Древняя икона Православной Церкви представляет собой особое явление в мире изобразительного искусства. Для многих по сей день православный образ остается загадкой, многое в нем вызывает непонимание, многим кажется более близким и привлекательным написанное, «как живое».
Еще за несколько столетий до Рождества Христова художники различных древних культур умело создавали прекрасные памятники всевозможных художеств, которые и ныне поражают нас своим мастерством. С пришествием на землю Богочеловека на основе языческой культуры возник росток нового христианского искусства, который возрос и оказался чуждым, как взрастившей его языческой почве, так и всему тому, что окружает его.
Икона не есть некое самостоятельное явление жизни, она — часть жизни Церкви Христовой. Христос, Глава Церкви, сказал о Себе: «Царство Мое не от мира сего», и Церковь Христова — не от мира сего, природа её отлична от природы земного мира. Сущность Церкви духовна, возвышенна, её жизнь и дыхание есть Глава Церкви — Господь. Её миссия — продолжение дела Христова.
Спасение мира и приготовление его к грядущему Царствию Божию есть миссия Церкви. Надмирность её сущности и её цели сообщили и всем внешним проявлениям её жизни особые формы, во всем отличные от форм и образов мирских, начиная с внешнего вида храма, резко отличающегося от прочих построек и кончая самым малым предметом церковного обихода. В храме все находится в соответствии с надмирной природой Церкви, и все согласованно служит её конечной цели существования на земле — спасению человека.
Таким образом, искусство Церкви и, в частности, изобразительное искусство имеет своё особое назначение и изобразительные формы. В церковном искусстве внешняя выразительная форма неотделима от вероучительного содержания. Уже этой особенностью своих внешних выразительных форм, кроме всего прочего, Церковь служит спасению человека. Неповторимость того, что встречает пришедшего в храм, — в священнодействиях, в пении и образах — настораживает, пробуждает вопрос, заставляет задуматься о вечности.
Итак, древняя икона есть часть жизни Церкви. Чтобы почувствовать разницу между основами искусства мирского и церковного, обратим сначала внимание на то, чем и как живет и «питается» искусство мирское.
Чтобы картина на любую тему получила силу жизни и способность производить впечатление на зрителя (что принципиально важно), художник должен пройти нелегкий путь. Прежде всего, он должен овладеть приемами и методами изображения того, что видит, и научиться видеть правильно и внимательно. Обычно мы, обладающие нормальным зрением, соприкасаясь с одними и теми же предметами, не замечаем ни их конструкции, ни цвета, а если замечаем, то вскользь. По мере развития наблюдательности, начинает развиваться более обостренное, более тонкое художественное зрение. Постепенно появляется способность проникать за внешнюю сторону видимого предмета. Характер людей, содержание природы разных времен года, настроение постепенно становятся доступными пониманию. Художник обучается не только видеть, но и передавать эти ощущения в образах и красках. В картину входят переживания художника, и через образы (реального мира) они становятся очевидны и зрителю. Другими словами, через внешний вид картины, через ее форму мы узнаем, какое настроение было заложено художником. Однако известно, что настроение весьма непостоянно и неустойчиво; поэтому, сколько настроений, столько может быть и внешних форм его выражения. В этом случае содержание и внешняя форма его выражения могут быть различны.
В творчестве мастера отражается его душа со всеми своими наклонностями, вкусами, настроениями, симпатиями и антипатиями. Видимый и окружающий мир является неиссякаемым и совершенно необходимым источником впечатлений для художника, из которого он черпает свои образы, даже если они лишены реальности.
Через зрительное впечатление, «жарко вдохновившись», у художника возникает некий образ будущей картины. Начинается творческий поиск, опять с привлечением натурных зарисовок, видимых ранее образов и событий. Художник всецело погружается в творческий процесс. Во время такой работы художник, смотря по темпераменту, бывает даже похож на одержимого — по той увлеченности, страстности, с какой он все обдумывает, представляет и переживает.
У известного русского художника Крамского, во время работы над картиной «Христос в пустыне», были даже зрительные галлюцинации, так он был поглощен своей напряженной работой. В своих зрительных галлюцинациях он видел эту сидящую фигуру Христа, и даже обходил ее вокруг. Такое эмоциональное горение есть внутренний рычаг творчества художника, без этого огня не возникает произведений искусства.
