 |
| Сайт Свято-Елисаветинского монастыря | Дмитрий Артюх | 22.09.2011 |
Все вокруг дышит осенью. Солнце, от которого летом хотелось прятаться, сейчас играет манящим теплом. И в этой игре (казалось бы, умирания природы) столько красок, тонов и полутонов — музыки, нежности. любви, что кажется: растворялся бы в этой осени и проживал ее снова и снова. Но на Земле все течет, все меняется и эта осень уже не повторится. Она сменится зимой, зима — весной. Потом новое лето, новая осень, зима, весна… И нужно идти дальше. Но так часто бывает, что, ступая в глубину лет, мы забываем прошлое. Сначала из памяти стираются мелочи, затем — дни, недели, месяцы, годы.
Но стоит открыть фотоальбом или посмотреть кинохронику, как эпизоды прошлой жизни оживают. Для меня такой машиной времени является документальный фильм «Новогрудская Голгофа». Он был снят Информационным агентством Белорусской Православной Церкви в 2009 году и Господь сподобил меня принять участие в этом процессе.
Но обо всем по порядку.
Незадолго до…
Великий пост 2008 года. После продолжительного периода жизни вне Церкви появился помысел вернуться. Вспомнилась бабушка Лена, которая в детстве всегда водила в храм в честь иконы Божией Матери «Казанская», я был на литургии, причащался, но, приехав в Минск учиться, забыл ее уроки.
Суббота…
Дочитав каноны, иду в храм в честь Оптинских старцев, но иду как будто не сам. Чувствую: меня туда несут. Не знаю кто, не знаю как, но я не сопротивляюсь. Становлюсь в очередь на исповедь. Мне так стыдно, страшно — и я пропускаю всех вперед, иду последним. Отец Валерий, уже уставший после вечерней службы и множества исповедников, без удивления, раздражения, с какой-то непонятной мне тогда любовью выслушивает и даже благословляет причащаться. На душе становится легко. Я радостный возвращаюсь домой.
Немного отойдя от ворот храма, понимаю: не могу дальше идти. и дышать не могу. Такое чувство, что меня кто-то душит. Стою и не знаю, что делать. Не помню, о чем я тогда подумал (надеюсь, просил помощи у Бога), но меня отпустило.
А утром я был у Чаши.
…смерти, которой нет
Приближалась Радоница. Я не мог не поехать на кладбище к бабушке. Правда, та бабушка, что впервые открыла мне двери храма, похоронена где-то за Уралом. А вот бабушка Оля, отец которой прислуживал в храме Успения Пресвятой Богородицы, покоится в родной деревне Волковичи Новогрудского района.
Кладбище было в ужасном состоянии. Везде валялись банки от краски, кисточки, ведра, бутылки, ржавые прутья от венков, облезлые искусственные цветы, даже памятники. Ограды были перекошенные, облезлые и мрачные, на некоторых висели вывернутые ураганом деревья. Рядом стояли заросшие мхом кресты (деревянные и каменные), многие успели врасти в землю; одинокой смотрелась полуразрушенная часовня, на верхушке которой проросли деревья. Все кладбище было в бурьяне выше человеческого роста, кустарнике.
Я подумал: «Так это же моя душа!.. Господи, спаси!»
Но в этом заброшенном и забытом людьми месте я все равно увидел красоту, почувствовал дыхание жизни. Мне захотелось остаться и навести порядок. Своими мыслями поделился с Галиной Ковальчук (научным сотрудником Новогрудского историко-краеведческого музея) и мы начали думать, как оживить наши мысли.
Я стал часто приезжать на кладбище, бродил, смотрел на памятники, кресты. Думал. С сестрой Валентиной покрасил ограду бабушкиной могилы. И на этом была вся уборка кладбища.
Прошел год
Вторник, 28 апреля. Пасха усопших. Люди на кладбище ждут батюшку. Из толпы доносится:
— А ў нас гэто ж новы настаяцель, ацец Нікалай служыць тутака будзе.
— Во каб такі ж як быў, але дзе там — замардавалі.
С раннего детства я слышал о священнике, которого убили. Люди рассказывали, что где-то в лесу повесили, другие говорили, что живьем в землю закапали и пастухи нашли его по торчавшей из земли руке. Как его звали? Где служил? Ничего точно о батюшке я не знал.
Слышу, доносятся пасхальные песнопения. К могиле бабушки Оли, которая покоится у стен часовни, подходит молодой отец Николай Орса. Я у него спрашиваю:
— А когда будете часовню освящать?
— Сначала ее нужно отремонтировать, — рассудительно ответил священник.
Так мы и познакомились.
В мае я приехал к отцу Николаю в Новогрудок в Борисоглебский храм, где он стал настоятелем, побеседовал с ним и рассказал о замученном батюшке Николае Недведском, информацию о котором помогла собрать Галина Ковальчук. Я взял у отца Николая благословение снимать фильм.
