 |
| Радонеж | Игумен Даниил (Гридченко) | 29.09.2011 |
Дмитрий Быков, — известный писатель и публицист, посетовал недавно, что изданные лет десять тому назад письма старца о. Иоанна Крестьянкина — тривиальны. Что ж, если рассудить, так и жизнь сама по себе — штука довольно тривиальная. И уж, тем более — смерть. А также спасение или погибель в вечности. И не поэтому ль они, как правило, остаются где-то за скобками сознания современного (да и несовременного тоже) так любящего сложность российского интеллигента.
А что касается текстов, — то тут уж дело вкуса. На мой непросвещённый, — так и у уважаемого Дмитрия Львовича они какие-то легковесные. При всей изысканности слога и мысли. Пробовал читать — не пошло. Или лоб уж больно толоконный, или не хватает в них чего-то. На дремучий поповский взгляд, — если смыслы в них заложенные далее банальных семидесяти-восьмидесяти лет не распространяются, то их и вовсе нету. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков (1Кор. 15:19). Судя по всему, Дмитрий Быков так не считает. Да и Бог бы с ним, если б не одно обстоятельство. Талантливый писатель, поэт, публицист объявил тут вдруг, — что он православный обновленец и критикует Церковь справа. Мол де, примитивная она, и сложности в ней не хватает.
И что тут скажешь? Для начала б в терминах определиться. Уж коль скоро обновленец и критикует, то слева, а не справа. Но, а насчёт сложности. «Там, где просто, там ангелов со ста, а где — мудрено, там ни одного». Это уже из преподобного Амвросия Оптинского, которому почему-то больше доверятся… Равно как и о. Иоанну, среди «тривиальных» писем которого есть одно особо тривиальное, помогшее мне, тем не менее, в своё время в отнюдь не тривиальной ситуации избежать если не окончательной погибели, то роковой ошибки.
Вообще-то, в Церкви должно быть трудно, а не сложно. И уже по одной простой причине: Царство Небесное силою берётся (Мф. 11:12). А не абстрактными рассуждениями. И хоть человек — существо преимущественно словесное, понимание реальной опасности собственной гибели, а значит необходимости Спасителя, — не от слов одних появляется. Равно как и истина, которая вопреки расхожему мнению в спорах не рождается. А если и рождается, то крайне редко. Тогда обычно, когда больше слушают, чем говорят, — что, увы, в интеллигентской среде почти что нонсенс.
Впрочем, не хочется быть невежливым и ругать новоявленного «обновленца» уж как-то слишком. И не потому только, что среди того, что он пишет и говорит немало такого, с чем трудно не согласится. Тут ещё и личное. Вспоминается собственное обретение христианства, далёкий 1983 год, когда я — молодой послушник, лишь год назад крестившийся, не поверил наместнику нашего тогда только открывшегося Данилова монастыря, что главное в жизни христианина — молитва. Окончательное понимание этого пришло гораздо позже, лишь через десять лет, уже в Оптиной Пустыни, на Пасху, когда хоронили наших убитых братьев. Когда нёс гроб самого молчаливого из них — инока Ферапонта, оно пришло как дар, как всё подлинное, что от Бога приходит.
А ведь и до того много чего было. И подпольные встречи на квартирах с замечательным батюшкой — отцом Дмитрием Дудко, и молодёжная община вокруг него, и первая духовные книги на неразборчивом ксероксе. Это были авва Дорофей и Иоанн Лествичник, а не Александр Мень и Сергий Желудков, но, странно, — несмотря на имеющееся высшее образование, они от Бога не отталкивали, а привлекали. Тем не менее, тогда на самой заре воцерковления казалось то, что, может быть, Дмитрию Быкову кажется и сейчас, — главное в Церкви — разговоры разговаривать, а не сокровенный сердца человек в истинной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом (1Пет. 3:4).
Много сейчас говорят о миссии. Но, опять же, — удивительное дело, самое «миссионерское», с чем приходилось встречаться в последнее время — книга прописного консерватора и традиционалиста — сретенского архимандрита Тихона (Шевкунова). Оттого ли, что её герои — настоящие? Но именно настоящее влекло рафинированных московских интеллигентов четверть века назад в глушь, в какую-то дыру в псковских болотах, к батюшке, который и проповеди толком сказать не умел.
Однако ж, не будем обольщаться, — и подлинное не на всех действует равно. И если не слушали Христа, — что говорить о Его немощных последователях. Есть у Бродского строчка в одном стихотворении — «неверье — слепота, а чаще — свинство». Так вот первое из второго, как правило, проистекает. Можно, конечно, проповедовать и среди указанных малосимпатичных животных, но, увы, результат бывает все тот же, что и в известной евангельской притче о жемчуге.
И поэтому, пожалуйста, — «не стреляйте в тапёра, — он играет, как может». В конце концов, «толоконные лбы» могут ещё и пригодится. Ведь как не крути, а помирать-то всем придётся.
