Нескучный сад | Протоиерей Константин Островский | 19.09.2011 |
Как понять, люблю ли я деньги, если жизнь проходит в режиме жесткой необходимости? Например, приходится выбирать: купить пальто или в отпуск съездить? Я не могу не радоваться новой книжке, одежде, духам (вдруг), билетам в театр. И для детей хочется и спортсекцию оплатить, и английский. Разве это не естественные потребности? Имеет ли место сребролюбие в жизни очень среднего россиянина, который живет на зарплату? С другой стороны, как и всякой страсти — как ей не быть? А может, сребролюбие бедных — это зависть?
Размышляет протоиерей Константин ОСТРОВСКИЙ, благочинный церквей Красногорского округа, настоятель Успенского храма г. Красногорска.
— У нас много естественных желаний, но не нужно забывать, что, перефразируя народную пословицу, мед дарованного нам Богом естества отравлен дегтем наших страстей. Поэтому естественность далеко не всегда синоним праведности.
Я тоже, как и автор поставленных вопросов, всегда радуюсь: и хорошо изданной книжке, и новым вещам, и вкусным печеньям, и даже, не буду лукавить, просто деньгам. Я на деньги могу себе купить: и книжку, и рубашку, и торт. Могу потратить деньги и на добрые дела. Да будь у меня много денег, сколько я мог бы сделать замечательных дел! Даже и в мировом масштабе развил бы свою благотворительность! А вот дальше — читайте Достоевского, «Преступление и наказание».
А еще, деньги дают определенный статус в обществе: чем больше денег, тем выше статус. А чем больше меня уважают, тем больше я могу влиять на общество, опять-таки, конечно, ради высших целей.
Кроме того, деньги несут душевное спокойствие. Без них все время думаешь, где их взять. Как оплатить коммунальные услуги, выдать жалованье сотрудникам, обеспечить продуктами трапезную, отремонтировать подвал и так далее, и далее, и далее. А когда у меня сейф полон денег, то я спокоен и уверен в себе и в завтрашнем дне.
Скажет кто-нибудь, что все перечисленные блага ничего не дают для вечности. На это можно ответить, что сама по себе бедность тоже не гарант вечного блаженства. Для вечности можно делать разные добрые дела (с помощью тех же денег), можно регулярно ходить в церковь и исполнять там, что положено, и еще можно дома читать молитвенное правило. А для временной жизни пусть уж будут деньги.
Почему же тогда апостол Павел сказал, что «корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим. 6, 10)? И почему любостяжание он прямо назвал идолослужением (Кол. 3, 5)? Потому что, Кто для меня поистине источник блага, Тот и есть мой Бог. А во что я верю как в источник благ, то и есть мой идол. Далеко не безобидны все те простые привязанности, которыми мы опутаны.
И то нужно, и это нужно, и это не грешно, и тем я никого не обидел. Вышла девушка замуж, идет с молодым супругом по улице. То одному встречному подмигнет, то к другому невзначай улыбнется. А что она такого сделала? Да, ничего. Просто она неверная жена.
Как бы ни были привычны и «невинны» наши страсти, лучше будем честно называть их греховными страстями, а не простительными слабостями, мол, все мы человеки. Будем со страстями бороться — тогда Бог нам поможет и нас простит, и признает своими, хоть и немощными, но все же верными чадами.
А что касается духовной оценки бедности и богатства, то это как посмотреть. С одной стороны, богатство — дар, а бедность — испытание. С этим и неверующий согласится. Но, с точки зрения вечности, не наоборот ли? Не дар ли бедность, которая, если человек ее примет с благодарностью и возложит все упование на Бога, откроет ему Небесные врата? И не испытание ли богатство? Иногда святые его решительно отвергали. Иногда принимали со страхом Божиим и употребляли по воле Божией. Но любовь к богатству, надежда на богатство — это надо уметь видеть в себе, в этом всегда нужно каяться, с этим нужно в себе бороться.
http://www.nsad.ru/index.php?issue=9999§ion=10 000&article=1637