Продолжение. Начало см. здесь и здесь
Сходство неподписанного Патриархом Тихоном «Завещательного послания» и «Декларации» митрополита Сергия (Страгородского) обусловлено тем, что оба текста были составлены одним и тем же человеком…
Одним из центральных аргументов авторов, которые являются сторонниками подлинности «завещания» Патриарха, таких как Д.В. Поспеловский, является то, что существует преемственность между «Завещательным посланием» Патриарха и «Декларацией» митрополита Сергия (Страгородского). То, что эти документы имеют ряд сходных положений, по мнению Д.В. Поспеловского, является доказательством подлинности «завещательного послания».[1] Отсутствие же прямых ссылок на «Завещательное послание» в «Декларации» другой сторонник подлинности послания 7 апреля 1925 г., прот. В. Цыпин, объясняет тем, что «возможно, непопулярность этого документа среди церковного народа побудила митрополита Сергия отказаться от столь, на первый взгляд, легкого и надежного обоснования своей позиции положениями, выраженными в „Завещании“ глубоко чтимого народом усопшего Патриарха».[2] Эти аргументы названных авторов не представляются нам убедительными. Для того, чтобы обосновать это, необходимо кратко рассмотреть историю возникновения «Декларации» митрополита Сергия.
9 декабря 1925 г. был арестован Местоблюститель. 14 декабря 1925 г. митрополит Сергий (Страгородский) объявил о том, что приступает, согласно воле митрополита Петра, к исполнению его обязанностей. К этому времени ГПУ удалось организовать раскольническую группу во главе с митрополитом Григорием (Яцковским), которая организовала Высший Временный Церковный Совет, не признавший права митрополита Сергия. Одновременно путем различных уловок Е. Тучков добивался от митрополита Агафангела (Преображенского) согласия на восприятие местоблюстительства. АРК на своем заседании 24 апреля 1926 г. так сформулировала тактику ОГПУ в отношении Церкви: «Вести линию на раскол между митрополитом Сергием (назначенным Петром временным Местоблюстителем) и митрополитом Агафангелом, претендующим на патриаршее местоблюстительство, укрепляя одновременно третью тихоновскую иерархию — Временный Высший Церковный Совет во главе с архиепископом Григорием, как самостоятельную единицу».[3]
В это же время митрополит Сергий пытался добиться у властей легализации органов церковного управления. 10 июня 1926 г. он подал в НКВД прошение о регистрации органов церковного управления.[4] Как условие легализации власти выдвигали опубликование декларации, которая удовлетворила бы требования ГПУ. Эти требования, как было показано выше, предъявлялись уже митрополиту Петру. Вместе с прошением митрополит Сергий подал проект декларации, посвященной вопросу отношений государства и Церкви. Эта декларация, написанная, несомненно, самим митрополитом Сергием, хотя и является вынужденным документом, однако резко отличается от Декларации июня 1927 г. Последний документ появился при следующих обстоятельствах. 12 декабря 1926 г. митрополит Сергий был арестован ГПУ и, по его распоряжению, церковное управление перешло к архиепископу Серафиму (Самойловичу). Формальным поводом для ареста послужила попытка избрания Патриарха путем письменных опросов архиереев. В архиве ФСБ имеется следственное дело Р-31 639, по которому, кроме митрополита Сергия проходили: епископ Афанасий (Сахаров), епископ Павлин (Крошечкин), архиепископ Иосиф (Петровых), архиепископ Корнилий (Соболев), епископ Евгений (Кобранов), епископ Гигорий (Козлов). Названные епископы характеризовались как «черносотенная группировка церковников, ведущих за собой всю церковь».[5] Обращает на себя внимание ответ, данный митрополитом Сергием в анкете при протоколе допроса. На вопрос об отношении к советской власти он ответил: «Одинаково подчиняюсь как Сов[етской] власти, как и всякой другой, напр[имер] царской, или подчинился бы и демократической власти, если бы она была при том добросовестной».[6] Это высказывание, в отличие от Декларации 1927 г. выражает истинное отношение митрополита Сергия к власти. Митрополит Сергий обвинялся по статье 58 п. 6 УК СССР, которая предусматривала наказание от 5 лет до высшей меры. Протоколы допросов митрополита Сергия датированы декабрем 1926 — январем 1927 гг. Несмотря на всю тяжесть обвинения, 2 апреля 1927 г. принимается об освобождении митрополита Сергия из-под стражи.