Работа над созданием картины порой продолжается много лет и бывает связана с многими трудностями как техническими, так и психологическими. Что же является собственно подлинным содержанием такого искусства?
Тема, несомненно, входит в понятие содержания. И именно темы делят все художественное творчество на «жанры» — виды: портрет, пейзаж, натюрморт и т. д. Тем не менее, тема не исчерпывает понятия содержания. Ведь одна и та же тема разными художниками может быть понята и разработана по-разному. Это искусство не ставит для мастера никаких рамок, он относительно свободен в решении поставленной себе задачи. Художник произвольно решает поставленную задачу и светскую, и религиозную, трактуя ее в своем восприятии, или в том аспекте, какой ему было предложено решить.
Подлинным, действительным содержанием картины является настроение автора, его душа и тема порой отходит на второй план. Вместе с этим и приемы и манеры письма у каждого мастера свои. Один пишет гладко, другой, наоборот, сохраняет каждый мазок в отдельности. Один выписывает множество деталей, другой пишет широко, большими планами и т. д. Во всем проявляется индивидуальность автора, «его лицо». Это в светском искусстве, вероятно, самое ценное.
Но можно ли представить, что художник, обладающий обостренным зрением, безошибочен в своем понимании и суждениях, в своем видении окружающего мира? Несомненно, он во многом может заблуждаться и показать образ однобоко, узко, примитивно. Например, что и как он может написать в портрете, если он свою модель ненавидит, а в другом случае, если он ей симпатизирует. Это опять лишь его субъективное восприятие — и только. Поэтому, на каждой картине непременно стоит подпись автора, и это естественно, ибо это его личное понимание того, что изображено.
С внешней же стороны всякая картина является окном в окружающий нас материальный мир: пространственный, красивый, с хорошо известными нам образами, предметами, природой, лицами, такими «живыми», впечатляющими, восторгающими, умиляющими. И мы, смотря на картины, испытываем эстетическое наслаждение, в той или иной степени переживаем те же чувства, которые испытывал её автор. В этом творчестве на любую тему наслаивается постоянно бурлящая, увлекающаяся, мятущаяся без конца, страстная, ищущая, ничем полностью не могущая удовлетвориться наша душевность. Постигнув одно, она уже ищет другого, уловив новую цель, скоро ее оставляет, стремится вперед к новым художественным задачам — и так без конца. Какова наша жизнь: суетливая, страстная, переменчивая, увлекающаяся — таково, по сути, и светское искусство — ее зеркало.
Жизнь Церкви, как и ее искусство — надмирно, течет выше всего земного, беспокойного, изменчивого, своенравного. Мир духовный невещественен, невидим и недоступен обычному восприятию, хотя и окружает нас. Мирской человек не может проникнуть в его таинственную область, ни, тем более, черпать из него какие-либо образы. Между тем, изобразительное искусство и здесь остается основанным на зрении; как и для обычного художника, для иконописца необходимо, прежде всего, научиться правильно видеть, прозревать духовные области. Евангелие говорит: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 7, 8). Чистота сердца — это смирение сердца. Величайший пример образа смирения нам дан в лице Господа Иисуса Христа, к следованию Ему призваны все. Достижение этой чистоты есть дело жизни. В следовании за Христом, в молитве, взывании о помощи при сосредоточенном внимании ко всему, что делаешь и о чем мыслишь, изо дня в день, из года в год, по крупинке, незаметно накапливается опыт в духовной жизни. Без такого личного опыта духовный мир непостижим. Можно о нем философствовать, можно даже называться христианином, но оставаться, тем не менее, в нем слепцом. Если духовное направление выбрано верно, то человек, прежде всего, начинает узнавать себя, свое лицо во всей его внутренней неприглядности. Это есть начало просветления духовного зрения. [1]
Познавая себя, смиряя, по мере преуспеяния — очищаясь, человек привлекает благодать Божию, которая отверзает духовные очи, дает дар видения духовного. История Церкви изобилует примерами высоких степеней духовного прозрения (прп. Мария Египетская, прп. Андрей, Христа ради юродивый и многие другие). Способность зреть сокровенное дается человеку только за чистоту сердца.