В это же время будущий режиссер «Новогрудской Голгофы» Светлана Демченко услышала песню Петра Елфимова «Колокола» и подумала: «Скоро у меня будет работа, эта песня мне пригодится». Со Светланой я не был знаком, поэтому наброски сценария показал Максиму Михальцову — режиссеру киностудии Свято-Елисаветинского монастыря. Максиму (с ним меня познакомила художница Светлана Цивилько) идея понравилась, но сценарий был слабым, не киношным, похожим на телевизионный сюжет. Название тоже было неброским, осуждающим «До четвертого колена». Максим сказал, что над фильмом нужно поработать, и предложил посоветоваться с отцом Александром Якутиком — руководителем Информационного агентства Белорусской Православной Церкви.
Так начался сценарно-съемочный процесс. Сначала я один приезжал в Волковичи, ходил по окрестностям, расспрашивал местных жителей о замученном батюшке, думал над названием. Почти всегда к этим походам присоединялась Галина Ковальчук. Она что-то узнавала — сообщала мне, я узнавал — звонил ей. Помню после очередного тура по новогрудским деревням иду на минский автобус, из дома выходит бабушка и говорит:
— У маёй суседкі ёсць здымак з пахавання. Яе цётку бацюшка адпяваў.
Потом старушка подсказала, к кому еще можно прийти, рассказала то, что сама помнит. И так шаг за шагом находились люди, фотографии, свидетели.
Помню, Дарья Скворода ведет меня, Галину Ковальчук, отца Николая Орсу с матушкой Валентиной на ту гору в Сенежицком лесу, где батюшка принял мученическую кончину.
— Мне тады было шэсць год, я слаба помню дарогу, — оправдывается она, пока мы блуждаем по лесу, ищем.
Вдруг видим: посреди тропинки сломанное дерево, словно указательная стрелка, показывает наверх.
— Во, во гэто место, — радостно восклицает старушка и ее глаза наполняются слезами. Мы все смотрим на высокую крутую гору, потом осторожно поднимаемся наверх.
Выйдя из леса, бабушка Даша показывает Касьянов хутор, где священник провел последние земные дни, потом мы видим согнутую березу, часть которой высохла, а часть зеленеет.
Потом активизируется работа на кладбище: привлекаются солдаты, местные жители, органы власти, новогрудская и минская общественность. Находятся родственники, на Новогрудской Голгофе устанавливается крест, на кладбище — новый памятник, местная епархия издает брошюру об убиенном священнике.
В октябре владыка Гурий (в миру Николай Петрович Апалько) приезжает освящать храм в честь Успения Пресвятой Богородицы (класс в здании закрытой двухэтажной кирпичной школы, которую передали церкви) и проходит первый Крестный ход на Новогрудскую Голгофу.
Кстати, храм в Волковичах разрушили на заре правления Хрущева. Разобрали и перевезли в соседнюю деревню, где расширили деревянную школу. Правда, сегодня той школы уже нет, развалилась, а вот старый церковный сруб стоит. А новая школа? Она пустует за отсутствием учеников. Вот и передали ее Церкви.
Батюшка Николай, наверное, чувствовал, что храм разрушат. Накануне погребения (его собирались хоронить у стен церкви, где 20 лет служил) он приснился матушке Вере и сказал: «Я был простым человеком, поэтому и хороните меня, как и всех — на кладбище».
Во время войны немцы спрашивали у матушки имена мучителей, хотели отомстить, но она ответила: «Бог им судья».
Местные жители имена мучителей знают, знают до сих пор. Они видели, как складывалась их судьба, как заканчивалась жизнь, как внуки и правнуки рассчитываются за грехи отцов.
Например, слепая девушка, о которой упоминается в фильме, уже умерла. За неделю до Крестного хода она кричала, кричала, а прошел Крестный ход — успокоилась и скончалась.
Сегодня
5 сентября 2011 года. Кладбище опять зарастает кустами, но к могилке батюшки тропинка протоптана и в вазе стоят живые цветы. На Новогрудской Голгофе над крестом склонилось дерево и все оно усыпано молодыми ярко-зелеными отростками, напоминающими венок с живыми цветами, которыми украшают иконы на престольный праздник. Я пожалел, что не было у меня в ту минуту фотоаппарата. Чудо ведь: осенью распустились листья!
Люди на Новогрудскую Голгофу почти не ходят. Вот природа сама и заботиться, чтобы ко дню мученической кончины батюшки было красиво.
Правда, один раз в год (когда сельчане соберут урожай) от Волковичского храма Успения Пресвятой Богородицы на Новогрудскую Голгофу идет Крестный ход (протяженность примерно 6 километров), по копейкам собираются деньги на строительство храма в честь Замученных и Убиенных в годы безбожия. Владыка Гурий благословил строить его на месте убиения, но активности и большого желания со стороны людей нет. Я думал снимать вторую серию фильма и назвать его «Новогрудская Голгофа. Преображение», но вижу, что почва еще сухая — фильму не из чего расти.