[7] Положение митрополита Сергия во время заключения можно сравнить с положением Патриарха во время его нахождения в той же Внутренней тюрьме ОГПУ в апреле- июне 1923 г. Освобождение Патриарха тогда было обусловлено написание им Заявления в Верховный суд и послания верующим, которых требовали от него власти. Положение Церкви во время заключения митрополита Сергия было еще более угрожающим, чем в 1923 г. Церковь стояла на грани окончательного раскола и уничтожения. Согласие подписать Декларацию было условием освобождения митрополита Сергия. ГПУ приложило все усилия, чтобы заставить митрополита Сергия подписать этот документ. Ведь еще в июне 1926 г. Е. Тучков в докладе «Церковники» писал о том, что митрополит Сергий находится в безусловном подчинении у «черносотенцев».[8] Митрополит Сергий вынужден был подписать предложенный ему в ГПУ текст декларации, только после этого власти обещали ему освобождение и легализацию органов церковного управления. К сожалению, следственное дело Р-31 639 не сохранило многих документов, которые должно было содержать. Например, нет текста обращения митрополита Сергия по поводу выборов Патриарха, обнаруженного при обыске у епископа Павлина, нет и многих других документов, о которых шла речь во время допросов.
Несмотря на отсутствие документов, доказывающих, что текст Декларации составлен в ГПУ, это прослеживается при сравнении текстов проекта Декларации мая 1926 и Декларации 1927 г. Достаточно сравнить тексты двух деклараций, посвященные одним и тем же вопросам. Для сравнения приведем некоторые отрывки:
Проект Декларации 1926 г. Декларация 1927 г.
Одной из постоянных забот нашего почившего Святейшего Патриарха было выхлопотать для нашей Православной Патриаршей Церкви регистрацию, а вместе с ней и возможность легального существования в пределах Союза ССР.
Получая, таким образом, права легального сущетвования, мы отдаем себе отчет и в том, что вместе с правами на нас ложатся и обязанности по отношению к той власти, которая дает нам эти права. И вот я, взял на себя от лица асей нашей Православной староцерковной иерархии и паствы засвидетельствовать перед Советской властью нашу искреннюю готовность быть вполне законопослушными гражданами Советского Союза, лояльными к его правительству и решительно отмежеваться от всяких политических партий или предприятий, напрвленных во вред Союзу. Но будем искренними до конца: мы не можем замалчивать того противоречия, какое существует между нами, православными, и коммунистами-большевиками, управляющими Союзом. они ставят своей задачей борьбу с богом (так в тексте копии, сделанной в ГПУ — Д.С.) и его властью в сердцах народа, мы же весь смысл и всю цель нашего существования видим в исповедании веры в Бога и в возмлжно широком распростраении и укреплении этой веры в сердцах народа. Они признают лишь материарлистическое понимание истории, а мы верим в Промыел Божий и чудо, и т. д. Отнюдь не обещаясь примирить непримиримое и подкрасить нашу веру по коммунизм, мы религиозно останемся такими, какие есть, староцерковниками или, как нас величают, Тихоновцами. Одною из забот почившего Святейшего Отца нашего Патриарха Тихона перед его кончиной было поставить нашу Православную Русскую Церковь в правильные отношения к Советскому Правительству и тем дать Церкви возможность вполне законного и мирного существования.
Выразим всенародно нашу благодарность советскому Правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия.
Приступив, с благословения Божия, к нашей синодальной работе, мы ясно сознаем всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его…Мы хотим быть православными и в тоже времясознавать советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный на Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудьобщественное бедствие, или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами Союза «не только из страха. но и по совести», как учил нас Апостол (Рим. 13, 5). И мы надеемся, что с помощью Божиею, при вашем общем содействии и поддержке эта задача будет нами решена.[9]
В Декларации 1927 г. удалены слова о том, что Церковь не может брать на себя «экзекуторских функций» и карать врагов советской власти. Если в проекте предусматривалось, что зарубежное духовенство для оставления в клире Московского Патриархата должно было «признать свои гражданские обязательства перед Советским Союзом», то в Декларации говориться уже о письменном обязательстве «в полной лояльности к Советскому Правительству во всей своей общественной деятельности». Отсутствовали в проекте слова о созыве Второго Поместного Собора.
