 |
| Известия | Владимир Легойда | 29.09.2011 |
Вот уже почти 15 лет я регулярно встречаюсь глаза в глаза со студентами.
Достаточный срок для того, чтобы проанализировать накопившийся опыт и ответить себе на вопрос: а что изменилось в студентах за это время? Если отбросить в сторону извечное и непродуктивное «в наше время трава была зеленее, воздух чище, а люди — умнее», то можно заметить следующее.
Прежде всего совершенно очевидно, что изменились фоновые знания современной молодежи. То есть не знания, получаемые в результате изучения школьных предметов, а культурный интеллектуальный фон жизни молодого человека, общая питательная среда его специального обучения. Для преподавателя-гуманитария фоновые знания студента более чем важны — это та общекультурная база, к который ты можешь (или не можешь) апеллировать. Пушкин, Достоевский, русские сказки и советские фильмы давно уступили место Гарри Поттеру, Леди Гага и компьютерным играм. И еще много кому и чему другому, и пока не совсем понятно, как использовать это в высшей школе. Конечно, разные фоновые знания у разных поколений — факт естественный. Однако особенности культурного фона нынешней молодежи — факт новый и, как мне кажется, нами до конца не осознанный и не осмысленный, а потому создающий немало проблем.
Кроме того, с очевидностью размывается существовавшая веками и привычная поколению преподавателей система отношений «учитель — ученик», лежавшая в основе образовательного и воспитательного процесса любой культуры. Ученичество — это особый этап жизни, особое состояние, когда человек учится учиться. И начинается этот этап с трех «с»: с умения слушать, слышать и слушаться. Современный же школьник и студент все больше ощущает себя скорее покупателем в супермаркете или дорогом бутике (в зависимости от школы и вуза). Он пришел не слушать и слушаться, а покупать — нередко то, что ему нравится, что его развлекает. Хрупкая грань между обучением с увлечением и обучением с развлечением современными студентами-покупателями не осознается. К сожалению, не всегда осознается уже и учителями-продавцами.
Общество потребления медленным, но тяжелым катком утаптывает старое доброе образование, нужное прежде всего для совершенствования человека, для обретения им образа мира и себя, иными словами — для формирования мировоззрения. Сегодня образование превращается сперва в зарабатывание необходимых баллов на ЕГЭ (ничего не имею против тестовой системы, но нельзя проверку знаний сводить только к тестам), затем — в способ получения диплома как необходимого атрибута успешной жизни в современном обществе. Эта общемировая тенденция уже вполне усвоилась и нашей образовательной системой и все более заменяет собой существующую пока норму, согласно которой вузы дают людям образование, а не просто диплом о его наличии.
Еще одна опасная тенденция — это постепенный, но постоянный рост количества студентов на одного преподавателя. То есть личный контакт становится все менее существенным в учебном процессе. В этой связи система перестанет воспроизводить учителей, так как с увеличением потребности в количестве выдаваемых дипломов произойдет качественное изменение уровня преподавателя. А без учителей исчезнут и последние ученики. Кстати, справедливо и обратное — без учеников никогда не появятся и учителя.
Если преподаватель перестает быть для студентов наставником и превращается исключительно в продавца, реализующего определенный набор знаний как некий товар с конкретной измеряемой стоимостью, — это чревато большими драматическими последствиями для всего общества. Выступая недавно в Воронежском университете, Святейший патриарх Кирилл отметил: «Преподаватель — не продавец, который предлагает купить у него некоторые знания. Это наставник, который помогает молодым найти свой путь в жизни». А еще предстоятель Русской церкви подчеркнул, что две общественные системы, образование и оборона, могут быть только общенациональным делом. И перевод обеих исключительно в сферу предоставления рыночных услуг — большая ошибка, об угрозе распространения которой патриарх предупреждал неоднократно, и его опасения нельзя не разделить.
Конечно, самым неправильным в сложившейся ситуации было бы сидеть и горевать над разбитым корытом былого. Во-первых, совершенно очевидно, что работать надо с теми студентами, которые есть, — и не просто потому, что других не будет. Просто если рынку или даже науке нужны не все, кто получит диплом, то Богу нужны все. И христианский долг преподавателя — в меру сил и личного таланта по-прежнему «сеять разумное, доброе, вечное». Даже если тебе не скажут спасибо. А вдруг по воле Божией найдется среди студентов такой, кто действительно захочет учиться, чтобы стать носителем и хранителем культуры.
Во-вторых, если в современной культуре и есть что-то, что способно эффективно противостоять наступлению общества потребления во всех культурных сферах, так это религиозная Традиция. Христианство устроено на принципиально антипотребительских основах. Наша вера стоит на Жертве и жертвенности, исключающей потребительское отношение к жизни. В этом смысле именно культура христианства создает условия для качественного образовательного процесса, который всегда представлял собой сочетание обучения и воспитания.
Сказанное не следует понимать как призыв к безмерному росту числа церковных учебных заведений. Скорее, речь идет о личной ответственности преподавателя любого вуза перед Богом и людьми.
Вот и получается, что задача, которая стоит перед современными гуманитариями, — это задача воцерковления культуры. Задача, всегда до конца не выполнимая в силу противоречивости самой идеи христианской культуры, ведь Царство Божие не от мира сего.
…Наверное, христианская культура, в отличие от политики и дипломатии, традиционно считающихся искусством возможного, есть искусство невозможного — до конца невозможного, но правильного и необходимого. А значит, и выбора у нас нет.