А как же хочется, чтобы люди пришли в Церковь, чтобы покаялись, изменили свою жизнь, бросили пить, воровать, материться. Но не мое это дело — упрекать, осуждать, перевоспитывать. Сам ведь не лучше, не могу послушать батюшку, который говорил: «Господи, да будет воля Твоя святая», и смириться.
О батюшке говорят
Протоиерей Николай Иванович Недведский пока не причислен к лику новомученников, но многие его почитают и просят помощи. И помощь эта приходит.
Я благодарю Бога за то, что происходит в моей жизни, за то, что присутствие батюшки освящает ее. Он со мной с детства. Он меня ведет, воспитывает, поддерживает. Сначала я этого не понимал, но сейчас, придя трудиться в монастырь, я знаю, что батюшка всегда рядом, всегда утешит. По его молитвам Господь даровал маме исцеление — после десяти лет болезни она уже третий год не пьет. С зеленым змием пытается бороться отец. Маленький крестник, который от рождения не ходил, уже делает первые шаги. Столько милости! Столько подарков! Столько любви! Как же хочется быть благодарным за все!
Екатерина Василевская, деревня Рутка, Новогрудский район:
— Батюшку я всегда вспоминаю в трудную минуту — и на душе становится спокойно. А что помню с детства?.. Помню, что моя мама пела на клиросе, а я училась в школе, где батюшка Николай и матушка Вера преподавали «Закон Божий». Батюшка говорил: «Колькі на карове шарсцінак, стаквеля да Бога вярсцінак». А как-то я заболела менингитом и врачи уже прощались со мной, но батюшка молился, вся школа молилась — и я вот уже девятый десяток, слава Богу, живу.
Татьяна Небоженко, город Минск:
— О мученической кончине отца Николая я впервые услышала в детстве от бабушки. Я понимала, что он священник, праведник, мученик. С того времени ее рассказ в моей памяти. Батюшка для меня какой-то родной, близкий. Трудно описать словами свои чувства к нему. Наверное, это большая любовь и благоговение. Когда я сознательно пришла в Церковь, то стала молиться о его упокоении и верю, что Господь слышит его праведные молитвы о нас. Однажды у меня заболела дочь, были частые эпилептические приступы, я обратилась к батюшке с молитвой от всего сердца — и помощь пришла, нам стало легче. Этот случай я отчетливо помню. А был еще один. Как-то летом я собиралась на один день съездить к бабушке в деревню. И мне очень хотелось зайти на кладбище к батюшке, какая-то внутренняя потребность была, но я не знала, где конкретно он похоронен. А кладбище-то далеко от дома бабушки. Нужно идти пешком километров шесть-семь. Но мне все удалось, я все успела. На сердце была огромная радость и мир. Это, кстати, был первый раз, когда я в осознанном возрасте посетила его могилу. Я уверена, что придет день, когда Господь его прославит.
Елена Грицкевич, деревня Волковичи, Новогрудский район:
— У нас на праздник Покрова Пресвятой Богородицы всегда фэст был и мы Крестным ходом ходили на Святой Ров. Он в нескольких метрах от Новогрудской Голгофы. И многие, особенно те, кто болел, шли туда на коленях с иконами в руках. Батюшка там молился, освящал воду, окроплял нас, мы много домой набирали и каждое утро пили. Те, кто болел, исцелялись, от разных болезней исцелялись и от слепоты, и от бездетности. А сейчас же тот Ров завален, засыпан и никакой воды нет. Не стало батюшки — и Святой Ров никому не нужным стал.
Мария Адамович, деревня Волковичи, Новогрудский район:
— Меня в 1939 году еще не было, я родилась позже. Но в семье батюшку Николая всегда вспоминали. Мой отец помогал ему по хозяйству, а у моего мужа он «Закон Божий» преподавал. Строгим был и требовательным, не боялся правду в глаза сказать. А вот матушку-то я помню. Она часто сюда приезжала. И на могилку ходила, и на Голгофу. А когда уже ее не стало, то мы с женщинами смотрели за могилой. Ее же хотели уничтожить, засыпать мусором, но мы всегда убирали, выпалывали, подсыпали и просили у батюшки, чтобы нам помогал.
Где храм — там надежда
После того как был смонтирован фильм (а это случилось в декабре 2009 года), я некоторое время трудился в Новогрудской епархии, потом в американском благотворительном фонде «Спас». Было чувство какой-то недосказанности — и наша творческая группа (Информационное агентство Белорусской Православной Церкви, Американский благотворительный фонд The Saviour («Спас»), Новогрудская епархия) решила сделать телеочерк «Где храм — там надежда».
Помочь в строительстве храма можно, связавшись по телефону 8−029−619−12−94 с иереем Николаем Орсой.