Таким образом, как и в случае с «Завещанием» Патриарха Тихона, в данном случае авторами из ГПУ был использован авторский документ, но он был в очень значительной степени переработан в угоду властям. Однако, в отличие от «Завещания», различные варианты которого последовательно отвергалась Патриархом, в данном случае, по всей видимости, митрополит Сергий вынужден был согласиться на первый предложенный ему вариант.
Необходимо отметить, что между редакциями «Завещания», отвергнутыми Патриархом на начальном этапе (редакции, А и Б), которые, как показано выше, не могли принадлежать Патриарху и созданы в ГПУ, и Декларацией 1927 г. существует много общего. Сравнение текстов показывает, что за обоими документами стоял один и тот же автор. Отметим ряд схожих моментов:
1. Указание на то, что советская власть — власть установленная Богом. «По воле Божие, без которой ничто не совершается, Советская власть приняла на себя.» (Б). «Утверждение Советской Власти многим представлялось каким то недоразумением…Забывали люди, что случайностей нет для христианина и что в совершающемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия».(Декларация).
2. Слова о том, что власть доброжелательна по отношению к верующим. «Советская Власть…декретировала полную свободу веры…обеспечив…полную свободу православного исповедания» (Б). «Выразим всенародно нашу благодарность Советскому Правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения» (Декларация).
3. Призыв быть верными властям. «Молим Вас, чада наша, пребыть в непоколебимой верности к нашей Рабоче-Крестьянской власти». (А) «Мы должны искренейше сотрудничая власти» (Б). «Нам нужно…показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти могут быть…ревностные приверженцы его (Православия — Д.С.).» (Декларация).
4. Необходимость всю внешнюю (внецерковную) сторону жизни сообразовывать с советским укладом жизни. «Мы должны…сообразовывать распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем». (Б). «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». (Декларация).
5. Осуждение врагов советской власти. «.осуждая всякое общение с врагами Советской Власти, явную и тайную против нее агитацию» (Б). «…мы, церковные деятели, не с врагами нашего Советского Государства и не с безумными орудиями их интриг». (Декларация).
6. Призыв отвергнуть антисоветские настроения. «Остерегая всех верных чад богохранимой Церкви нашей от какой либо хотя бы тайной вражды противу Власти» (Б). «Людям указанного (антисоветского — Д.С.) настроения придется или переломить себя…по крайней мере не мешать нам, устранившись временно от дела. (Декларация).
7. Осуждение монархии, отрицание связи монархии и Православия. „Мы призываем…оставить неполезные и безумные надежды на возвращение изжитого навсегда царя и монархического строя“. (Б). „Таким людям, не желающим понять „знамений времени“, и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием“. (Декларация).
8. Утверждение прочности и непоколебимости советской власти. „…твердом убеждении, что Советская Власть народов…прочна и непоколебима“ (Б; А). „Утверждение Советской Власти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и, потому недолговечным. Забывали люди, что случайности для христианина нет“. (Декларация).
9. Осуждение Польского правительства. Как было показано выше, это было одно из требований АРК. „Достаточно посмотреть на происходящее в Польше…“ (А, Б); „.убийство из-за угла, подобное Варшавскому“ (Декларация).
10. Осуждение политиканства в Церкви. „Мы решительно осуждаем тех, кто, злоупотребляя своим церковным положением, в забвении Бога, предается политиканству“. (Б) „Людям указанного (антисоветского — Д.С.) настроения придется…оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру“. (Декларация).
11. Призыв к православным за рубежом признать советскую власть и вернуться на родину. „Мы обращаемся к чадам церкви нашей, в рассеянии и беженстве сущих, соединиться с оставленной ими родиной под Рабоче-Крестьянской Властью народов“. (А). „.наше постановление, может быть, заставит задуматься, не пора ли им (зарубежному духовенству — Д.С.) пересмотреть вопрос о своих отношениях к Советской Власти, чтобы не порывать со своей родной Церковью и Родиной“. (Декларация).