VII Вселенский Собор признает истинными иконописцами святых отцов Церкви, ибо они опытно следовали Евангелию, получили просветленные духовные очи и могли созерцать, что и как надо изображать в иконе. Те же, кто только владеет кистью, относится ими к исполнителям, мастерам своего дела, ремесленникам или иконникам, как их называли на Руси.
Иконописец, который и сам происходил часто из подвижников, написав икону, приносил ее на рассмотрение предстоятелей Церкви; и только после утверждения на ней ставилось имя изображенного, чем она и освящалась и усвоялась этому святому.
Таким образом, в противоположность мирской картине, древняя икона рождалась не по воображению и возбужденной фантазии художника, не на личном восприятии и произвольном толковании сокровенных Божественных Истин, а на богопросвещенном разуме святых отцов, в послушании голосу Церкви. Через послушание иконописец приобщался опыту Церкви, духовному опыту всех предшествующих поколений святых отцов, вплоть до апостолов. Поэтому, подлинным содержанием древней иконы является учение Церкви, православное богословие, подлинный святоотеческий духовный опыт отцов учителей Церкви и подвижников благочестия, опыт, проникнутый молитвой, неразрывно связанный с богослужением. Содержание же, как было отмечено, подсказывает форму, в которую его необходимо облечь. Содержание от формы неотделимо. Все это было выработано разумом Церкви под благодатным покровом Святого Духа, в ней действующего. Это особая форма, отличная от всего, что мы видим вокруг себя, форма постоянная, единая, твердая — канон; и в нее должно облекаться не настроение художника — нечто земное, а единая, незыблемая Божественная Истина.
Эта форма и была передана Церковью всем художникам, которые бы пожелали принести свой талант на служение Церкви. Эта форма есть предание святых отцов Церкви иконописцам. Свято следуя их завещанию и Священному Преданию, благоговея перед высотой и глубиной священного образа Церкви, иконописец, забывая свои личные интересы, радостью радования воплощал в образе духовную красоту Православия. И ни один из них не дерзнул подписать на созданной им иконе свое имя, ибо в ней он не почитал ничего своим, личным: ни формы, ни содержания.
Как же иконописец готовится к написанию иконы? Через сугубый пост и молитву, через послушание своему духовному руководителю, через самоотвержение — для того, чтобы в его труде не проторглась бы его человеческая, душевная, страстная природа и не исказила бы Божию Истину. Чтобы самому, насколько возможно, приблизиться к миру, которого ему предстоит коснуться кистью.
Преподобный Алипий, первый русский иконописец, постоянно трудился, живописуя иконы для всех людей и для всех нуждавшихся в них храмов. Ночью он упражнялся в молитве, а днем с великим смирением, постом, любовью и богомыслием занимался этим рукоделием. И по благодати Божьей (как повествует житие), видимым образом воспроизводил он как бы самый духовный образ добродетели. Нам известен целый сонм подобных иконописцев-подвижников Русской Церкви. [2] Так писали иконы все подвижники Церкви.
Обратим еще внимание на внешнюю форму образа. Надо заметить, что для изображения того, что «око не видело, ухо не слышало и что на сердце человеку не приходило» нет на человеческом языке ни точных слов, ни образов. Поэтому, Церковь, движимая Духом Святым, придала церковному изображению лишь подобие (символ), с одной стороны, мира видимого, с другой — мира невидимого.
Церковное изобразительное искусство создает в иконе не саму Истину, а лишь ее подобие — образ. Пользуясь образами земного мира, отрешает эти образы от их грубой материальности, вещественности, чисто земной красивости, от совершенно неуместной страстности настроения художника (его душевности) и подводит этот образ к непоколебимому, незыблемому покою вечности, бесстрастия, исполняя, вместе с тем, глубиной небесных тайн. По внешней же форме этот образ бесконечно прост: плоскость, линия и краски — но и образ Божественного Основателя Церкви также бесконечно прост. Перед земной красотой этого недосягаемого Образа пало в прах все, что до того считалось мудрым, могучим, благородным и красивым. Так и перед простотой церковного образа пала вся изысканность и чувственная красивость, светского изобразительного искусства.
[1] Об этом и молимся непрестанно: «Просвети очи мои, Христе Боже, да никогда усну в смерть.», «Свет Невечерний Рождшая, душу мою ослепшую просвети» и др.
[2] Ярким примером может служить иконописец Нил (1801−1870 гг.) из Нило-Сорской пустыни.
