рту у меня было так горько и сухо, что мои губы и язык опухли». Через несколько недель они перевели его в другую камеру, куда поступал свет снаружи. «Солнце и его сияние были самыми прекрасными вещами», — говорил отец. Он так и продолжал совершать прогулки — не мог насытиться ими.
В г. Аюде[7] он провел время с о. Иларионом Фелеа[8] из г. Арад[9], который позже умер в тюрьме. Затем с ним сидели о. Софиан[10], о. Бенедикт Гиуш[11] и о. Григоре Попа[12]. Одно время он делил камеру с Петре Пандреа[13]. Пандреа был полон жизни и со страстью говорил: «Отец Станилоэ, отец Станилоэ! Эти бессовестные коммунисты уже забирают коров с наших полей!» Он был неумолимым противником коллективизации. После того как Петре вышел на свободу, он приезжал несколько раз навестить отца и заводил разговор на одну и ту же тему. Он осознавал важность деревень для развития жизнеспособности нашей страны, поэтому всегда расстраивался, когда слышал об их систематическом уничтожении. Отец имел такое же суждение по этому вопросу.
Время от времени мы ходили гулять в Карол Парк[14], позже названный Парком Свободы[15], и отец брал Думитраша для прогулки на лодке, к огромной радости самого ребенка. Однажды мы проходили мимо скамьи, на которой сидела пожилая пара. Мужчина долгое время смотрел на отца, даже как-то обеспокоенно, а затем отвернулся. После того как мы прошли мимо них, отец сказал нам: «Вы видели его? Это был один из наших охранников, причем, один из наиболее достойных. Я бы поговорил с ним сейчас, если бы он не старался с такой силой изобразить, что не знает меня».
На какое-то время к нему в камеру подселили раввина. «До этого момента я не встречал человека, который бы так усердно молился. Он был с прямым и своевольным характером», — сказал отец, заметив такую подробность. Он его весьма впечатлил. «Это была самая настоящая борьба с ангелом, как в Ветхом Завете. Очень редко я встречал такие сильные убеждения, такую горячую веру. Это было крайне необычно!»
В тюрьме его допрашивали с пристрастием, особенно о тех молодых людях, которые регулярно посещали его лекции. Отец всегда отвечал им, что видел молодежь от случая к случаю, что он не имел каких-то особенных связей с ними — так он говорил, чтобы не стать причиной возникновения каких-либо проблем у этих людей.
«Они били тебя?» — спрашивала я.
«Нет, нет», — очень быстро отвечал отец и сразу старался менять тему разговора. Я так и не услышала, били ли они его при допросах. Недавно я где-то прочитала заметку человека, который видел его в тюрьме. Он не знал его лично, но только видел Станилоэ на расстоянии, когда однажды охранники принесли его избитым после допроса. Может, это действительно правда, я не знаю точно. Такую версию нельзя исключить. Во всяком случае я не представляю какого-то иного доказательства этому. Но, без сомнения, это вполне могло быть.
Он всегда улыбался, когда рассказывал о годах, проведенных в тюрьме. Как я говорила, те непомерные страдания, которые он перенес, стали опытом, который еще больше приблизил его к Богу. Он перенес все это с таким же терпением, с каким он переносил любые другие трудности. Он никогда не таил злобы на тех, кто причинял ему страдания, или на тех, кто, будучи многим ему обязанными, повернулся к нему спиной.
Он оставался твердым в своих убеждениях, никогда даже на мгновение не теряя надежды на Бога. Он прошел через это горнило испытаний со светящейся улыбкой на лице и с уверенностью, что Бог посылает нам различные испытания для того, чтобы мы очистились и смогли наследовать вечную жизнь — реальность, предполагающую напряжение и усилие воли.
Перевод: Резниченко Г. А., магистрант СПбДА, преподаватель СПбДС
[1] Воспоминания переведены по статье: Sta (niloae L. Remembering My Father // Dumitru Sta (niloae: Tradition and Modernity in Theology / Ed. by Lucian Turcescu. Ias, i, Oxford, Palm Beach, Portland: The Center for Romanian Studies, 2002. P. 15−21. Данная статья, в свою очередь, является отрывком из румынского издания полного собрания воспоминаний: Sta (niloae L. Lumina faptei din lumina cuva^ntului: i^mpreuna (cu tata (l meu, Dumitru Sta (niloae. Bucures, ti: Humanitas, 2000.
[2] По вопросу точного времени освобождения прот. Думитру из тюрьмы нет единогласия. Как видно, Лидия Станилоэ говорит о январе 1964 г. (об этой же дате говорится, напр., здесь: CorleyF. Obituary: Fr. Dumitru Staniloae // The Independent. Дата обновления: 16.10.1993. URL:http://www.independent.co.uk/news/people/obituary-fr-dumitru-staniloae-1 511 009.html (дата обращения: 21.02.2011); Sta (niloae, Dumitru // New Catholic Encyclopedia. Second Edition. Washington, 2003. Vol. 13. P. 477.), в то время как по другим источникам — это январь 1963 г. (см.: TurcescuL. Dumitru Sta (niloae. Ibidem; Miller Ch. The Gift of the World. Edinburg: T&T Clark, 2000. P. 20; Коман К., протопресв. Священник Думитру Станилоэ: переводчик, истолкователь и продолжатель святоотеческой традиции // XVII Ежегодная богословская конференция ПСТГУ: Материалы. Т. 1. М.: Изд-во ПСТГУ, 2008. С. 78).
[3] Turcescu L. Dumitru Sta (niloae (1903−1993) // The Teachings of Modern Orthodox Christianity on Law, Politics, and Human Nature / Ed. by J.Jr. Witte and F.S. Alexander. N.Y.: Columbia University Press, 2007. P. 299.
[4] В тексте: Mos, ilor Street.
[5] Орган государственной безопасности, «Тайная служба».
[6] В тексте: Uranus Street.
[7] Один из областных центров на востоке Трансильвании, в этом городе отбывал свое заключение прот. Думитру.
[8] Fr. Ilarion Felea.
[9] Один из областных центров в центральной Трансильвании.
[10] Fr. Sofian.
[11] Fr. Benedict Gius,.
[12] Fr. Grigore Popa.
[13] Petre Pandrea.
[14] В тексте: Carol Park.
[15] В тексте: Freedom Park.