12. Осуждение и исключение из Русской Церкви нелояльного к советской власти заграничного духовенства. „Осуждаем и отлучаем от общения со Святою Церковью тех, кои сознательно склоняясь на сторону врагов нашей родины, тем изменнически ее предают“. (А). „…мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности Советскому Правительсву во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира“. (Декларация).
13. Осуждение руководства РПЦЗ („карловчан“). „Горестного изумления исполнились Мы, известившись о действиях так называемого собора в Сермских Карловцах…Мы отрекаем, отлучаем и анафемствуем их“ (А). „Ярко противосоветские выступления некоторых наших архипастырей и пастырей за границей, сильно вредившие отношениям между правительством и Церковью, как известно заставили почившего Патриарха упразднить заграничный Синод (5 мая-22 апреля 1922 г.), но Синод до сих пор продолжает существовать политически не меняясь“. (Декларация). Важно отметить, что здесь указывается указ 1922 года, хотя еще более резким шагом по отношению к руководству РПЦЗ было согласно „Завещанию“ создание комиссии для расследования их деятельности, вызов в Москву и угроза заочного суда. На это в Декларации не указывается, хотя это и не логично. Это можно объяснить только тем, что с одной стороны митрополит Сергий, зная о неподлинности „Завещания“, избегал ссылок на него, с другой стороны, в ГПУ также избегали этого, так как знали, что в подлинность Завещания многие не верили. Это делалось для того, чтобы Декларация также не была воспринята как неподлинная.
14. Призыв подчиняться власти „не за страх, а за совесть“. „…молим Вас со спокойной совестью…подчиняться Советской власти не за страх, а за совесть, памятуя слова Апостола…“ (Б). „…мы помним свой долг быть гражданами Союза „не только из страха, но и по совести“, как учил нас Апостол…“. (Декларация).
Необходимо отметить, что практически одно из приведенных схожих мест не присутствует в проекте Декларации 1926 г., автором которой является митрополит Сергий. Кроме того, большинство из этих мест не вошли в опубликованную редакцию „Завещательного послания“, а присутствуют в созданных в ГПУ редакциях, А и Б. Следовательно, если предположить, что автором текста Декларации был сам митрополит Сергий, то сходство Декларации с редакциями, А и Б „Завещания“, недоступными для митрополита Сергия не поддается объяснению. Как уже отмечалось в составлении редакций, А и Б „Завещания“ и Декларации участвовал один и тот же автор. Этим автором митрополит Сергий быть не мог, следовательно, все эти документы составлены при активном участии сотрудников ГПУ, в частности Е. Тучкова, который внес в Декларацию те моменты, которые отверг уже на начальном этапе Патриарх Тихон. Зная о том, что „Завещание“ не было подписано Патриархом и что многие верующие не верят в его подлинность он не стал включать в текст Декларации прямые ссылки на „Завещание“, которые были более чем уместны в данном случае, на этом, видимо, настаивал и митрополит Сергий.
Обращает на себя внимание и способ опубликования этих документов. „Завещательное послание“ было опубликовано в центральных советских газетах — „Известиях“ и „Правде“. Опубликование „церковного“ документа в печатном органе ВКП (б) „Правде“ было явлением исключительным. Опубликовать же „Завещание“ отдельными листовками и распространить его по храмам и епархиям у ГПУ не было возможности, так как высшее церковное руководство знало о его неподлинности. В случае же с Декларацией публикация была осуществлена на отдельных листовках с участием церковных структур и распространено по приходам и епархиям, так как было подписано митрополитом Сергием.
В заключение, хотелось бы обратить внимание на еще один довод сторонников подлинности „Завещательного послания“. Еще прот. В. Виноградов обратил внимание на то, как описывается в книге митрополита Еелевферия (Богоявленского) то объяснение, которое дал митрополит Серафим (Александров) тому факту, что „Завещание“ не было оглашено митрополитом Петром сразу же по смерти Патриарха.[10] По версии митрополита Серафима (Александрова), митрополит Петр якобы забыл о пакете с „Завещанием“. Однако если прот. В. Виноградов полагал, что сделано это было для того, чтобы скрыть неподлинность „Завещания“, то современный автор прот. В. Цыпин считающий „Завещание“ подлинным, полагает, что митрополит Серафим „запутывал дело для того, чтобы скрыть непосредственное участие в создании и публикации этого документа вездесущего Тучкова“.[11] Признавая факт участия Тучкова в составлении „Завещания“, прот. В. Цыпин полагает, что Патриарх все же подписал его, потому что это было „единственной возможностью улучшить условия существования Церкви в Советском государстве“.[12] Однако автор не объясняет, каким образом эти отношения могли быть улучшены. Надежд на легализацию органов церковного управления после того как Е. Тучков в начале марта отказал в этом быть уже не могло. Это подтверждается текстами его докладов руководству, из которых следует, что он не был намерен соглашаться на легализацию органов церковного управления и надеялся на раскол среди „тихоновцев“ после ожидаемой им смерти Патриарха.[13] Более того, опыт взаимоотношений с ГПУ показывал, что даже в случае выполнения требований ГПУ, как, например, в случае с Красницким, никаких уступок Церкви не делалось. Как было показано выше, начиная с лета 1924 г. Патриарх отказался от малейших компромиссов с властью. Последовательный отказ Патриарха подписать первоначальные редакции (А и Б) „Завещания“ подтверждают это, как и то, что текст послания Патриарха (З) был воспринят резко отрицательно в ГПУ. Если бы Патриарх подписал „Завещание“, то единственным объяснением, этому может быть только опасение за собственную судьбу. Однако вся предыдущая деятельность Патриарха показывает, что он не опасался заключения и смерти, тем более он не мог этого делать и в 1925 г., когда из-за состояния здоровья мог прожить еще в лучшем случае несколько лет.
Поведение митрополита Серафима (Александрова) можно, на наш взгляд, объяснить следующим образом. Как член неформального патриаршего Синода, он был широко известен своими частыми и последовательными контактами с ГПУ. На этот факт указывал митрополит Петр (Полянский) в своем письме 14 января 1926 г. Е. Тучкову, написанном в заключении. Он писал, что частые посещения митрополитом Серафимом ГПУ истолковывались в народе не в его пользу, и его „народная молва прозвала даже „Лубянским митрополитом““.[14] Обращает на себя внимание то, что он не подвергался серьезным репрессиям до конца 30-х гг. В этой связи его подпись в „сопроводительном“ письме, направленном в редакцию „Известий“ 14 апреля 1925 г. легко объяснима. Кстати необходимо отметить отсутствие подписи еще одного члена патриаршего незарегистрированного Синода митрополита Тихона (Оболенского), что объясняется тем, что он отказался ее поставить, зная о неподлинности „Завещания“. В этой связи, не будучи заинтересован в афишировании своих контактов с ГПУ и намеренно скрывая то, что Патриарх „Завещание“ не подписал, митрополит Серафим вводил в заблуждение митрополита Елевферия. Прот. В. Виноградов, видимо, ошибается, когда пишет о том, что митрополит Серафим рассчитывал на „дипломатическую прозорливость и догадливость“ митрополита Елевферия». Целью митрополита Серафима было скрыть подлинное происхождение «Завещательного послания».
Подписание такого документа как «Завещательное послание Патриарха Тихона» или «Декларация» митрополита Сергия не могли остаться без последствий. Патриарх Тихон не мог не понимать, что подписание «Завещания» в дальнейшем заставит его идти еще на большие уступки властям, заставит выполнять их требования. Однако вся предыдущая политика Патриарха в отношении власти показывает, что он только в редких случаях шел на уступки власти, стараясь путем лавирования избежать значительных уступок. Поэтому сторонники подлинности «Завещания» с необходимостью должны признавать, что Патриарх в конце жизни изменил своим принципам и был готов удовлетворять требования властей даже тогда, когда они нанесли бы значительный вред Церкви. Подписав «Завещание», Патриарх оказался бы в той же ситуации, в которой оказался митрополит Сергий после подписания «Декларации». Вот как характеризовал его положение в августе 1929 г. Е. Тучков: «Митрополит Сергий попрежнему (так в тексте — Д.С.) всецело находится под нашим влиянием и выполняет все наши указания. Им посылается запрос митрополиту Евлогию с требованием объяснений по поводу панихиды по расстреляным. Сергий готов сместить его и заменить любым кандидатом по нашему указанию. Сергиевским синодом выпущен циркуляр епархиальным архиереям с возложением на них ответственности за политическую благонадежность служителей культа и с предписанием репрессирования по церковной линии за а/с деятельности. Сам Сергий также приступил к этому репрессированию, увольняя виновных попов. Мы намерены провести через него указы: 1) о сдаче некоторых колоколов в фонд обороны страны и 2) о запрещении говорить тенденциозные проповеди с указанием тем, которые он разрешает затрагивать (темы догматические и богословские».)[15] Хотя Е. Тучков в своих докладах и был склонен преувеличивать свои заслуги, но тем не менее, приведенный отрывок ярко характеризует то положение, в котором оказался митрополит Сергий после подписания «Декларации». В таком же положении мог бы оказаться Патриарх Тихон в случае подписания «Завещания». К приведенному отрывку доклада Е. Тучкова необходимо добавить, что неугодный ОГПУ митрополит Евлогий (Георгиевский) 10 июня 1930 г. был уволен от управления русскими церквами в Западной Европе, а управление Западноевропейской епархией было позднее поручено митрополиту Литовскому Елевферию (Богоявленскому)[16]; А 15 февраля 1930 г. митрополит Сергий дал известное интервью советским газетам, в котором отрицал факт гонения на религию в СССР, факт репрессий по отношению к верующим и говорил об улучшении положения Церкви.[17]
Таким образом, как следует из вышеизложенного, так называемое «Завещательное послание» Патриарха Тихона от 7 апреля 1925 г. не было подписано Патриархом и не может быть признано подлинным. К практике опубликования посланий и «интервью» Патриарха, которые были значительно изменены по сравнению с авторскими или аннулированы Патриархом ГПУ уже прибегало не раз. В данном случае, когда ГПУ ожидало смерти Патриарха и рассчитывало внести раскол в среду «тихоновского» епископата опубликование подобного «Завещания» чрезвычайно выгодно ГПУ. Привлечение Декларации митрополита Сергия подтверждает, что автором текстов и «Завещания» и Декларации был сотрудник ГПУ, вероятнее всего, Е. Тучков, однако оба документа имели в своей основе в очень значительной степени измененные авторские тексты Патриарха и митрополита Сергия соответственно.
[1] Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в XX в. М., 1995. С. 128−130. [2] Цыпин В., протоиерей. История Русской Церкви 1917−1997 (История Русской Церкви Кн.9). М.: Изд-во Валаам. м-ря, 1997. С. 124. [3] Дамаскин (Орловский), иеромонах. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ века: жизнеописания и материалы к ним. Кн. 1. Тверь.: Булат,. Кн. 2. 1996 С. 15. [4] Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917−1941. Документы и фотоматериалы. М.: Изд. Библ. богосл. ин-та Ап. Андрея, 1996. С.217−218. [5] ЦА ФСБ. Д. Р-31 639. Л.48. [6] Там же. Л. 56 об. [7] Там же. Л.54. [8] ЦА ФСБ Ф.2. Оп.4. Д. 372. Л.332. [9] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917−1943 / Сост. М.Е. Губонин. М.: Православный Свято- Тихоновский Богословский Институт, 1994. С.509−512. [10] Виноградов В.протопресвитер. О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и деятельности Святейшего Патриарха Тихона (1923−1925) // Церковно-исторический вестник. 1998. N1 С.32−33. [11] Цыпин В. прот. История Русской Церкви. 1917−1997. С. 124−125. [12] Там же. С. 125. [13] ЦА ФСБ Ф.2. Оп.4. Д. 372. Л.304. [14] ЦА ФСБ Д. Н-3677. Т.4. Л. 121об. [15] ЦА ФСБ. Ф.2. Оп.7. Д. 405. Л.2. [16] Цыпин В. прот. История Русской Церкви. 1917−1997. С.567−568. [17] Акты. С. 682−684.
